|
Николай Бердяев: юный дух вечности28 июня 2012Мальвина Воронова
Стихии родаНаверное, в сокровенных мечтах он хотел приблизиться к образу Христа — нести свою Мысль в духовной и телесной чистоте, но христианства достигал мучительно, по Достоевскому, высвобождая его из неуспокоенной плоти, из бунтующих сомнений и умственных противоречий. Образом, пожалуй, был похож на В значительной мере сложность его индивидуальности была предопределена родом, родиной и детством. Множество разнообразных стихий словно схлестнулись в нем одном. Николай Бердяев родился в 1874 году в Киеве, на Печерске — в уютно прислоненной к Бабушка по отцу, в доме которой он жил, состояла в тайном постриге, прабабка матери ушла в монастырь, но основная материнская родовая линия — это русские князья Кудашевы и потомки древнего французского рода Шуазель. Монахини, военные и французская знать — религиозность, аскетизм, воинственность, рыцарство и аристократизм, а также все мыслимые между ними противоречия — вот родовое наследие Бердяева. Прадеда и деда (генералов, георгиевских кавалеров), отца своего, продолжившего семейную традицию и служившего в кавалергардском полку, маленький Николай почитал, и рыцарство их нес в себе всю жизнь, но обожал — мать. Обаятельная, утонченная, привлекательная Алина Сергеевна имела над сыном почти болезненную власть. Ему доводилось переживать долгие часы страха и отчаяния, когда приступы печеночных колик исторгали у нее крики боли. Впрочем, эта привязанность не помешает ему впоследствии сказать: «очень люблю моих родителей, но у меня всегда было чувство, что я не от родителей родился, а пришел из В десять лет, по его словам, он прочел Достоевского, который навсегда остался для него обожаемым писателем и мыслителем. В том же возрасте «играл» в Андрея Болконского, считая его своим вторым «я». Между тринадцатью и четырнадцатью годами освоил Шопенгауэра, а в четырнадцать, изучив Канта, «писал романы, а потом трактаты с философическими рассуждениями». Кажется, от рождения он был маленьким каторжником своего большого ума, и отрочество его было смиренным, тепличным, кабинетным. Учился Николай Бердяев в Киевском кадетском корпусе, но жил, очевидно, по настоянию семьи, дома, а не в интернате, как это было принято. Со своими товарищами, соответственно, имел мало общего, отчего «испытывал жгучее одиночество». В шестом классе «был переведен в Пажеский корпус в Петербург, но вместо переезда осуществил свою заветную мечту, вышел из корпуса и начал готовиться на аттестат зрелости для поступления в университет». В 1894 году молодой человек был зачислен на естественный факультет Киевского университета, а через год перевелся на юридический — в большей мере его интересовали общественные науки. Бердяев проникся революционными настроениями студенчества и принадлежал к так называемым «легальным марсксистам». 12 марта 1898 года Николая арестовали по подозрению в участии в тайном обществе. Месяц он провел в Лукьяновской тюрьме, о чем остались едва не анекдотические воспоминания. Тягот тюремного заключения, по видимости, арестант не испытывал: встречался в верхнем коридоре тюрьмы с пребывавшими в заключении дамами, затевал политические диспуты и даже неоднократно председательствовал на собраниях. Влияния семьи Бердяевых хватило, чтобы смягчить участь сына, но оказалось недостаточно, чтобы освободить его. Через год политзаключенного Бердяева все же приговорили к трехлетней ссылке в Вологду, где он убедится, что российская революционная интеллигенция ему так же чужда, как и его бывшие Зеркала современностиВ девятисотые годы Николай Бердяев — юный мыслитель и публицист, личность порывистая и увлеченная, но далеко не всем современникам он запомнится в этот период таким же цельным и привлекательным, как его творческое, духовное «я». В.Розанов, подшучивая, называл Бердяева «Адонисом», тот беззлобно отмахивался в его сторону «русской бабой», оба на заре отношений пикировались дружественно и беззлобно. И Розанов оставил добродушный портрет Маргарита Сабашникова с присущей ей экзальтированностью описала, как увидела впервые Николая Александровича на заседании в литературном салоне Вячеслава Иванова, где он читал свой доклад «Об эросе». Честно признавшись, что из доклада ничего не запомнила (кроме общего восторга по поводу самой темы), педантично Он имел аристократическую наружность (высокий, статный, с темными волнистыми волосами, романским благородством в лице и горящими глазами), но страдал нервным тиком: порой лицо сводила судорога, при этом непроизвольно высовывался язык, что было мучением и для него, и для его собеседников. Портрет, нарисованный Андреем Белым, оставляет двойственное впечатление восхищения и сарказма. Он, разумеется, не преминул описать буржуазность Бердяева — явил потомкам и серое пальто, и мягкую шляпу кофейного цвета, и даже франтоватый пестрый платочек в кармашке. Колоритно изобразив внешнюю «иконописность» и назвав «князем Черниговским», не пренебрег и самыми натуралистичными штрихами, описав, как Бердяев «падал лбиной в дрожащие пальцы, стараясь, чтобы язык не упал до грудей». При всем при том Белый проник глубже внешнего, отметив духовные черты — бердяевский юношеский догматизм и фанатизм, с которым нередко он отстаивал идеи сырые и не усвоенные им самим до конца. Фанатизм подтвердила и близкая подруга Николая Александровича Евгения Герцык, но запечатлела также его утонченность, увлеченность, эстетизм, гордость и мужественность. Она же донесла потомкам и некоторые его чудачества: не любил мягкого, даже кресел, не терпел в людях нежного и расслабляющего, боялся ночи. Что было правдой личности, а что субъективным и предвзятым восприятием современников, — кривым зеркалом его ускользающей души? Описывая свой творческий акт, он сравнивал его с чистыми и светлыми волнами, которые нарастают в нем все сильнее и поднимаются все выше и выше, затопляя сознание. Его стремительный и светлый дух бился в его несовершенном теле, высвобождая крылья в творчестве. Он писал о Свободе, обретая ее в Мысли о ней. Он искал Чистоты Духа, находя его в самом Поиске. Он воспел Творческий акт, приблизив к акту Бег биографииСудьба Николая Бердяева, как и многие судьбы его современников, была отражением исторического и социального времени, характерные черты которого: революционное напряжение, экзальтированность мысли, искание новых типов общественных и личных отношений, метание между крайностями (в том числе религиозными), многословность. Пережив ссылку, и, оказавшись (после недолгого пребывания в Киеве) в Петербурге, Бердяев стал активным участником культурной жизни России. Издавал совместно с С.Булгаковым журнал «Новый путь», переродившийся через год в «Вопросы жизни». Спорил и дружил, — что было неразделимо — с Мережковскими, искал с их помощью новую Церковь, и путем отрицания их религиозного сектантства пришел к православию. Участвовал в различных литературных собраниях по моде тех лет. Бердяев издавал совместно с С.Булгаковым журнал «Новый путь», переродившийся через год в «Вопросы жизни» Переехав в Москву в 1908 году, он подвел черту под публицистической деятельностью, и, сближаясь с православными кругами, пошел своим путем к новой религиозной мысли. Биография Бердяева производит противоречивое впечатление: пестрая лента многочисленных знакомств, встреч, бесед и споров кажется чисто внешней стороной его жизни и не ложится в основу глубоко созерцательных философских и религиозных бердяевских откровений. Трудно избавиться от мысли, что энергия его общественной деятельности — это хорошо продуманный побег от себя самого, а его взаимоотношения с письменным столом («добраться бы!») — обретение своего подлинного «я». С людьми Бердяев сходился Конфликтность эпохи определила ландшафт судьбы Бердяева: аресты, нужда, неожиданный период почти буржуазного спокойствия и — вновь политические обвинения вплоть до изгнания. Несмотря на житейские трудности («всегда острое безденежье — но убогость обстановки не заслоняла врожденной ему барственности»*), московские годы подарили творческий подъем: тогда были написаны основополагающие «Философия свободы» (1911), «Смысл творчества» (1916), «Судьба России» (1918). В 1910-е годы Николай Александрович много сотрудничал с журналами, а в первой половине 1918-го на его квартире была учреждена Вольная академия духовной культуры, получившая впоследствии официальный статус. В этот относительно стабильный период Бердяев читал лекции по философии истории, философии религии и этике слова, а став профессором Московского университета, в течение года с увлечением преподавал на Не счесть, во скольких организациях Николай Александрович в это непростое время имел самое активное членство: член Клуба московских писателей, один из учредителей Лиги русской культуры; член экуменического Общества соединения Церквей, участник Лавки писателей и т.д. Но вся его кипучая деятельность внезапно оборвалась, когда в ночь с 16 на 17 августа 1922 года последовал арест, уже второй при новой власти, и обвинение в антисоветской деятельности. Несколько дней спустя пребывавшему во внутренней тюрьме ГПУ Бердяеву объявили решение Политбюро ЦК РКП (б) и Президиума ВЦИК: бессрочная высылка из Советской России. 29 сентября (по другим данным — в ноябре) того же года Николай Бердяев с семьей навсегда покинул Россию, переехав в Германию, в Берлин. Силуэты женщинВ одной из автобиографий Николай Бердяев заметил, что он «предпочитал женское общество с самого раннего возраста». Трудно сказать, что он имел в виду, ибо уточнять, по своему обыкновению, Николай Александрович не стал. Да и можно ли ждать «откровений» от человека, который нигде не упомянул факта женитьбы и жену свою упорно называл «другом Лидией»? Однако женщины действительно были: сквозь туманы намеков проступают силуэты вполне материальные. И жена была — Лидия Юдифовна, в девичестве — Трушева. Экзальтированная и энергичная, как многие барышни начала века, в девятнадцать лет она написала возвышенное письмо Льву Толстому, в котором вопрошала Учителя о том, куда бы приложить ей свои юные силы и сообщала о намерении поступить на фельдшерские курсы, чтобы «с орудием знаний в руках пойти навстречу всем обездоленным и страждущим». Ответ получила не лишенный морализаторства: руководствуйтесь евангельскими заповедями, «нет лучшего средства делать самое плодотворное добро, как перестать делать зло», а на курсы идти не стоит. Лидия с сестрой устраивали библиотеки, кружки и школы для рабочих и вскоре примкнули к деятельности Харьковского Тюрьма охладила революционный пыл, но ненадолго. Через пару лет Лидия вышла замуж. Супруг, совладелец издательства книг для народа Виктор Рапп, разделял ее народнические и революционные взгляды. Сестры вновь попали в поле зрения охранки, на даче в Бабаках обнаружили корзину со шрифтом для подпольной типографии Харьковского комитета РСДРП и уже отпечатанные прокламации. Последовал новый арест (на этот раз и сестер, и их мужей). В Киеве, где оказались молодые люди, Виктора Раппа опять заключили в тюрьму, а Лидия встретила Бердяева. Знакомство произошло 19 февраля 1904 года на банкете в день освобождения крестьян, представил их друг другу Сергей Булгаков. Николай Александрович влюбился мгновенно… В следующем году муж Лидии вышел на свободу, они объяснились и расстались. На одном из собраний литературной богемы в Петербурге, куда Бердяев увез Лидию, на вопрос «что есть любовь?» она томно ответствовала: «Есть розы черные: страсти». Видимо, она имела в виду не себя и своего второго мужа, ибо Умная, едкая, лишенная предрассудков (или играющая таковую) Гиппиус привлекала не только высшей духовностью. Ее краткие и острые, как иглы, записки отражают противоречивую симпатию к Бердяеву. Лидия в них рассматривается просто как досадный придаток к нему: презрительно «не было баб» или откровенно «Лидия сидела кикиморой». Пылкие и двусмысленные письма Бердяева к Зинаиде Гиппиус обнажают стихию отнюдь не божественного порядка. Михаил Кузмин посмеивался над литературным жеманством Лидии Бердяевой, Андрей Белый — над ее властным фанатизмом; близкая дому Евгения Герцык не удержалась и подметила «мятые бархаты», в которых та хаживала по утрам. Многим запомнилось, как в пылу спора она, охваченная религиозным экстазом, возопила, что ради догмата непорочного зачатия готова пойти на смерть. Умереть — не умереть, но усложнить себе и мужу жизнь ей удалось, когда после тяжелой болезни в 1918 году Лидия внезапно перешла в католичество и попыталась внести в семейный быт едва не монастырский уклад, ломая годами устоявшиеся привычки. Одной из своих тайных корреспонденток Бердяев признавался: «Мне мучительно читать в романе описание любви… мучительно слушать, когда в жизни рассказывают о любви… Как будто во мне запело воспоминание из иной жизни, из иного мира, из непонятного прошлого». А своему близкому другу Льву Шестову обмолвится: «У меня страх перед моей греховностью…» И это можно считать ответом, почему, сгорая от жажды, он так и не испил из этой чаши. Горизонты судьбыОднако как бы ни посмеивались современники над Лидией Бердяевой, она оказалась одной из тех женщин начала ХХ века, кто нашел свой, уникальный путь, не растворившись в бесполезных иллюзиях поверхностной эмансипации. Заведенный ею дневник был призван отражать судьбу Николая Александровича, и действительно стал уникальным документом о жизни философа. Он содержит не только силуэт парижской русской эмиграции и исторический срез кануна Второй мировой войны, но и эскизно воссоздает ее собственный портрет. В его сдержанности, созерцательности, глубине предстает совершенно иная натура. Век утратил юношеский пыл увлеченности, стал строже и трагичней, и вместе с ним изменилась Лидия Юдифовна, сумев приблизиться к духовной высоте своего мужа. Она начала вести записи в 1934 году, когда ей было 63 года, а Николаю Бердяеву — 60. Вместе они пережили переломные годы в России и трагедию вынужденной эмиграции в Германии, а затем во Франции. В Париж супруги приехали в 1924 году, не имея первоначально никаких перспектив к устройству, но впоследствии жили если и небогато, то вполне респектабельно. Чем больше Бердяев писал, тем очевиднее становилась его европейскость, даже тогда, когда он писал о России. Его ценили, почитали и любили на Западе больше, чем В Париже, в год приезда, ему удалось учредить В 1938 году близкая подруга семьи Флоренс Вест завещала Бердяевым дом в парижском пригороде Кламар, похожий на русскую усадьбу, с небольшим садом и огромными каштанами. Бердяева всегда окружали женщины, словно продолжая таинственную традицию его детства: Лидия, ее сестра Евгения и старенькая теща. Домашние кратко и элегантно называли его «Ни», и весь быт того времени вращался для него и вокруг него, а в те редкие дни всеобщих болезней, когда философу поручали сходить за покупками, он сетовал, что трудная это задача, когда «голова занята критикой Канта». Ни театра, ни оперы Бердяев не любил, предпочитал кино, говоря, что там ему приходят замыслы новых философских книг. Лекции, доклады, музыка по радио, вечерние беседы наедине с Лидией и письменный стол — как средство обретения свободы. Если бы не болезни, угроза войны и бесконечная погоня за достойным заработком, этот период в бердяевской судьбе можно было бы назвать самым стабильным. Вскоре после окончания войны, в сенятбре, умерла Лидия. Николай Александрович пережил жену на три года. В страшные сороковые он написал самую смелую, светлую и чистую свою книгу «Самопознание: опыт философской автобиографии». В ней отчетливо слышится молодой, почти юношеский голос автора, который, подводя итоги, кажется, только расширяет и расширяет горизонты своих идей. 23 марта 1948 года философ умер за рабочим столом. Но это была только физическая смерть: Дух Вечности В истории философии Николай Бердяев всегда будет стоять несколько особняком — слишком честной и открытой была его мысль, направленная на самые острые и болезненные вопросы человечества. Он возвращал философию в лоно античных мыслителей — Сократа, Платона, Аристотеля, которые мыслили так, словно жили под раскинувшимся звездным небом, тайны которого были на расстоянии их вытянутой руки. Бердяев буквально вырвал философию из пут наукообразного доктринерства, обернув ее вновь лицом к Смыслу Жизни. Он утвердил свободу персонального обращения с любой идеей, любым объектом познания, отстоял интуитивный поиск истины, независимый от предшествующих исканий и интерпретаций. Он полагал, что предназначение философа — интеллектуально выражать идею человека, его творчества и свободы. Кажется, ни один из мировых мыслителей не обретал объекты познания в такой интимной и глубокой простоте. В истории философии Николай Бердяев всегда будет стоять несколько особняком — слишком честной и открытой была его мысль, направленная на самые острые и болезненные вопросы человечества Он всегда будет «неудобен» и научным философам, и богословам. В работе «Назначение человека» Бердяев заострил проблему самой философии, утверждая, что ее предмет — «тайны бытия и мистерии жизни», а не отвлеченное изучение самого процесса познания. В христианской мысли Бердяеву принадлежит уникальный тезис о том, что Бог так же нуждается в человеке, как человек — в Боге. Отшелушив лицемерие церковного «утробного» христианства и отбросив религиозность как государственный рычаг управления, Николай Бердяев поставил рядом Человека и Бога, обрисовав их предвечную зависимость перед лицом взаимной любви. Человеческий путь к Богу — это путь творчества, беспрерывного созидания жизни, себя, новой мысли или новой материи, это Одна из самых сокровенных тем его сочинений — тема любви и пола, выраженная наиболее страстно в «Смысле творчества» и в «Самопознании». Словно крик боли, брошенный по ту сторону вечности, она имеет не только философское, но и поэтическое выражение Мужского. Бердяев оголил жгучую для человечества мысль — о греховности пола. Вечная трагедия человека — потребность в любви и невозможность обретения ее с Другим. Там, где единение плоти — забвение Духа, где единство Духа — мука физического желания обладания и проникновения в любимое существо. Мысль Бердяева обезоруживает своей глубокой простотой: Любовь избавлена греха, злого сладострастия и вульгарности, когда освещена духовным родством. Только тогда жажда телесного соединения является единственно возможным путем восстановления мужского и женского начал цельной Индивидуальности. Николай Бердяев пророчески написал о русской революции, предсказав, что ни одна сила извне ее не остановит, но силы, ее породившие, сами уничтожат ее результаты. Размышляя о русской душе, обрисовав стихийность и догматизм российской интеллектуальной мысли, он предрек не только возможность Сталина, но и возможность Путина. А очертив женственность русской нации, которая «вечно невестится» перед государственностью, « Удивительно прозорливо он наметил еще в средине ХХ века драму третьего тысячелетия, сказав, что технически человек преодолеет проблему пространства и времени, но при этом опустится на дно самого сложного и трагического одиночества, отчуждения и неразрешимой тоски. И, наконец, предрек закат христианской эпохи, когда при внешнем присутствии Впервые опубликовано в журнале «Личности», 2011 г. * Е.К. Герцык. «Воспоминания». |
2007–2024 © teatre.com.ua
Все права защищены. При использовании материалов сайта, гиперссылка на teatre.com.ua — обязательна! |
Все материалы Новости Обзоры Актеры Современно Видео Фото обзор Библиотека Портрет Укрдрама Колонки Тиждень п’єси Друзья | Нафаня |
Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед
Не написал ни одного критического материала
Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)
Терялся в подземке Москвы
Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами
Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах
Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)
Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву
В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»
Стал киевским буддистом
Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке