Кто здесь маньяк?^{20 февраля 2010}

Текст Марыси Никитюк

Фото Театра им. Леси Украинки

снова Дора — девочка с отклонениями

снова совокупляется

но теперь — в Русской Драме

О спорном и неприятном спектакле «Сексуальные неврозы наших родителей» в Театре им. Леси Украинки

Должен ли нам спектакль понравиться? Конечно, если это будет приятный, смешной или трагический спектакль, очень красивый, предположим, то мы пойдем на него с большей вероятностью. Но ведь приятный и милый спектакль — это далеко не всегда Хороший Театр. А неприятный спектакль может им быть? Думаю, может. Мы все слышали о постановках, которые обижали вкус зрителя (например, творчество Альфреда Жари или Сары Кейн). Есть направление в театрально-живописном искусстве — акционизм, — цель которого выбить человека из его привычных размышлений, обидеть, разозлить — и вызвать его реакцию. Убаюканный зритель благодарен, сыт, обласкан, доволен и не склонен размышлять. Обиженный зритель, рыча, выбегает из зала, он растерян, оскорблен и зол, но он задет — он будет над этим думать.

В пьесе немецкоязычного автора Лукаса Берфуса «Сексуальные неврозы наших родителей» остро поставлен вопрос двойной морали общества. Это и странный, и магнетический текст о девочке Доре, болезнь которой подавляли таблетками, а потом прекратили и удивились тому, как быстро она схватывает на лету пороки современного мира. Этот сюжет воплотили два киевских театра: экспериментальный «ДАХ» и Русская драма с ее академической школой. Если учитывать, что в Киеве современную драматургию не жалуют в принципе, то это явление, прямо скажем, не из рядовых. Правда, в «ДАХе»«Неврозы» больше не идут (из-за проблем с авторским правом), а в Лесе Украинке поставила этот текст совсем недавно Алла Рыбикова — переводчик и российский театральный деятель, — которая с 2000-ых тесно сотрудничает с Русской драмой по линии немецкого театра.

Алла Рыбикова

Одна из центральных идей Аллы Рыбиковой — обвинение общества в том, что, в отличие от Доры, оно нездорово. Используя пресловутое актерское проживание русскодрамовцев, Рыбикова показывает нам внешний мир Доры в реалистической манере — родители, шеф, психолог, изысканный господин, который ее насилует, — все подлинно. В «ДАХе» постановка носила символический и метафорический характер: актеры бездействовали, сидя в своих стеклянных боксах, и говоря из глубин своего закрытого мира, они абстрагировали своих персонажей до уровня героев-смыслов и героев-идей. Здесь и пошлые монологи психолога, и просьбы изысканного господина не мыться, и заигрывания Доры с отцом, — все приобрело метафизический и отстраненный смысл. В Русской драме эту жесткую и жестокую историю сыграли реалистически, и, надо сказать, в отличие от Влада Троицкого, Алла Рыбикова не специалист по красивым картинкам.

Мать Доры Лариса Кадочникова и отец — Александр Бондаренко

Дора в исполнении Елены Тополь — огромные чистые голубые глаза, инфантильность внешности и жеста — на контрасте с тем, что она делает (спит с каждым встречным), выглядит просто чудовищем. В такой Доре, на первый взгляд, нет никакого конфликта: все люди, как люди, а Дора — сексуальный маньяк, ее наивную чистоту (исходим из замысла пьесы) затмевает миазматическая грязь ее инстинктов. Но, если изучить персонажа детальнее, то окажется, конфликт состоит совсем не в том. Дора не понимает, почему ей совокупляться со всеми подряд нельзя, а остальным — можно… и остальных это возмущает, что закономерно. Зрителя, правда, это тоже возмущает, честно говоря, это кого угодно бы возмутило. Но соль этого замысла такова, что это возмущение помогает обнажить лживость и двуличие общества. Матери нравится смеяться с дочкой и надевать на нее короткие юбочки, но не нравится, когда она беременеет, ей приятен смех Доры, но неприятен ее запах, в итоге любящие мать и отец отдают дочь на стерилизацию. Дора устраивает всех как послушный тамагочи, но не как живой организм с собственными желаниями. Таблетки — это метафора подавления личности. А Дора выступает человеком не бунтующим, а человеком непонимающим (ведь бунт в глобализированном и усредненном мире потребления невозможен, он превращается в параноидальный невроз, в больное бухтение в виде претензий к миропорядку… попросту — в непонимание). Дора-то и больна у Лукаса Берфуса потому, что не понимает этот мир с упорством идиота.

Дора — Елена Тополь

Лариса Кадочникова в роли мамы Доры глубоко реалистично проживает и переживает за своего ребенка, Станислав Москвин (психолог), давая в общем советы гинеколога, глубоко озабочен проблемой Доры. Все, кроме Доры, глубоко переживают о Доре. Даже мужик, который ее насилует, и из-за которого ей делают два аборта и вырезают матку и трубы, а Дора — нет, Дора не циклится на неудачах, Дора хочет счастья. Она не осознает — и не переживает, они осознают, переживают, но продолжают вести себя по-свински, — и в этом суть двойной игры. Но уловить эту вибрацию смысла крайне трудно, потому что крайне трудно быть честным с собой: родителям неприятно сексуальное взросление детей, опытность всегда стремиться искусить и совратить наивность, слабость одного оборачивается садизмом другого. А быть Другим/Иным вообще опасно для здоровья.

Дора, любящая юбочки, в квартире утонченного господина — Евгения Лунченко

Надо сказать, что все эти смыслы обнажаются далеко не сразу, не в ходе постановки, которая возмущает не только буржуазного зрителя, но и опытного критика, но в процессе последующего размышления. Но, чем больше думаешь о развернувшемся замысле «Неврозов» русскодрамовских, тем больше обнаруживаешь тонких связей и оттенков. Безусловно, зрители, хлопнувшие дверью, вряд ли станут доискиваться смысла, но ведь, скорее всего, их гнев тоже был проявлением определенного очищения, которое свойственно провоцировать только настоящему искусству и Хорошему Театру.

Психолог — Станислав Москвин, рассказывает Доре о важности слушать свой внутренний голос и быть уникальной личностью