«Моби Дик»: картина в действии10 ноября 2014

 

Текст Викентия Пухарева

Фото агентства repor.to

Для Харькова, города, богатого театральными традициями, юбилей театра — привычное дело. Совсем иное — тридцатилетний юбилей театра-студии. Таковым является театр «Публицист», возникший во Дворце студентов политехнического института и продолжающий объединять главным образом актеров-любителей. Их бессменным руководителем является режиссер Анна Онищенко. Два последних десятилетия связывают этот коллектив со стенами Харьковской государственной академии дизайна и искусств. Сценой и репетиционной базой театру служит актовый зал академии. Именно здесь, в декабре 2013 года, в преддверии юбилея театра, была осуществлена долгожданная постановка «Моби Дик. Отплытие». В сентябре эту работу с успехом презентовали в Киеве на седьмом «Гогольфесте».

Едва ли не главное, что всегда привлекало в «Публицисте» — это репертуар. В намеренном уходе от предсказуемых стратегий нынешнего времени, касающихся как академических, так и негосударственных театров, чувствуется принципиальная позиция режиссера. В самобытной репертуарной политике «Публициста» прослеживаются две определяющие линии: непосредственное сотрудничество с современными драматургами, которых справедливо можно назвать постоянными авторами театра (Борис Смоляк, Александр Юрченко, Андрей Ульяненко), и инсценировка классики (например, Николай Гоголь). В этом смысле своей последней премьерой «Публицист» развивает вторую линию.

Инсценировка романа Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» без преувеличения является профессиональным подвигом театра. Классическое произведение американской литературы, написанное в 1851 году, подобно драме Георга Бюхнера «Войцек», нашло своего читателя лишь спустя полстолетия, столь новаторскими были его форма и содержание. В наши дни коллектив харьковского театра переносит этот роман на сцену, выступая подлинными визионерами.

История постановки сложна. Спектакль готовили пять лет, актерский состав, как это, к сожалению, нередко бывает в студийном коллективе, постоянно менялся. За это время среди актеров театра роман Мелвилла приобрел культовый характер. Его чтение стало объединяющим фактором для нескольких поколений студийцев.

Естественной трудностью стала адаптация прозаического текста для сцены. Эту работу выполнила режиссер Анна Онищенко, которая сумела вычленить из необъятного романа те фрагменты, которые, с одной стороны, позволят сохранить целостное ощущение повествования, а с другой — дать самостоятельный импульс спектаклю, не перегруженному лишними деталями. Так, режиссер отказалась от действующих лиц как таковых: в спектакле задействованы один актер и три актрисы. Отдельные сцены исключены, дабы подчеркнуть линию главного героя и его выбора войти в команду китобойца. Большинство имен персонажей ни разу не звучат со сцены.

Настоящим экспериментом для обычной практики этого театра стала работа над постановкой режиссерской группы, включающей как художественного руководителя театра — Анну Онищенко, так и студийцев — Константина васюкова, Екатерину Чоботко, Елену Авдееву. Васюков и Чоботко также выступили актерами. Таким образом, необычные условия, долгий основательный поиск, и, немаловажно, отсутствие недостатка в репетициях, позволили появиться на свет по-настоящему законченному произведению.

Создатели спектакля «Моби Дик. Отплытие» определили его жанровую специфику как «картина в действии». Игра слов, закравшаяся в словосочетание, невольно заставляет определиться с первенством того или иного слова: картина в одном действии (спектакль идет без перерыва), или картина, которая действует, то есть движется, существует, живет. Живет, однако, не какой-то автономной жизнью, а проживает заданные спецификой текста обстоятельства. Думается, второе вполне соответствует характеру постановки и ее восприятию публикой. Сильная визуальная сторона спектакля, позволяющая в полной мере именовать его картиной, невольно вызывает в памяти лучшие сцены из современной театральной практики. Между тем, эта чистая, рафинированная визуальность не «убивает» слово, напротив, активно сосуществуя с ним в одном пространстве. Они не только оттеняют и дополняют друг друга, но взаимно возвышают.

Тем не менее, движения, жесты, в целом пластическое решение, отчасти составляющее упомянутую визуальность, сколь ни были они красноречивы и точны, не способны воссоздать всей картины повествования без помощи слов. Именно в словах, в серьезной работе с текстом, рождается тот мир, о котором мы узнаем из уст Измаила, героя книги Мелвилла. Простой сюжет морского приключенческого романа, на первый взгляд, характерного для эпохи, в которой он был создан, в конечном итоге оказывается исполненным вселенского ужаса, невыразимой тяжести человеческого бытия, открытием мира, лишенного гармонии.

Текст романа, подобно курсу китобойного судна «Пекод», изобилует задержками и отступлениями. Как показать на сцене авторское отступление? На этот вопрос блестяще отвечает постановка «Публициста». Оказывается, его нужно просто произнести, не прибегая к специальным ухищрениям, а читательская привычка сама расставит все по местам. Так, например, знаменитое квазинаучное описание кита, выбранное режиссером из многочисленных отступлений романа, звуча со сцены, превращается в чувственный спектакль в спектакле. В целом, фигуре кита в спектакле отводится роль подразумеваемого, лишенного зримого воплощения явления, присутствующего только в диалогах героев.

Донести это, однако, непросто. Но данное замечание не относится к «Публицисту». Известно, что это, прежде всего, театр слова. Коллектив «Публициста» сохраняет поразительную для сегодняшнего дня культуру сценической речи. И весь спектакль — это практически непрерывный текст, монолог, словно вокальное произведение, разложенный на несколько голосов. Впечатление синхронности усиливают ритмические повторы отдельных фраз, действий, на которых отчасти строится главный прием спектакля. При этом нельзя сказать, что другие формы сценической выразительности лишь подчинены слову, речи актеров. Напротив, спектакль изобилует режиссерскими находками пластического характера, а также света, цвета, звука и т.д. Их плотность делает спектакль феноменально концентрированным. Иному режиссеру этих приемов хватило бы на несколько работ, если не на всю скромную «жизнь в искусстве». Но «Публицист», а сегодня это настоящая режиссерская лаборатория, не ищет легких путей. Поиск нетривиального решения стал хорошим тоном в этом коллективе. Отдельно отметим эффект управляемого света, освещение актером самого себя — простое, но в то же время красноречивое сценическое решение — вырванные из тьмы лица, или лишь половины лиц, грандиозные тени, отбрасываемые в пространство.

Свет в «Моби Дике» выступает едва ли не отдельным действующим лицом, существуя то в виде отдельных мобильных единиц, то превращаясь в массивные потоки, имеющие цвет, который, периодически меняясь, способен доносить информацию. С этой точки зрения ключевыми эпизодами спектакля являются погружения обычно темного пространства цены в радикально синий, красный или белый цвета. Напомним, что белый — господствующий цвет романа, символизирует неотвратимость катастрофы.

Музыкальная ткань спектакля, созданная усилиями Юрия Штайды, Бориса Смоляка, Аллы Савченко и Оксаны Богдан, не менее сложна и насыщена. Она столь же ритмична по отношению к действию, как и световая. Акустическая тема Бориса Смоляка противостоит электронной музыке композитора и актера театра «Публицист» Юрия Штайды. Во многом ироничная музыка Штайды (например, вариация на тему из оперы «Кармен» Жоржа Бизе) призвана оттенить визуальное напряжение спектакля.

И, наконец, театр не смог уйти от поэзии, укоренной в его обычной студийной практике, включив в качестве ритмических и смысловых узлов в канву мелвилловского текста поэтический парафраз Бориса Смоляка, образный и ясный слог его поэмы «Белый кит». Все это порождает удивительное чувство отсутствия времени.


Другие статьи из этого раздела
  • ГогольFest: Украинский шоу-кейс

    В этом году в рамках ГогольFestа пройдет первый украинский шоу-кейс — специально подготовленная программа лучших, по мнению организаторов, постановок прошлого сезона в Украине. Основная задача шоу-кейса — привлечь внимание зарубежных продюсеров и менеджеров к отечественной театральной продукции.
  • Еврейские часы

    Спектакль «Еврейские часы», поставленный Игорем Славинским по пьесе С. Киселева и А. Рушковского, является иллюстрацией к состоянию современной драмы в Украине. В пределах украинской действительности разворачивается многообещающая метафора «еврейских часов» (часы, которые отсчитывают время в обратном направлении).
  • …Или все что угодно после просмотра «Марат/Сад» в театре Русской драмы им. Леси Украинки

    Времена жуткие: в воздухе пахло кровью и порохом, на баррикадах гавроши рвали грудь свободе Делакруа и мочились на отрубленные головы аристократов и королей. Марат — одно из главных действующих лиц революции, перед смертью, изводя себя мыслями о революции, он томился в ванной, спасаясь от экзем. Эти соблазнительные картины имеют к рецензии весьма отдаленное отношение, но мне всегда хотелось литературно помечтать на тему «революция и я»: подглядеть за бесчинством черни на улицах дымящегося Парижа, где одновременно в одну эпоху собрались все волнительные персонажи: Шарлотта Корде, Бонапарт, Маркиз де Сад, Мария Антуанетта и Марат.
  • Невыдающийся спектакль по выдающемуся роману

    Сказать, что поляки недопоняли Достоевского,  — ничего не сказать. «Братья Карамазовы» — вершина не только писателя, но и мыслителя Достоевского, это самое зрелое и кульминационное единение его художественных возможностей, философских идей, христианских сомнений, личного покаяния и обретения Бога в слове. В этом произведении художественное и нравственное, общечеловеческое и сугубо личное так тесно связано, что и читать его стоит сразу во многих интерпретационных плоскостях. Нет более сложного для театра произведения, и по объему, и по характеру
  • Скучный цирк

    Роберт Стуруа — знаковое явление в театре постсоветского пространства — бывает в Киеве почти каждый год. Такой интеллектуальной подпитки для отечественного театра, конечно, мало, но все же лучше, чем ничего. Что бы ни привозил Стуруа,  — это будет качественный театр с хорошей актерской игрой, великолепными декорациями и масштабными замыслами, это режиссерский театр, который в Киеве уже практически нигде не увидишь.

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?