Овечка Дора^{30 декабря 2007}

Текст Марыси Никитюк

Фото Ольги Закревской

В предновогоднее суетливое время раздался театральный залп спектаклей, который выпустил из обоймы театра «ДАХ» режиссер Владислав Троицкий.

Отладив шекспировские этно-мистерии, соорудив Климовскую серию по Достоевскому, Троицкий обратился к современной агрессивной драматургии. Одна за другой вышли русская антиутопия-вестерн Юрия Клавдиева «Анна» и «Сексуальные неврозы наших родителей» Лукаса Берфуса.

«Дах» теперь не только картинно о вечном, но и с гвоздями, — о современном.

По сути в одном центре сосредоточились такие позитивы, которым по логике украинского театрального процесса нет места на отечественной сцене. Ни один театр в Киеве не ставит агрессивную современную драматургию, и не просто драматургию, а социальную пьесу — такую популярную сейчас в Европе и в России наряду с документальной. Она обращена не в прекрасное далеко, а в глубины мышления и чувства человека сегодняшнего. Впрочем, соединение новой жестокой литературной основы с угрюмой сценической поэтикой Троицкого в представлении молодого и сильного актерского состава дает прогнозированно позитивные результаты.

Хоть один театр в крохотном мещанском Киеве радует, радовал и будет радовать современного подточенного неврозами, трафиком и психоделиками отечественного интеллектуала.

Но в сущности, что же случилось? Случилась Дора. Так зовут главную героиню «Сексуальных неврозов наших родителей». Девочка-овощ, девочка — нелегкая ноша родителей. Умственно больной ребенок и все, что с ним происходит, — мощнейшая метафора о том, насколько односторонен мир, и о том, как односложна правда каждого. Дора — это лакмус, отражающий степень лицемерия людей.

Каждый в своем мирке за прочным стеклом: слева изнеможденные родители (Дима Костюминский и Даша Бондарева), справа — шеф-грузин (Дима Ярошенко), которого во втором акте в девочку переодели. А посреди зеркального басейна воды — Дора (Руслана Хазиопва)

Ритм спектакля плавный, даже монотонный. В нем почти нет движения (динамика вся заложена в тексте). Персонажи сидят по сторонам и в глубине сцены в коробках из стекла. А посередине, в бассейне воды, напоминающем то ли тихую речную гладь, то ли зеркало, сидит абсолютно голая Руслана Хазипова— Дора. Чудная сценическая метафора закрытости и погруженности каждого в свой личный, слепой к другим кокон, выглядит дорого, стильно и, черт побери, по-новому.

Меланхоличный мотивчик, беспристрастные интонации героев, ведущих диалоги с немногословной Дорой из своих кабинок-мирков, и нежная гладь воды. Маленькую слабоумную девочку все домогаются, ею грубо и жестко овладевает первый попавшийся проходимец, ей делают аборт, а в конце вырезают матку и фаллопиевы трубы. С таким событийным рядом недалеко и до грубой показной банальности. Но в постановке все выверено и гармонично: одни герои что-то говорят, например «а попка у тебя ничего», а из вскрикиванья других героев мы понимаем, что Дору изнасиловали и жестоко избили. Зритель волен догадаться сам, что именно случилось за туманным диалогом человека в стеклянном домике и овечки Доры на стульчике посреди воды.

Дора не генерирует смыслы и фразы, а только вторит вскользь брошенным фразам окружающих. Окружающие — это мама с папой, врач, шеф — работодатель Доры, владелец овощной лавки (девочка-овощ продает овощи), его мать, и случайный маргинал, насилующий Дору.

Маргинал-извращенец (Игорь Постолов), насильник и любовник Доры в одном лице в своей затхлой коморке

Постановка начинается с того, что Дору прекращают пичкать медикаментами, которые ее угнетают. Мать хочет вернуть себе хоть и больного, но живого, а не апатично-отмороженного ребенка. Вот и получается человек с нуля, чистенький листочек, которым все норовят вытереть грязные руки. Но Дора, поскольку она нездорова, принимает этот мир таким, каким ей его дали, да и сама, по сути, является метафорой человека иного, не похожего на других. Грубый секс становится для нее единственно возможным. На Дору, как на жесткий диск, взрослые записывают свои темные мысли. Неспроста она только повторяет сказанное другими. Врач объясняет ей, что делать «это» в публичных местах нельзя, но в принципе можно. Еще среди прочего безобразия в ее голову попадает и длинный монолог врача о том, что слушаться нужно только себя, только внутренний Дорин голос — правильный голос.

Врач (Роман Ясыновский) в грудах книг вычитывает Доре правду жизни. А Дора физически отображается в стеклянной коморке каждого, не понимая ни условной правды, ни в сушности грубой жизни

Мир в итоге обрушивается на нее, клеймя шлюхой и вырезая ей внутренние органы, не видя в этом еще недавно чистом листе своего прямого отражения, и не разрешая ей быть свободней, чем он сам. Мать Шефа на вопрос Доры, бывают ли люди хуже самой Доры, ответит, что та неплохая, просто овечка. Овечка Дора, ведется на педофила, любящего трахать немытых девочек, только потому, что он называет ее русской царевной. Для нее он является Богом. Даже лучше Бога — человеком, который, как ей кажется, ее любит. Малышка чувствует удары и боль — значит это хорошо, ведь «за химической стеной — годы летаргии», после отупляющих медикаментов Дора чувствует. Хоть и боль, но чувствует.

В итоге родители Доры, надев грубые маски из секс-шопа, говорят, что это они больны, больнее Доры, потому-то у них и родилась такая дочь. А потом, не вытерпев неопрятной распутной девочки дома, отпускают ее будто бы в Россию (помните о русской царевне?), будто бы с дружком (а о маргинале-педофиле?) …

Плавность самой пьесы, погруженной в повторяющийся музыкальный мотив, отстраненность диалогов персонажей и умиротворенность воды, сполна компенсируются агрессивными смыслами и обнаженной главной героиней. Так воплотился образ незащищенного, открытого и свободного человека. Болезненно-отрешенное лицо актрисы, четко переданная ею детская непосредственность и болезненная юродивость. Надувая губы, искренне улыбаясь, плача, она воспаленными глазами безумно водит по залу. Удачно примерив на себя такую сложную роль, да еще и обнажившись ради искусства, Руслана Хазипова открылась как актриса и проявила недюжее женское мужество.

Руслана Хазипова примеряв сложную психологически роль смогла сотворить образ и свободного человека, и уязвимого до физически ощутимой боли у зрителей, и гонимого

Этот спектакль в «ДАХе» о нас с вами, об обществе. Какие родители, такие и дети — это слишком просто, хотя тоже имеет место быть. Не имеющий брони, незашоренный да свободный человек прекрасен, все его ищут, и сказки о нем слагают, а встретив, почему-то бьют и гонят прочь. Мир имеет слишком четкие и жесткие представления о том, как каждый должен жить. И не каждому дозволено слушать только свое внутреннее, не подчиняясь избитым табу и правилам. Хотя правильным есть только один голос — Дорин голос.