В Харькове показали «Да, мой фюрер!»

В арт-подвале Муниципальной галереи состоялась премьера спектакля DE FACTO

 

Текст: Ольга Дорофеева

Фото: Ольги Чекаревой и Андрея Щеблыкина

 

Не часто в Харькове, где театры в основном работают в классическом репертуарном режиме, случается увидеть экспериментальный спектакль в формате проекта, где объединяются представители разных творческих коллективов. В арт-подвале Муниципальной галереи 27 июня состоялась премьера спектакля «Да, мой фюрер!», созданного командой театра DE FACTO под руководством режиссёра Розы Саркисян.

Пространство арт-подвала, предназначенное для необычных художественных выставок, презентаций работ молодых художников, задаёт атмосферу провокационной акции, а название спектакля подкрепляет такие предчувствия. В прямоугольной подвальной комнате без сценического возвышения с кирпичными неоштукатуренными стенами ещё до начала спектакля рассаживающиеся зрители видят неподвижно замерших актёров. Первое визуальное впечатление дополняет сценография, практические исчерпываемая деревянными табуретами, лавками и жестяными вёдрами (художники – Диана Ходячих и Вадим Северухин). Все средства направлены на создание неуютной напряжённой атмосферы, а когда спектакль начинается немецкой речью и дисгармоничной музыкой, от нарочитой тревожности становиться не по себе.


Определяя жанр спектакля, режиссёр называет его «неоконченным концертом для одной актрисы, фортепиано и оркестра». И это вовсе не метафора, а довольно конкретное разъяснение, ключ к пониманию непростой структуры действия. Специально для проекта «Да, мой фюрер!» композитор Александра Малацковская написала музыку, и сама же исполняет её. Не стоит останавливаться на том, насколько исключительный для современного театра сам факт сотрудничества композитора и режиссёра, да и живое музыкальное сопровождение спектакля – большая редкость. Здесь музыка становится не только одним из художественных средств, но и важной действенной силой, которая становится основой происходящего на сцене.

«Да, мой фюрер!» создан на основе монопьесы австрийской писательницы Бригиты Швайгер, текст которой – это монолог женщины, фанатично преданной идеи фашизма. Главную роль исполняет актриса Надежда Алюнова, в программке её роль обозначена как «соло». А аккомпанемент для партии героини создаёт «оркестр» в исполнении четверых актёров – Алексей Денисов, Елена Миллер, Маргарита Удовиченко и Олег Ходус.


Героиня Надежды Алюновой с яростной энергией непоколебимой в своих убеждениях фанатички обрушивает на зрителей историю о жизни, которую она всецело посвятила службе фюреру. Путаные монологи о детстве, о войне, и, конечно, о фюрере актриса дополняет постоянным движением – она прыгает, падает, выливает на себя воду. Сбитый ритм её существования подвластен логике сумасшедшей и подкреплён музыкальной стихией. И если действия героини связаны с произносимым текстом весьма условно – возникающие на сцене образы усиливают смысл её слов, но не передают его буквально, то в голосе, в мимике Н. Алюновой – совсем не метафора сумасшествия. Актриса со всей серьёзностью и правдоподобностью передаёт состояние женщины, поддавшейся массовому гипнозу нацизма, для которой утратили смысл почти все человеческие ценности. Перед зрителями с ужасающей убедительностью раскрывается внутренняя сторона личности героини, актриса воплощает напряжённую динамику её переживаний от вызывающе торжественной истеричности до безвыходной угнетённости.


Спектакль насыщен яркими визуальными образами, часто они рассчитаны на жёсткий эффект. Основным средством для раскрытия образа главной героини является текст – Н. Алюнова со всей отчётливостью передаёт смысл произносимого, иногда только придаёт словам неестественные интонации, пропевая их в тон беспрерывно звучащей музыке. Другими, нарочито театральными средствами пользуется «оркестр», насыщая партию героини выразительными смыслами, практически не используя слов. Остальные актёры как бы создают фон для развития действия, становясь то школьниками в воспоминаниях героини, то участниками митинга, то вовсе вымышленными персонажами. Их образы подчёркнуто гротескны, разыгрываемые ими сцены – выразительные метафоры, порой наполненные иронией. В пластике этих персонажей часто заметна механистичность – возможно, это оттого, что они безликие жертвы тоталитарной системы, а возможно, они в этот момент становятся марионетками в воспоминаниях героини, полностью подвластными её воли.

В спектакле выразительно заявлен его сложный художественный язык. Например, действие начинает девушка (Анна Коломийцева), вставшая из зрительного зала, одетая так, чтобы «слиться с толпой» и по-немецки, тоном экскурсовода как бы разъясняет аудитории происходящее на сцене, после чего садиться и продолжает смотреть спектакль (естественно, почти всем зрителям её слова остаются совершенно не понятными). Ещё несколько раз она прервёт действие своим неумолимым и всё также непонятным комментарием, а в один из самых напряжённых моментов вступает в спор с героиней спектакля. Персонаж спектакля, который в тоже время существует вне основного действия и может отстранённо судить о нём. Приём, отсылающий к эпическому театру Бертольда Брехта, но используется он условно и приобретает комический оттенок. К слову о театральных концепциях – нельзя с самого начала не заметить, как в «Да, мой фюрер!» ощутимо проявляется и идея театра жестокости Антонена Арто.

«Да, мой фюрер!» впечатляет и будоражит жёсткостью и внешних приёмов, и поднимаемых тем. Ни режиссёр, ни драматург, кажется, не стремятся оправдать героиню, они не выдвигают в её защиту факторы сложного детства или окружающих человека социальных проблем. Но и обвинительного тона не используют авторы спектакля – это не исповедь грешницы, ведь героиня не раскаивается. Сложнейшие проблемы, от распада  отдельной личности, до катастрофы мирового значения, выявляет команда театра DE FACTO, не выдвигая конкретных решений, апеллируя к индивидуальной свободе каждого принимать свои решения и нести ответственность за них. Отсутствие нарочито поучительных мотивов в реалиях сегодня, когда любая остросоциальная тема может стать орудием прямой агитации – свойство, присущие, пожалуй, истинно художественной акции.




Другие статьи из этого раздела
  • Шекспір vs Богомазов

    На горішньому поверсі офісного будинку, в клаустрофобному приміщенні в кінці вулиці Гончара є театр. Якщо добре розійтися фантазією, то замість театру Вільна сцена можна уявити собі булгаківську квартиру № 50 — де в буквальному сенсі вміщаються цілі світи: абсурдиста Іонеско, авангардиста Кольтеса, сучасного німецького драматурга Шімільппфенніга. Зрештою у безрозмірну кімнатку вліз і Шекспір, щоправда перформансований, переведений в режим оперних практик і сучасного актуального танцю.
  • Чехов Митницкого: трагедия личности

    С каким бы оправданным уважением мы бы не относились к классике, надо признать, что и она устаревает и перестает с нами, современниками, говорить. В чеховских текстах есть нечто не столько устаревшее, сколько диссонирующее с нашим временем, с нами, с нашим ритмом. Меланхолия, мечтательность, неопределенность и медлительность начала 20 века,  — все это не свойственно нашему миру, мы люди другого мирочувствования, мировоззрения и ритма.
  • «Грек Зорба»

    «Грек Зорба» — премьера в театре им. И. Франко, достойная внимания не только преданного «франковца», но и ценителя хорошего театра. Несмотря на некоторую затянутость сценического повествования, созданного по роману Никоса Казанзакиса «Я, грек Зорба», это — яркая, красочная, сентиментальная история об умении жить.
  • Толерантсвующая оргия и бельгийские кокетки

    Когда спектакль, а, точнее, постмодернистский перформанс «Оргия толерантности» бельгийского художника, скульптора, режиссера Яна Фабра закончился, чувства остались неопределенными. С одной стороны, смешно и забавно, а с другой — непонятно, так все-таки «за» или «против» констатируемой псевдотолерантности и общества потребления выступает Ян Фабр? Его постановка, состоящая из этюдных эскизов на тему «типажи и штампы современного мира», скорее заставляет мило потешаться над «глупышкой-потребителем», нежели испытывать к нему отвращение.
  • Непорозуміння

    Завжди приємно отримати привід звернутися до витонченої філософської літератури, наприклад, до творчості Альбера Камю ─ висока трагедійність ідей, точність образів і довершеність форми. Наче холодною ковдрою огортає самотність його героїв і його самого, екзистенційної людини, що живе в переддень своєї смерті, повсякчас тримаючи її у пам’яті. Вдвічі приємніше, коли до Камю звертаються вітчизняні режисери, в антагоністичному спротиві всетеатральному шароварному «гоп-ця-ця» в обгортках кайдашевих сімей та наталок полтавок в камерному, затишному театрі «Вільна сцена» з найхимернішим і майже найцікавішим репертуаром в усьому Києві нам пропонують Альбера Камю і його п’єсу «Непорозуміння».

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?