Часть первая. Фестиваль07 декабря 2007

Интервью с Романом Должанским,

театральным критиком,

арт-директором фестиваля NET (новый европейский театр)

Разговаривала: Марыся Никитюк

Фотографии: Олеси Кочановой

… думаю, еще будет много поводов для старушки встать и уйти.

Девять или семь

Мы проводим фестиваль NET в девятый раз. Стартовав в 1998, первые два года он представлял собой самодеятельное мероприятие: группа энтузиастов без организации и бюджета. Хотя никто не умел организовывать подобные фестивали, но очень хотелось привозить европейский театр. А в 2001 году все более-менее сформировалось. От первых двух лет осталось только удачное название. История феста насчитывает девять лет, но на профессиональном уровне — это седьмой NET.

С самого начала хотелось привозить лучшее, но любая программа — это компромисс между возможностями и желаниями. Хочется одно, а можется другое в финансовом плане. Что касается того, привозим ли мы только хэдлайнеров, то я никогда не отважусь сказать даже в будничной беседе, что программа нынешнего NETа — это самое лучшее, что есть в мире. Это означало бы, что я или ни черта не понимаю в мировом контексте, или у меня плохой вкус. Фестиваль — это некая композиция из спектаклей, которые нам кажутся хоть с какой-то точки зрения интересными.

Программа 2007

Синтетический театр Каждый год в программе проявляется нежестко прочерченная линия, концепция. В прошлом году был невербальный театр. Спектакли были почти без слов, в нетрадиционных пространствах, был поиском необычных форм и необычных мест. В этом году у фестиваля нет единой линии, потому что все спектакли представляют собой микс различных театральных жанров. Допустим, спектакль Асьер Сабалета «Эго-тик». Это небольшое произведение на обочине, такого немало можно увидеть в Эдинбурге на фестивале Фриндж. Но это был довольно интересный синтез современного танца и физического театра с применением медиа-технологий.

Голландский спектакль «Ангел» был смесью танца, кукольного и драматического театра. «Монастырь» — норвежская постановка — пантомима, физический театр с элементами танца и драмы. Во всяком случае, можно обсуждать варианты театра, который рождается, во-первых, на жанровом пограничье, а во-вторых — из ничего. Все эти три спектакля являются сочинительским театром, то есть не имеющие под собой литературной основы, они придумываются одним человеком, или же группой людей прямо на площадке. Это одно из направлений европейского театра, которое существует наряду с тысячью первой интерпретацией «Вишневого сада».

Если посмотреть на афиши фестиваля в этом году, то не встретишь ни одного знакомого названия (ни имени драматурга, ни названия пьесы). Зрителю не за что зацепиться — так сделано специально, спектакли фестиваля должны быть приключением, открытием чего-то нового. И даже тот спектакль, который сделан на основе классического произведения «Преступления и наказания» Достоевского, носил названия «Грустные песни из центра Европы» и представлял собой довольно вольную композицию по тексту. Это был самый традиционный спектакль программы, и не случайно он стоял первым, потому что вся программа 2007 день за днем, задумана как путешествие от сравнительно традиционной формы театра, каким был первый спектакль, до не-театра в принципе, каким был последний хепенинг «Прыжок дохлой кошки». Это уже вообще не театр, потому что непонятен его результат. Театр все-таки наполняют отрепетированные пьесы, хотя бы создатели знают, чем они закончатся, если не знают зрители. А это классический хепенинг. Может, закончится так, а может эдак.

«Грустные песни из сердца Европы» относительно классическая постановка как отправная точка в путишествии NET 2007 «Грустные песни из сердца Европы» относительно классическая постановка как отправная точка в путишествии NET 2007

Вопрос возможностей

Вот такая извилистая дорожка программы этого года. Ее можно было построить с той же идеей, но совсем на других именах, на гораздо более массивных спектаклях, более значительных. То есть один и тот же тип пути может виться сквозь небольшие холмики, а может между снежных вершин. Мы идем так, как нам позволяют довольно ограниченные возможности, но суть пути одна и та же. Театральное искусство очень дорогое и неповоротливое, это не книжная ярмарка, куда привез книжку, не кинофестиваль, куда привез ленту в коробке, это все стоит очень дорого. В Москве такие мероприятия проводить с каждым годом все сложнее и сложнее, потому что растут цены на гостиницы, на театры, на транспорт, гораздо быстрее, чем растет финансирование фестиваля. Морально его делать с каждым годом легче и легче, потому что люди уже знают, это уже бренд. В принципе можно больше не прилагать усилий в сфере имиджевого развития. А с точки зрения финансовой свободы делать фестиваль не скажу что сложнее, но ничуть не легче. Мне кажется, что люди, принимающие решения, не понимают важности этого фестиваля, помогают как-то — и на том спасибо.

Фестиваль как брошенный в болото камень

На фестивале каждый день сидит 200 зрителей, а одновременно в Москве 30 000 человек, не подозревая о существовании никакого фестиваля NET, сидит в каких-то больших театрах и смотрит ту продукцию, какая им предлагается. 25 000 из них смотрят какую-то страшную коммерческую дрянь. Переломить эту тенденцию нельзя, наш театр сейчас глуп и груб. И все глупеет и грубеет с каждым годом. Поэтому сказать, что мы творим альтернативу, которая со всем этим борется, нельзя — глупо на это надеяться. Но все зависит от того, кто смотрит, поскольку зрителем на фестивале является специальная публика, не только критики и режиссеры, театральные продюсеры, но и просто продвинутые зрители. Конечно, их взгляд расширяется, они больше понимают благодаря фестивалю, что происходит в мире. Режиссеры будут ставить по-другому, зрители — смотреть по-другому. Все эти фестивали — камень, который ты бросаешь в болото, от которого начинают расходиться круги. Когда-нибудь эти изменения, может быть, достигнут и тех людей, которые смотрят всякую пошлость.

Неслучайный зритель

Я не стремлюсь к тому, чтобы по всему городу была развешена реклама фестиваля. У нас есть некоторые маленькие незначительные фестивали, которые очень много денег вкладывают в рекламу, я считаю, что это бессмысленно, это понты и самолюбование. Реклама, безусловно, нужна в современном мире — она двигатель всего, но во всем нужен баланс. Не нужно, чтобы об этом фестивале знали все, он абсолютно для этого не предназначен, нужно, чтобы о нем знали нужные люди, чтобы он нашел своего зрителя. Самое важное сейчас в условиях Москвы, когда очень большой перегретый, перенасыщенный культурный рынок, для каждого мероприятия найти своего зрителя. На все, что ни покажи: будь-то пыльная старорежимная драма при свечах, или что-то радикальное, где все голые трахаются на сцене, найдется свой зритель. Если вы приедете в деревню, там на большую часть видов искусства, особенно современного, не будет потребителя, а в таких городах, как Москва, конечно, будет — важно просто докричаться до своего зрителя. А у NETа уже сформированный, не случайный зритель — это главный итог семи-девяти лет работы.

Подбор программы

Спектакли мы отбираем на фестивалях. Я и Марина Давыдова много путешествуем. Нет никакой системы отбора, и критериев тоже нет. Разве что, собственный вкус и собственный интерес, в строгой сверке с финансовыми возможностями. У меня есть список из 50 режиссеров, театров и мест, которые мне интересны. Потом надо понять, сколько это стоит, если время у них, у нас, какие технические потребности спектакля. Составления программы фестиваля — соединение очень многих ограничений: по времени, по деньгам, по готовности зрителей. Когда все эти барьеры поставлены — между ними организовывается маленькое свободное пространство. Значит — это оно и есть.

Роман Должанский один из лучших театральных критиков Москвы Роман Должанский один из лучших театральных критиков Москвы

Радикальные спектакли

Мы часто видим вещи, которые хотелось бы привезти, но они слишком радикальны. Например, прекрасный спектакль немецкого режиссера Юргена Гоша «Макбет» в Дюссельдорфе. Его играют только мужчины, которые большую часть времени полностью обнажены на сцене, при этом они не молоды и не красивы, это даже нельзя выдать за порно-шоу или эротическое представление. На сцене они испражняются, обливаются кровью и белой мукой — это такое отторжение зла, смотреть местами неприятно, но это очень сильное высказывание на тему, что такое разнузданность, зло, человеческий беспредел. Смысл соединяется с эстетическим шоком. Мне очень нравится этот спектакль, но не отважусь я его показать в Москве на государственные деньги. Потом будут обвинять, что федеральное финансирование идет на порнографию и безнравственность, хотя «Макбет» Гоша не является ни тем, ни другим.

Может, я ошибаюсь на счет неготовности московской публики к такому роду зрелищам, может мы перестраховщики. Просто бывали случаи, когда по поводу каких-то спектаклей были конфликты. После постановки Жолдака «Один день Ивана Денисовича» даже Солженицын писал письмо протеста, и зрители тоже. Но это было четыре года назад, сейчас, может быть, этого и не случилось бы. Эстетический шок, раскол зала, чье-то негодование позитивно только тогда, когда конфликт плодотворен. Можно что-то разрушить, дабы на его месте выросло нечто новое. В болоте огонь устроить — это полезно, но всегда надо понимать, что одно дело эстетический конфликт, а другое — отторжение. Если люди просто через десять минут встанут все и уйдут — в этом смысла нет никакого, потому что это бесполезно. Все имеет свои стадии развития, перед тем, как привезти аборигенам компьютер, лучше их познакомить со счетами и арифмометром.

Самый нерадикальный NET

NETу в следующем году будет уже десять лет — это такой солидный возраст. Мне кажется, что NETу по силам больше заниматься эстетическими экспериментами, не экспериментами в области дозволенного или недозволенного, в смысле каких-то нарушений табу, добровольно наложенных на театр им самим или обществом в процессе своего развития. Но это я сейчас так говорю, потому что в этом году NET получился, в смысли щекотания границ дозволенного, самым невинным. Все находится в области эстетического поиска и эксперимента, будь-то «Торговцы» Жоэля Помра, или «Монастырь» или та же «Дохлая кошка» — это проверка и переосмысление того, что может театр в сфере форм. Но они не провокационны в смысле пощечин общественному вкусу. По этой части, NET 2007 получился одним из самых диетических. Но это ничего не значит, думаю, еще будет много поводов для старушки встать и уйти.

«У NETа уже сформированный, не случайный зритель — это главный итог семи-девяти лет работы» «У NETа уже сформированный, не случайный зритель — это главный итог семи-девяти лет работы»


Другие статьи из этого раздела
  • Інцидент «Київської Пекторалі». Пряма мова

    «Київська Пектораль» єдина театральна премія міста, яка відзначає найкращі роботи театрів, аткорів, режисерів, декораторів та ін. Але за час свого існування Премія себе дискретитувала, не в останню чергу тому що їй немає альтернативи і організатори разом з головним управлінням культури міста мають монополію на роздачу грошових заохочень. Навколо цієї Премії вибухало багато помітних і дрібних негараздів.
  • Політичні маніпуляції театральної ляльки

    Після кожної вистави учасники Bread and Puppet Theatre випікають хліб та роздають його перехожим. Це не благодійна акція, а одна із засад філософії дешевого мистецтва, яку пропагують Bread and Puppet. Маніфест Cheap Art Philosophy набрав розмаху у 1982 році, коли став відповіддю на комерційне мистецтво, на противагу якому актори Bread and Puppet Theatre вирішили створювати свої вуличні спектаклі, які були би доступні для кожного, незалежно від соціального статусу чи заробітку
  • Разговоры о современном французском театре. Филипп Кальварио

    Раньше во Франции был журнал «Театр», но, похоже, он был не слишком популярным среди читателей, и его больше нет. В основном театральная критика сосредоточена во влиятельных газетах типа «Фигаро», «Монд»…
  • Не сотвори симулякр. Работа критика

    Одна из проблем современной театральной журналистики сегодня — это доминирование рецензии-анонса над рецензией-анализом. Можно говорить о различных тому причинах: объяснять все массовым читателем, извинять равнодушным к искусству спонсором или рекламодателем, аргументировать, наконец, высокой скоростью информационного обновления. Однако можно упомянуть также о негласных стандартах глянца, которые генерируются определенными личностями, мягко говоря, далекими от аналитики, искусства, да и, по большому счету, от настоящей журналистики. И, может быть, последнее как раз и является подлинной причиной растиражированного «облегченного» информационного продукта.

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?