Поэтическая Санта-Барбара в Молодом театре11 февраля 2015

 

Текст Елены Мигашко

Фото из архива Молодого театра


Дипломная работа русского актерского курса под руководством Н. Рушковского, представленная на микросцене Молодого театра – еще один спектакль, дополняющий «антологию любви» Андрея Билоуса. «Жара» вписывается в стройный тематический ряд его режиссерских работ. Любовь в спектаклях Билоуса бывает разной («Высшее благо на свете», «Лолита», «Опасные связи», «Счастье»). Иногда – восхитительной, иногда – пугающей, ничтожной. И нередко она вскрывает как человеческую слабость, так и настоящую человеческую силу, красоту.

 

«Жара» на микросцене киевского театра разодета в цвета и запахи «темных аллей» Бунина. Деревянная конструкция-беседка Бориса Орлова, кажется, так и пахнет солнцем и ежевикой, на сцене звучат звонкие девичьи голоса, поет гитара, перед глазами мелькают пестрые хлопковые платки и юбки. И каждый из героев тает от любви под теплым бунинским солнцем.

Андрей Билоус соединяет в своем спектакле две повести Бунина: «Митину любовь» и «Натали». При этом способ «соединения» он выбирает самый простой и очевидный: деревенская усадьба, в которой происходит действие, оказывается общей для обоих героев. Что связывает Митю (Олег Коркушко) и Мещерского (Константин Стоянчев) – остается для зрителя загадкой. Вместе с ними на сцене поют, шутят о любви и пляшут деревенские девки (Александра Эпштейн, Яна Коверник, Александра Мартакова, Александра Сизоненко) и местный староста (Александр Сугак).

Катя (Татьяна Лялина) появляется на сцене прекрасным одухотворенным воспоминанием, она – фантом, живущий в Митином сознании. Образ Кати введен в спектакль очень просто, удачно и естественно. Сквозь всю «Жару» красной нитью проходит ее полуобнаженная спина, почти подростковая, очень тонкая и вместе с тем порочная фигура. В конечном итоге, Катя олицетворяет не только навязчивую идею Мити, но и любовный соблазн как таковой.

Не смотря на все «вкусности», присутствующие в спектакле, не смотря на талант молодых артистов, история, образы, кажутся несколько вторичными. Отчасти – из-за неорганично сросшихся отдельных историй. Человеческие трагедии, возникающие конфликты теряются на фоне всеобщей разнеженности, поэтической мечтательности, растворяются в атмосфере душистого пряного лета. Герои ведут себя на сцене очень «по-чеховски»: читают стихи, пьют чай, играют на гитаре, пока где-нибудь за сценой (или глубоко внутри) рушится их жизнь. И в финале – выстрел, самоубийство от любви, один из самых популярных способов завершения спектакля.

Обилие сценических характеров и сюжетных линий мешает извлечь из постановки внятное режиссерское высказывание. Наконец, мешает просто вникнуть в характер любви каждого из героев. Митин путь от светлой влюбленности к самоубийству, неразрешимому внутреннему конфликту, едва ли удастся полностью прочувствовать и осознать зрителю, уж слишком эту историю затмевают другие роковые привязанности. Получается своего рода поэтическая Санта-Барбара: Митя любит Катю, но соблазняется деревенской Алёной, на самого Митю поглядывает Натали (Надежда Тигипко), в Натали влюблен Мещерский, который, вместе с тем, влюблен в Соню (Дарья Якушева), Соня влюблена в него... И это – только главные герои, не говоря уже о деревенских девках и местном старосте. Как тут не вспомнить знаменитую ироничную сцену из фильма Вуди Аллена «Любовь и смерть».

В «грамматике страсти в двух действиях» представлена целая палитра любовных переживаний, целый ворох человеческих историй, и потому для каждой из них в пространстве спектакля как бы не хватает места; пожалуй, ни одно переживание не раскрывается здесь в полную силу, не оставляет зрителю возможности в него углубиться. О любви каждого из героев мы узнаем бегло. Бунинские истории отчасти превращаются в сериальную кашу, которая, хоть и содержит ароматы и оттенки, поэзию «Темных аллей», но при этом обескураживает своей невнятностью. Родной мотив Андрея Билоуса проигрывается перед зрителем, словно качественная раритетная пластинка: и надоесть не может, т.к. музыка хороша, и не способен вызвать особого трепета.


Другие статьи из этого раздела
  • Коли вони всі повернуться

    В Києві поставили п'єсу Наталки Ворожбит «Саша, винеси сміття». І не про війну
  • 50-ый Дядя Ваня

    Пять лет назад в Киеве состоялось редкое для нашей столицы театральное совпадение. Два киевских режиссера, худруки двух муниципальных театров, В. Малахов и Ст. Моисеев поставили в одном сезоне пьесу А. Чехова — «Дядя Ваня». Театральная общественность резко поделилась по линии гуманистического передела: Чехов человечный, сопереживающий и сожалеющий и Чехов саркастичный, едкий и обличающий. Одни были в восторге от малаховского просветленного, обнадеживающего, вселяющего веру «Дяди Вани», другим больше по вкусу пришелся мрачный, беспросветный вариант Моисеева.
  • Принудительное развлечение Пустотой

    На фестивале «Нитра» был продемонстрирован довольно забавный — с точки зрения формы — спектакль — «Принудительное развлечение». Это комикс, озвученный актерами в режиме реального времени, где главным героем является экран, на который проецируют стоп-кадры сюжета. Ожившие комиксы прекрасно отражают дух нашего времени, в котором рисованные картинки давно вытеснили серьезную литературу. Да и сама история сделана по лекалу компьютерной игры, смысл которой сводится к тому, чтобы выжить.
  • Ода эстетике апокалипсиса, или Адам и Ева у «Разбитого Горшка»

    Две рецензии на премьеру спектакля Романа Мархолиа в театре им. Ивана Франко по одной ссылке
  • Чистилище: постсоветская версия

    «Торчалов» продолжает ряд спектаклей Станислава Моисеева, в которых он норовит прикоснуться к миру инфернальному, потустороннему, заглянуть и проверить, как это — жизнь после смерти. Раньше любое произведение в Моисеевских руках превращалось в гротескную черную комедию, и, вроде бы, живой мир начинали населять персонажи насквозь прогнившие, мертвые. Мир мертвых в «Торчалове» настолько обыден, что даже не интересен. Актеры форсируют голос, перебрасываются репликами, словно мячиками, стараясь побыстрее отфутболить их к зрителю, и никакого взаимодействия и ансамблевости игры на сцене не наблюдается.

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?