Владимир Панков о своей новой работе^{07 декабря 2009}

«Ромео и Джульетта»

Москва

Декабрь

Текст Марыси Никитюк

Фото К. Иосипенко

В Москве, в Театре Наций 22–23-го декабря состоится премьера одного из самых ожидаемых спектаклей этого года. Владимир Панков и его коллектив «СаунДрама» покажут «Ромео и Джульетту». Этот спектакль состоится в рамках программы Театра Наций «Шекспир@Shakespeare», обещая быть эмоционально острым, полифоничным и надрывным театральным событием. Один из акцентов панковской постановки классической трагедии — это заострение внимания на межэтнических разногласиях, актуальных для всего мира и для Москвы, в частности. Режиссер намеренно подчеркнул этнический конфликт с помощью двух, заложенных Шекспиром, сюжетных линий и противоборствующих сторон: клан Капулетти играют азиатские актеры (в роли Джульетты — Сэсэг Хапсасова), клан Монтекки — европейские.

Начинал Владимир Панков с современной драматургии (спектакли «Красной ниткой», «Док.Тор»). Создавая постановки из синтеза драматического театра и декламации, различных техник чтения, стилей музыки, звуков и шумов, В. Панков основал некий уникальный театр, который для простоты обозначения назвали «СаунДрамой». Впервые «СаунДрама» обратилась к классике, поставив спектакль по М. Булгакову «Морфий», три года назад были поставлены «Гоголь. Вечера. I» по Н. Гоголю, и удивительный спектакль по трагическому, пронзительному, фольклорному тексту поэмы «Молодец» Марины Цветаевой. Этот проект, созданный совместно с французскими актерами, к сожалению, уже год как закрыт. Возможно, постановка «Ромео и Джульетта» повторит эмоциональный накал и красоту ансамблевого театра, представленные в «Молодце».

Мы застали Владимира Панкова на репетиции «Ромео и Джульетты». И хоть это еще только контур, пунктир спектакля, уже ясно, что он будет необычайным, странным и страстным. В перерыве между репетициями, режиссер, пребывая большей частью в постановочном процессе, все же рассказал Порталу о самой постановке, ее решениях и основных смыслах, которые, быть может, так и останутся в далекой ноябрьской субботе, когда произошел этот разговор.

Владимир Панков и его Ромео (Павел Акимкин) и Джульетта (Сэсэг Хапсасова)

Как идет подготовка к «Ромео и Джульетте»?

Шекспир оказался, с одной стороны, жестким и циничным, а с другой — очень открытым: какую нить не возьми, — каждую можно бесконечно разворачивать, углубляя смыслы, обнаруживая неожиданные и новые интерпретации. А у нас только 50 репетиционных точек, и поставить за это время всю пьесу в рамках «СаунДрамы» невозможно, но мы все же решились.

Прочтение режиссера № 1:

Отец Ромео иногда является самим Ромео, словно его проекция в будущее, ведь сын вполне мог бы стать точной копией отца. Доступная Розалина, о которой вздыхает Ромео до встречи с Джульеттой, в будущем могла бы быть похожа на мать Ромео — это проекции постоянно повторяющегося мира… Мать Джульетты — та же Джульетта… и если смотреть сквозь эту призму, то ее черствость, ее не-материнское поведение раскрывается иначе, гораздо глубже. В пересечении этих невидимых смыслов читается обновленное понимание трагедии: может, страшно не то, что произошло с влюбленными, а то, что могло бы с ними произойти, останься они в живых.

Кажется, что у вас получается несколько демоническая версия «Ромео и Джульетты» …

Джульетта в одной из реплик к Ромео, говорит: «Я погублю тебя», откровенно предупреждая его о том, что, чем сильнее любовь, тем она ближе к смерти. Меня всегда интересовала Любовь как обратная сторона смерти. Я исследую ее во всех своих работах, и, оказывается, в драматургии воспроизводить эту тему хорошо через сон. Сон — как туннель в другую реальность, его часто используют в хороших классических пьесах. Например, в Гоголевских «Вечерах…» Оксана говорит Вакуле, что выйдет за него, когда он привезет ей красные черевички. А он перед тем, как отправиться в Петербург на Черте, идет к пруду. В большинстве случаев все пропускают следующую за этим реплику четырех бабушек, которые невзначай как бы говорят: «А что с Вакулой? Не то в прорубь попал, не то повесился….» Гоголь делает целый мост для того, чтобы мы исследовали потусторонний мир, и это, фактически, смерть героя посреди рассказа. А в какой он Питер попадет? Хоть в современный — все зависит от нашей фантазии. Тоже самое с Ромео, он то засыпает, то говорит о сне, сон как проводник в мир, где он не станет своим отцом, в мир, где ему грезится Джульетта.

Что значит Любовь как обратная сторона смерти?

Когда ты очень сильно любишь, то, обнимая, желаешь растворить другого человека в себе, — до такой степени ощущая «мое». Поэтому, даже тогда, когда на улицах Вероны два клана начинают бить друг друга — это одно из проявлений любви.

А между Ромео и Джульеттой все-таки любовь, не только страсть. И мне хочется соткать такой мир, который может быть только во сне, придуманный мир, в который попадут Ромео и Джульетта после смерти. Шекспир ведь дает им два раза умереть и воскреснуть, только в противофазе. Вот два человека лежат в гробнице, один поднимается, другой падает — остается всегда один и в какой мир этот один возвращается, а в какой уходит — не известно…

Ромео и Джульетта: «я погублю тебя»

Это Театр Наций вам предложил этот проект?

Да, Женя Миронов, у которого была мечта поставить в Театре Наций «Ромео и Джульетту». Я же до этого предложения тоже думал над постановкой Шекспира, но о другой пьесе. Однако пьесы находят сами режиссеров: хотел Шекспира — получил Шекспира… Мы с ребятами долго-долго думали, но когда я нашел Джульетту — Сэсэг Хапсасову, я понял, как решить спектакль.

А как вы ее нашли? И почему Джульетта в вашем прочтении азиатская девочка?

Я хочу затронуть национальный вопрос, потому что это придаст конфликту эпичности, большего масштаба: и уже не будет отношений на уровне коммуналки, будут страсти, возведенные в куб. Сейчас в мире, и в России национальный вопрос стоит очень остро.

Владимир Панков: «Пьесы сами находят режиссеров: хотел Шекспира — получил Шекспира…»

Затрагивая национальную плоскость, мы выводим конфликт из режима «универсальный» и «вечный», делая его более «мясистым», плотоядным, более острым, сегодняшним, подвязываем в вереницу конфликтов и социальный, и политический. А почему Азия — мне кажется, что именно азиатская кровь сейчас самая мощная, и она когда-нибудь заполнит весь мир.

У нас в Киеве лучшая постановка этой пьесы была в Театре на левом берегу Днепра в режиссуре Алексея Лисовца. Он тоже затронул национальный вопрос, но у него Ромео был крымским татарином (Ахтем Сейтаблаев), а Джульетта — славянской девочкой.

Мне потом рассказали, что подобные попытки разделить кланы по крови и расам уже бывали, кто-то даже делал разделение на японцев и европейцев.

Но это не страшно. Ничего такого я не добавляю в текст самого действия, уже достаточно что у ребят другой разрез глаз — это подчеркивает и заостряет нужный мне конфликт, при том, что я в самом спектакле могу заниматься не публицистикой, а творчеством. Мне интересно играть с ритмами, с музыкой, здесь же мы скрещиваем классическую музыку (Прокофьев) с национальными мотивами Востока. К тому же на уровне текста пересекаются разные языки: английский, русский, азиатские — половину ребята будут читать в шекспировском англоязычном оригинале, половину на русском, еще какую-то часть на своих родных языках, и получится такая странная музыкально-звуковая вязь.

Прокофьев и азиатские мотивы? Как вы подобрали эту музыку к спектаклю, она звучит в контексте сочиненной «СаунДрамой» музыки или главными темами?

Я очень люблю вставлять цитаты из классики в музыкальную канву спектакля, а использование в данном случае отрывков из оперы и балета «Ромео и Джульетта» Сергея Прокофьева и Винченцо Беллини — это дань великим авторам, которые тоже в свое время трудились над этим произведением. А в основном музыка будет сочинена «СаунДрамой», она как ствол, на который мы одеваем и азиатские мотивы и классику, оттеняя, придавая особого вкуса той или иной сцене. Будет также много электроники и оперной музыки — нечто Бьйоркское.

вы начинали с современного текста, а пришли в классику, это путь роста, он обратим или теперь «вечное» навсегда?

Безусловно, обратим. Это нормальный путь развития: от современных текстов к классике, мне повезло, что я сначала попал к Алексею Казанцеву и занимался современной драматургией, ведь прожив постановочный опыт этой драматургии, ты по-другому смотришь на классику. Но это не значит, что «СаунДрама» отказывается от современной драматургии, я уверен, что после «Ромео Джульетты» мы будем ставить современного автора. Пока еще точно не знаю, что именно, но на сегодняшний день мне интересен как автор Юрий Клавдиев— он настоящий, видно, что у него сердце «болит».

Прочтение режиссера № 2:

В «Ромео и Джульетте» есть очень красивые ноты гомосексуальной любви. У Шекспира вообще поиск любви идет через поиск мужчины и женщины в едином лице, эти его вечные переодевания, подмены, да и к тому же в его театре играли одни мужчины. Я дал играть роль Бенволио Насте Сычевой, и роль открылась по-новому, глубинные любовные пласты вышли на поверхность, ведь Бенволио к Ромео всегда обращается с достаточно откровенными репликами. Когда Бенволио спрашивает у Ромео, влюблен ли он, тот отвечает, что да, а Бенволио ему говорит на это: «забудь Джульетту, посмотри, кто рядом, посмотри, разуй глаза» — и другой смысл у всего этого возникает, получается еще один любовный треугольник: Ромео-Бенволио-Джульетта.

Насколько сложнее подходить к постановке классики?

Очень ответственно нужно исследовать ее потенциальные, еще не раскрытые смыслы. И чем известней текст, тем эта задача сложнее. Все знают сюжет «Ромео и Джульетты», «Евгения Онегина», поэтому мне как режиссеру становится интересней работать с таким текстом, потому что я могу не идти за сюжетом как таковым вообще, могу отпустить свою фантазию. Правда, я и с современной драматургией так делаю, но для нее все-таки важен момент сюжета — никому неизвестный текст должен быть в первую очередь услышан, чтобы зритель внятно понимал, о чем речь.

Межнациональная «Ромео и Джульетта» в Театре Наций в постановке Владимира Панкова, 22–23 декабря, Москва

Подходя к тексту «Ромео и Джульетты», я был в диком азарте, там ведь в каждой реплике заложена невероятная музыкальность и темное поэтическое звучание. Вы только вслушайтесь в обвинительный монолог Джульетты: «О куст цветов с таящейся змеей!
Дракон в обворожительном обличье! «. Это текст, которым актеры могут себе позволить общаться с залом с трибуны, декларировать его. Когда ты шекспировские тексты начинаешь разыгрывать, как бы проживая, то ничего не получается, он начинает сопротивляться, потому что это площадной театр, а с этим „СаунДрама“ еще не сталкивалась никогда. Здесь столько возможностей — можно попробовать различные манеры декламации, наконец-то можно заставить текст звучать крупно. Это не текст ловушка, как может показаться, а текст подарок, он ведет к раскрытию актеров, они могут себе позволить существовать в очень ярких красках, существовать полно. А ведь наши актеры опустошены сериалами, зажаты диктатом театрального психологизма и бытового достоверия, они все хотят быть органичными, а только заставляешь их что-то крупно сделать — они бояться потерять органику. Это очень сложно масштабно сказать текст, потому что в таких масштабах у актера возникает другая мелодика, — не все могут себе ее позволить. Ведь надо еще иметь право так декларировать текст, это же значит, что нужно быть личностью, иметь свою позицию по отношению к жизни и ко всему, что в ней происходит.