Хорошего ровно половина^{06 октября 2008}

Текст Марыси Никитюк

Премьера, Лаборатория Дмитрия Крымова, Школа Драматического Искусства, Москва

Лаборатория Дмитрия Крымова, художника и режиссера, сына знаменитого русского режиссера Анатолия Эфроса, совместно с фестивалем «Территория» представляют Opus 7. Спектакль состоит из двух частей: «Родословная», и «Шостакович». Премьера состоялась 4 октября 2008 года.

Лаборатория Дмитрия Крымова одна из нескольких коллективов-лабораторий, которые режиссер Анатолий Васильев поселил под одной крышей в бывшем своем театре на Сретенке, названном «Школой драматического искусства». Когда года три назад Анатолий Васильев позвал Дмитрия Крымова с его студентами под крыло «ШДИ», Крымов уже возобновил свои театральные опыты показом спектакля «Недосказки». Труппа Крымова не знает художественных границ: как художники они создают красивый визуальный мир декораций, вовлекая в игру предметность и оживляя ее, как актеры они играют, танцуют и поют. Другая театральная лаборатория «ШДИ» уже известна киевлянам, это — «ЛабораТрория» Бориса Юхананова, увлекшего публику интеллектуальным шутовским зрелищем «Голем» на прошедшем «ГогольФесте».

Список Имен

Первым в Opus 7 выступает спектакль «Родословная». Спектакль хоть и красивый, но все-таки — очередное невнятное высказывание на тему тяжкой доли еврейского народа. Здесь и пролитые черной краской на белые стены семь силуэтов, символизирующие «семь колен изралевых». И ветер, который несет мелкие куски бумаги (как потом окажется — разорванный на мелкие кусочки «Ветхий завет»), дует на публику, зрелищно и красиво разбрасывая еврейский народ по всему миру. Постановка состоит из набора метафоризированных фактов из истории богоизбранного народа и еврейских имен, повторяемых в разных ситуациях актерами. «Исаак, Авраам, Эзикиель…» — когда роются после бури ветров в бумажках, как в слоях генетической памяти. «Бэла, Циля, Антон, Соня…» — когда аккуратно под стеночку выставляют полукругом по паре детской обуви, напоминая о горах крохотных сандалий Освенцима. Здесь присутствует образ хоть и очевидный, но по-прежнему страшный: мужчина ведет под нарастающую трубную тревожную какофонию пару красных маленьких туфелек, туда, к остальным туфелькам под стенку, а ведь может показаться поначалу, что ведет в детский сад.

Трогательный Шостакович в объятиях огромной родины

Вторая часть постановки посвящена знаменитому советскому композитору Дмитрию Шостаковичу — своеобразный сценический портрет.

На сцену выходит громадная Баба — большая, и почему-то кажется, теплая кукла, а у нее под бочком путается закутанный в пальто с варежками на резинке и в шапке, надвинутой на нос, смешной человечек. Бабу ведут вокруг деревянного эскиза рояля на огромных ножках, а смешное создание — у нее в ногах. Потом баба даст своему чурбану завернутый кусок сахара, а он его станет жадно грызть, бросая в зал дикие взгляды. Все это настраивает на ощущение сказки, точнее, гротескных сказок северных народов.

Баба — это родина, кто бы это мог еще быть, такой огромный? Диковинный человечек — Шостакович, позже он снимет с себя детское пальто с варежками на резинке, и будет запрыгивать на рояль во фраке и в очках, не менее смешной и диковинный, говорят, он был похож на Чарли Чаплина, трогательный комический персонаж.

Шостакович на обложке Time

На контрасте тоталитарной и циничной Бабы-власти и трогательного, смешного почти игрушечного Шостаковича, выстроена вся печаль и боль спектакля. В конце постановки композитора сделают куклой, то ли чтобы подчеркнуть его трогательность, то ли чтобы еще раз напомнить о марионеточности творца в руках Системы.

Постановка соткана из ряда ярчайших театральных метафор на тему биографии композитора. Пока на сцене пляшут в недобром вальсе фотографии Ахматовой, Шостаковича, Пастернака, Маяковского, добрая мягкая родина уже в полицейской шапке начинает палить по ним из пистолета — и расцветают красные гортензии у каждого на груди.

Два циничных персонажа выносят на сцену длинную руку власти, которая протыкает Чаплина-Шостаковича длинным шпагообразным орденом. Как известно, первый конфликт с властью у Шостаковича случился в 30-х годах после постановки оперы «Леди Макбет Мценского уезда», критики сначала приняли ее с восторгом, а потом в газете «Правда» появилась разгромная статья «Сумбур вместо музыки, и постановку сняли. Позже Шостакович извинялся и писал музыку в духе социалистического реализма, и награждался всякими наградами. Именно этими наградами и прокалывала маленького смешного человечка на сцене «длинная рука» власти.

Шостакович, насквозь «проколотый» советскими наградами. Фото Филиппа Андруховича

Чудно и устрашающе выглядят вальсирующие железные рояли — символы внутренней бури и боли Шостаковича — спустя несколько минут мирного танца, они въезжают друг в друга, этакие смертельные музыкальные машины.

Нежный и магический спектакль, атмосфера которого соткана из тончайших и «вкуснейших» сценических метафор и естественно дополнена прекрасной музыкой самого Шостаковича.