Новая драматургия. Эскиз*^{03 марта 2008}

Текст Марыси Никитюк

Основные черты пьес новой драматургии:

Эмоциональная основа: чрезмерное, нередко беспочвенное насилие.

Персонажи: маргиналы или социальные низы.

Конфликт: гиперболизированная жестокая реальность, б которой персонажи выступают пешками, а право на поступок — не дано.

Подтекст: повышенный интерес к патологии и злу.

Язык: использование вульгарной и ненормативной лексики.

Метод: использование крайней аутентики и документальности, предельно точное описание социального слоя или группы (с эксперементальным внедрением в среду).

Украинский театр напоминает дикое поле, гус­то заросшее сорняками. Молодых режиссе­ров на нем практически не видно. Пронзительных новых пьес — тоже. Мы живем в провинциаль­ном гетто, и в условиях внутренней культурной изоляции вынуждены поддерживать себя импор­тированными фильмами и книгами. Но театр не привезешь в кармашке, не оценишь, посмот­рев DVD, — его нужно прочувствовать.

Современное украинское искусство существует на периферии социума. Оно живет параллель­но обществу, не вступая с ним в диалог. Но хуже другое — украинский театр отвергает саму воз­можность говорить с современностью на ее язы­ке. Вместо этого он умиляется своей Духовностью, не замечая, что она давно превратилась в фик­цию, призрак.

В 90-е подобная ситуация была и в российском театре, принявшемся потакать вкусам состо­ятельного плебса. Против этого восстало молодое поколение драматургов, которые объединились в движение «Новая драма». Невольными пособ­никами этих авторов стал Британский совет, организовавший в России совместно с лондонс­ким театром RoyalCourt, специализирующимся исключительно на постановках современной пье­сы, чтения новой драмы, созданной, в частности, в методике «вербатим», когда автор находит геро­ев, сюжеты, как, впрочем, и реплики своих пер­сонажей, изучая конкретную социальную группу (таксистов, проституток, сезонных рабочих, нар­команов, офисных клерков и пр.).

В Британии, кстати, традиция создания совре­менных пьес никогда не прерывалась. И сегод­ня в Англии активно работают авторы newwriting (новая пьеса), по сути, подхватившие знамя «поко­ления рассерженных молодых людей», кото­рое еще в 50-е скалило зубы в адрес государства и общества. Среди прочего, новая пьеса — это оди­чалое послевкусие контркультуры: молодые люди поняли, что секс, наркотики и рок-н-ролл не доба­вили им свободы.

Мир, который описывает современная запад­ная драматургия, необычайно жесток. Герои, как правило, маргиналы или социальные аутсай­деры. Язык — намеренно грубый, нередко сдобренный ненормативной лексикой. Таковы чуть ли не документально запечатленные, выколупан­ные из самых темных щелей реальности, обычно, страдающие какой-либо психической патологией персонажи британца Марка Равенхилла, немца Мариуса Майенбурга или ирландца Мартина Мак-Донаха.

Одна из причин появления такой драма­тургии — невыносимая скука, царящая в сытых буржуазных европейских странах. Садомазохизм — последняя черта искреннос­ти и боли авторов, но одновременно и спасение для публики. Обеспеченный и благополучный зритель идет в театр за негативными эмоциями, которых не хватает ему в жизни. Благодаря театру, общество словно получает прививку от агрессии.

В Украине подобных пьес, по крайней мере на сцене, не встретишь вовсе. Наш театр труслив. Впрочем, он не рискует работать с новой драматургией, оправдывая это еще и интересами публики, дескать, зрители привыкли ходить на зна­комые со школьной скамьи названия. К тому же если мертвым классикам не нужно платить про­центы с продаж билетов, то современным авто­рам приходится выплачивать авторские отчисле­ния. Не веря в кассовый успех ноной драмы, театры просто предпочитают не брать ее в репертуар.

Есть, тем не менее, у сопротивления театров новой драме и социально-психологические причины. Маргиналоцентричная драматургия, невероятно популярная в Европе и прочно укоре­нившаяся в России, плохо приживается в Украине еще и потому, что наше общество вряд ли можно назвать благополучным и буржуазным — люди здесь сами существуют внутри подобного жес­ткого театра. Когда человек занят проблемами выживания, он не очень-то стремится слышать о них еще и со сцены. С этой точки зрения, лишь небольшая прослойка украинцев потенциально является потребителем новой драмы. Впрочем, сам по себе достаток не делает зрителя культурным и чутким — нужно ведь еще и искусством инте­ресоваться, уметь реагировать на свежие энергии и настроения. Увы, театр, отравленный националь­ным пафосом, постыдным мессианством и местечковостью, ничуть формированию такого зрителя не способствует.

Однако нельзя игнорировать того, что потихонь­ку новая драма начинает отвоевывать себе территорию и в Украине. Лидирует в этом про­цессе Харьков. Возможно, из-за своей традици­онной ориентированности на Москву, он раньше Киева почуял новые веяния. В Харькове при Доме актера регулярно проводятся чтения новой дра­мы, небольшие труппы постоянно ставят актуаль­ные тексты и представляют их в рамках фестива­ля «Курбалесия».

Активность киевской театральной среды куда скромнее. Из полутора десятков современных немецких пьес, дважды презентованных Гете-инс­титутом на специальных чтениях в театре Руской драмы им. ЛЕси Украинки, на сцену, кажется, попала только «Norvay. Today»; пшиком закончились годичные чтения современной украинской драматургии, орга­низованные Андреем Приходько в Национальном театре Франко; не имеют ни малейшего резонан­са периодические чтения новой драмы в Центре Курбаса. Разве что Дмитрий Богомазов сумел дока­зать, что новая драма имеет большой художественный потенциал, поставив у себя в «Вильной сцене» агрессивные тексты — «Роберто Зукко» Бернара-Мари Кольтеса и «Женщину из прошлого» Роланда Шиммельпфеннига. А вот теперь серьезную заяв­ку на работу с современной драматургией сделал Владислав Троицкий в театре «ДАХ».

В декабре на этой сцене появилась «Анна» Юрия Клавдиева — пьеса-вестерн о российской глу­бинке, по стилю чем-то схожая с постапокалипти­ческой «Кысью» Татьяны Толстой. «Анна» — текст постмодернистский, в нем чувствуется влияние и братьев Коэнов, и тарантиновского юмора. В нем даже самый грязный и безнравственный тип выра­жается сложноподчиненными предложениями, смешанными с отборным матом. Главная проблема драмы озвучена бывшим гинекологом, а ныне без­умным шаманом: «Почему для того, чтобы вы нача­ли думать, в каком дерьме живете, обязательно дол­жен кто-то начать вас жечь, убивать, мочить?».

Вопрос этот уместен и для украинской теат­ральной среды: «Почему, чтобы заставить деятелей искусства начать шевелиться, кто-то должен их шокировать?». Клавдиев тем и интере­сен Троицкому, склонному к высокой поэтизации и эстетизации сценического действия, что выво­дит жесткое звучание своих пьес на метафизичес­кий уровень.

Вторым спектаклем настроившегося на новую драму «ДАХа» стала постановка пьесы швей­царского драматурга Лукаса Берфуса «Сексуальные неврозы наших родителей».

13 марта «ДАХ» покажет еще одну премьеру из серии новой драмы — «Бесхребетность» И. Лаузунда. А в феврале на их сцене был поставлен один из знаковых и, можно сказать, уже клас­сических европейских драматических текстов конца прошлого века — «4:48 Психоз» британ­ки Сары Кейн, по сути, описавшей в этой пьесе свою депрессию и покончившей после ее написа­ния самоубийством.

Активная позиция Влада Троицкого, начав­шего экспериментировать с остросоциаль­ной современной драматургией, дает мощный толчок к внедрению этой пьесы в столичное теат­ральное пространство. Не стоит, конечно, ждать, что академические театры немедля бросятся ста­вить новую драму, но, в некотором смысле, «ДАХа» Киеву пока хватит. Ведь даже в Москве лишь несколько театров занимаются подобными веща­ми: «Практика», Театр. Doc, «Центр драматургии и режиссуры Рощина и Казанцева». Куда нам, ска­жем, до Германии, где современная пьеса состав­ляет 70% репертуара.

*Впервые опубликовано в журнале культурного сопротивления «ШО»№ 3 (29), март 2008