Семь смертных грехов^{21 октября 2011}

Из Венеции Марыся Никитюк

Специальный обзор дляwww.teatre.com.ua

На закрытии 41-ой Венецианской биеннале показали спектакль «Семь смертных грехов», созданный из семи коротких частей, поставленных семью великими мастерами Европейского театра в рамках актерских лабораторий

Задачей фестиваля является не только демонстрировать лучшие спектакли, но также «инвестировать» в будущие театральные поколения. Проведя несколько дней в лабораториях Томаса Остермайера, Жозефа Наджа, Яна Фабра или Ромео Кастелуччи, молодые люди пытались понять принципы работы мастеров. Подобным образом Италия вовлекает мастеров всех стран в учебный театральный процесс, вкладывая в будущее своего театра, расширяя его рамки и возможности.

Общей темой для биеннале в этом году было выбрано «Семь смертных грехов». Она же была предложена режиссерам для постановки 20-минутного спектакля по завершению лабораторий. В течение 16 октября венецианской публике показывали все части коллективной работы. Мини-спектакли шли на разных сценах, и зрителей из пространства в пространство водили по живописной Венеции провожатые.

Начался подсчет грехов с мини-спектакля великого итальянского режиссера Ромео Кастеллуччи — «Актер твое имя неточно». Продолжая свои разговоры с Богом, Кастеллуччи сделал со своими подопечными пластические этюды на тему одержимости дьяволом. Зритель располагается в маленьком холе Оперного театра с зеркалами, красный свет соблюдает демоническую атмосферу. Участники лаборатории по одному выходят на сцену, включая запись криков и пророчеств одержимых, чернокнижников, священников из Гваделупе, Англии, Франции. Актеры бились в конвульсиях, плевались пеной, обнажались и терлись об пол телами, а потом спокойно поднимались, спокойно шли, выключали запись и обводили тихим, улыбающимся взглядом аудиторию, напоминая, что это игра, и что они — актеры, а не одержимые. В этом эскизе Кастеллуччи, как всегда, предложил полифонию смыслов. Это, и параллель между игрой актера и одержимостью, и аллюзия на историческое неприятие церкви к театру.

Одержимая. Ромео Кастеллуччи — «Актер твое имя неточно»

Второй грех был создан под руководством испанца Каликсто Биеито, показавшего на биеннале с Интернациональным театром Барселоны спектакль «Исчезновение». Его грех, как и название фрагмента, — «Зависть». Актеры читали монологи на разных языках мира, пели песни, завидовали, желали смерти, соблазняли, запугивали. Довольно симпатичная работа постмодернистского театра, построенная на ярких характерах и монологах.

Каликсто Биеито «Зависть»

Третий грех был садом грехов. Созданная бельгийским художником Яном Фабром работа «Святой гангстер» повествует о пороках общества: насилии, мести и сексе. Эта работа Фабра оказалась целостной и стройной, по всей вероятности, Венеция, ее ландшафты, воодушевили мастера. Переодетые в костюмы Америки 20-х годов… женщины — гангстеры, мужчины — проститутки. Эстетически это выглядит очень красиво, смена обличий и привычных контуров, с одной стороны, отсылает к испанской эротике, а с другой, — помогает мужчинам лучше понять их потребительское отношение к женщине. Привязанные на веревках к стулу бородатые дамы в блестящих платьях ждут своих миниатюрных мужичков. Гангстеры выгуливают своих подружек, словно собак на поводках, те дерутся, обзывают друг друга, а потом мужчины-женщины предаются акту жестокого животного насилия. «Мужик, который не имеет все, что движется, не мужик!», «Дырка это дырка, а у х.я нет глаз!», «когда трахаешься, смотри на меня!» — повторяют «девушки». Все истязают друг друга, попеременно меняясь ролями — насильника и жертвы. Ибо нет конца цивилизации жесткости. В конце изнеможенные артисты бросают: «Око за око — и мир ослепнет».

«Святой гангстер» Яна Фабра

После шла чудесная работа испанца Рикарда Бартиса, выбивающаяся из ряда авангардных и агрессивных постановок своей традиционностью, светом и теплотой. Для молодого поколения такой человечный и думающий театр может стать самым радикальным авангардом в «классике» эпатажа. Смешная и очень «итальянская» комедия Бартиса, обличающая бюрократию, выделялась на фоне всех новоиспеченных смертных грехов. Актерская игра восходила к природе самих итальянцев: мудрый неаполитанец с невероятной харизмой, заискивающий перед аудиторией начальник, сумасшедшая, красивая девушка и так далее. Публику сначала не хотели пускать, разыгрывали, будто артистов задержали в аэропорту, а это вовсе не театр, а коммунальная библиотека Венеции, где собранно множество разнообразных изданий «Гамлета». Потом показывали смешную маленькую жизнь чудаковатых работников библиотеки и их единственной посетительницей — сумасшедшей актрисы. Теплая, светлая и почти «безгрешная» работа была единственной комедией среди общих «грехов».

Смешной «грех бюрократии» испанца Рикарда Бартиса

Ян Лауэрс показал вместе со своей лабораторией пустую и малоинтересную работу под названием «Медленная ложь». Узнаваемый почерк Лауэрса в очередной раз подчеркнул пустоту его театральных высказываний. Пока высокая блондинка с густым эротическим голосом комментировала зрителям все происходящее, подкрепляя свои слова эпитетами «великолепные артисты», «невероятная красота происходящего», «грациозные тела исполнителей», шесть участников лаборатории Лауэрса лазили по сидениям в зале, некрасиво раздевались и двигались без особого смысла, кажется, пытаясь изобразить дух Возрождения. Одна из актрис сидела спиной к зрителям и смотрела на камеру — ее лицо публика наблюдала на большом экране. Посидев, девушка разделась и принялась долго и неестественно эмоционально мастурбировать. Как уже было сказано раньше, увидеть в современном европейском театре голые тела, секс и жестокость в сто раз легче, нежели идею и нечто подлинное.

Бессмысленная «Медленная ложь» Яна Лауэрса

Шестой «грех» был за Родриго Гарсией, аргентинцем, работающем в Испании. Его излюбленными темами тоже является критика современного общества: насилие, глобализация, одиночество человека. Его часть состояла из монологов артистов, которые просто обо всем этом говорили. Вспомнили Стивена Джобса, Эми Вайнхауз и Майкла Джексона, которые зачем-то ломали и ломали свои айподы, а закончились антиглобализационные монологи тихой просьбой «Здесь кто-нибудь может встать и обнять меня?» Прямолинейно критикуя современное общество, такой театр является его же отражением. Пока из колонок лились монологи, зрителям предложили погулять на улице, где за столами сидели и раскладывали карты борхесовские маги и вещуны в белых балдахинах, делая, надо понимать, не самые утешительные предсказания миру.

Миниатюра Родриго Гарсии

И закрыл всю эту греховную историю немец Томас Остермайер, предложивший зрителям отрывок из романа Томаса Манна «Смерть в Венеции». Это был только эскиз, демонстрирующий старого героя, чьи мысли о молодости и смерти, доносятся из колонок. За окнами импровизированного ресторана — каналы Венеции, а в конце все расходятся в разные стороны, компания молоденьких девушек — в одну сторону, а пожилой мужчина — в другую. Старость и юность ходят по разным адресам, никогда не пресекаясь.

Томас Остермайер «Смерть в Венеции»

Таким вот чудесным калейдоскопом из эскизов лучших европейских режиссеров закончилась 41-я Венецианская биеннале, констатировав, в сущности, усталость европейской цивилизации.

Работа Teatre на биеннале совершена при поддержки і3 Фонда Рината Ахметова «Развитие Украины»