^{25 апреля 2011}

Интеллектуальный пир

и Мыльный Пузырь

Воронова Мальвина

17 апреля в Театре на Левом берегу Днепра состоялась премьера постановки «Гости грядут в полночь»

Режиссер-постановщик: Дмитрий Богомазов

Художник-постановщик: Александр Друганов

Драматург: Андрей Миллер

Пьеса: «Прощание Дон Жуана»

И была у Дон-Жуана — шпага,

И была у Дон-Жуана — Донна Анна.

Вот и все, что люди мне сказали

О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане

Марина Цветаева

Если бы испанскому обольстителю Дон Жуану довелось узнать, что в третьем тысячелетии о нем напишет киевский драматург Андрей Миллер, надо думать, он бы счел возмездие от руки Командора чрезвычайно мягким. Все-таки у Дон Жуана при всех роковых его недостатках был вкус, стиль и честь, а у господина Миллера, пардон, одна литературная амбиция.

Объективности ради заметим, что классические сюжеты действительно несколько устарели: «Дон Жуан, или Каменный гость» Мольера многословен и напыщен, «Каменный гость» Пушкина искрится отличным стихом, но прохладен и мало современен, пьеса Леси Украинки избита хрестоматийным подходом.

Современность жаждет удивления, остроты и парадокса, образы прошлого кажутся односложными. Что ж… идея женить Дон Жуана, надо признать, не лишена остроумия, но между гениальным замыслом и его воплощение — пропасть таланта, а им драматург не обременен. Соответственно, обработка им классического сюжета — чистое самомнение и литературное нахальство.

И дело даже не в том, каков сюжет пьесы А.Миллера «Прощание Дон Жуана», а, скорее, в том, каков у нее дух. А он, мягко говоря, простоват, пошловат, а также идейно и стилистически посредственен. Правда, материал, так сказать, не без изюминки: его решительно невозможно читать серьезно. Казалось бы, и хорошо — комедия ведь, но!.. Смеешься совершенно не тогда, не там и не над тем, что задумывал автор, посмеиваешься, собственно, над ним самим.

Вероятно, читая литературный материал, Дмитрий Богомазов на энной странице этого обыденнейшего текста понял, что серьезно его ставить Невозможно. Тогда-то, очевидно, родился гениальный замысел — поставить пьесу, Смеясь над ней. Художник Александр Друганов, создав высокохудожественную сценографию, служащую не только фоном действия, но и его основополагающим смыслом, тоже включился в игру — «убей драматурга». И, надо сказать, ничто так не обличает посредственность, как соседство таланта, в данном случае — режиссера и художника.

Что получил в результате зритель? — Чистое интеллектуальное наслаждение. Ибо ему предложили театр в театре, сюжет с двойным дном, художественное высказывание с двуличным, макиавеллевским смыслом. И, чем внимательнее зритель смотрел, тем интереснее картина ему открывалась.

На поверхности постановки разворачивается собственно «оригинальный» сюжет господина Миллера: Командор завещает Дон Жуану все свое состояние, если тот женится на Донне Анне, поселится в провинции, будет добропорядочным семьянином и ни разу не покусится на возможность очередной интрижки. В противном случае, разумеется, — роковая и мистическая смерть от всех опозоренных им рогоносцев. Как на грех, экзальтированная перезрелая нимфоманка Донна Лаура прибывает в поместье, чтобы соблазнить Дон Жуана, а с нею несчастная сирота-протеже — Анжелина, — которая так молода и так мила, что едва не уводит главного героя с его добропорядочного пути. Но заканчивается, разумеется, все хэппи-эндом: Дон Жуан по-отечески заботится об Анжелине, отвергает напористую Донну Лауру и, оставаясь с женой, заключает, что, познавая одну женщину — жену, познаешь — всех. Естественно, он спасен от рокового возмездия Командора да еще облагодетельствован сказочным богатством. Словом, сюжет как нельзя лучше раскрывает всю «мощную идейную глубину» драматурга, родившего на свет Дон Жуана-бюргера, Дон Жуана-сквайра, Дон Жуана-хапугу. — Лилипута в кругу литературных гигантов Мольера, Пушкина и А.Толстого.

И, безусловно, залог качества постановки не в нем, а в том, как, рассказывая авторский сюжет, режиссер мастерски прячет его от зрителя, параллельно разворачивая тонкий, интеллектуальный, содержательный и глубокий стеб над текстом.

С помощью внутренних сценических метафор, мимики, жестов, интонаций, неожиданной вербализацией — одного куска и не менее неожиданной визуализацией — другого куска пьесы Дмитрий Богомазов последовательно развенчивает пьесу, которую ставит.

Там, где драматург самым серьезным и скучным образом подробно описывает, как Сганарель ловит рыбу (полагая, что развернут ему на сцене пруд и выдадут удочки), режиссер же предлагает актеру Виталию Салию рассказать, как Сганарель ловит рыбу, одновременно посмеиваясь, и над своим персонажем, и над его текстом. Царящая в подтексте ирония не сразу понятна, но чрезвычайно занимательна. Абсурдность — первый пласт юмора, кто понимает смысл абсурда, — ценит второй пласт, — и просто в восторге. Актеры в кураже, потому что они — в сговоре, между ними тонкая связь тайны и иронии.

В другом фрагменте автор дотошно размещает яблони на сцене, а Александр Друганов создает на их месте изысканный заброшенный парк в дымке, сквозь которую таинственно и величественно проступают античные статуи (среди них — замер на постаменте один из Истуканов). Слуги входят в парк из камня и скульптур, в котором ни ветки, ни сучка с миллеровскими словами «что за странная растительность!», произнося их нарочито и четко. За кадром — смешок постановщиков.

Где у автора приторная сентиментальность в кружевах безвкусия, у режиссера — смех, ирония и заземление патетики. У драматурга местечковая мистика, у режиссера — настоящее дыхание потустороннего (линия Истуканов сценически, художественно, актерски — безукоризненна). Фактически, авторский текст, усыпанный банальностями и литературными штампами, режиссер превратил в площадку для хорошего юмора и тонкого высказывания поверх текста.

Смыслы, добытые режиссером из драматургии, не имеют к драматургу никакого отношения, их платформа — остроумный и эрудированный интеллект постановщиков. И лежат они в выстроенных линиях характеров персонажей. Каждый из героев одновременно и литературный, классический образ со своей историей воплощения, и вполне житейский тип. Дон Жуан — уставший ловелас, семьянин по неволе, втайне мечтающий о новой интрижке. Донна Анна — растерянная жена, семья которой под угрозой появления другой женщины. Донна Лаура — хваткая хищница, обаятельная и беспринципная, грубоватая и в сущности простодушная. Сганарель — зеркальное отражение своего хозяина — остряк и циник. Анжелина — юная малютка, полагающая, что мужчина решит все ее беды, олицетворение девичьей наивности.

В концепции режиссера герои говорят на два голоса, один — голос высокой драмы (несколько патетический и декламационный), другой — житейский и упрощенный, почти обыденный. Именно так, несмотря на комедийность и ироничность происходящего действия, режиссер воплощает трагифарс жизни, где нередко смешное — трагично, трагичное — заземлено, житейское — неожиданно возвышенно и даже патетично.

В каждом из героев режиссер добывает его внутреннюю правду. Правда Дон Жуана — свобода, которую он теряет, правда Донны Анны — терпение и смирение всякой женщины, Донны Лауры — ее страстное вожделение хищницы и опустошенность, Анжелины — наивность женской любви.

Актеры играли своих героев с огромным, неподдельным увлечением (прекрасная и многозначительная Ирина Мак/Донна Анна, чувственная и экстравагантная Леся Самаева/Донна Лаура, бесподобный умный комик Виталий Салий/Сганарель и его сообщник по веселью обаятельный Александр Кобзарь/Пьетро, тонкая и нежная Яна Соболевская/Анжелина). Сценическое перемещение, пластика, работа с голосом, интонации, — все выстроено с точным расчетом шахматной игры. Финал которой — мат драматургу.

Нет сомнения, что Богомазовская постановка — это пир интеллекта. Жаль только, что праздник состоялся на весьма диетических основаниях постной драматургии. Работа режиссера, художника и актеров достойна того, чтобы встать и крикнуть искренне «браво!» Крикнуть и растрогаться ими и собой. А, поразмыслив, убедиться, что в руках у тебя остался, в сущности, изысканный и чрезвычайно остроумный Мыльный Пузырь. Такой яркий и замысловатый, но какой же легкий и пустой!..