ГогольFest’16: искусство для ленивых 


Текст Елены Мигашко и Анастасии Головненко (укр.)

Фото repor.to

 

Кураторам самого масштабного в Украине фестиваля современного искусства удалось в этом году создать настоящий маленький город, объединенный общим именем ГогольFest/Вавилон. Город – еще и потому, что в пространстве «Арт-завода Платформа», где проводили ГогольFest, как и во всяком настоящем городе с инфраструктурой, есть свои уровни, пласты. Каждому посетителю – свой уровень и свой «микрорайон». Кто-то приходит сюда, чтобы осмыслить укр.суч.арт в стратегиях пост-постмодерна, кто-то – чтобы посетить лекцию на тему современных стратегий пиара, купить футболку от UAmade, а кто-то – чтобы послушать группу «ТІК», закусив все это смачным пивом и охотничьими сосисками.

«На дне», реж. Оскарас Коршуновас «На дне», реж. Оскарас Коршуновас

Театральная программа ГогольFest’16 в буквальном смысле соединила в себе множество языков – как сценических, так и национальных. Британский кукольный театр (The Fetch Theatre), литовский театр Оскараса Коршуноваса (ОКТ), социальный «Театр переселенца» (Наталья Ворожбит, Георг Жено), берлинский театр им. Максима Горького и эклектичные спектакли-наброски Влада Троицкого. Маскультовское разнообразие языков и стратегий отлично подчеркивает статус Вавилона. Города, разжившегося настолько, что тотальное многообразие и многоязычие поглотили его.

Юзас Будрайтис «Последняя лента Крэппа», реж. Оскарас Коршуновас Юзас Будрайтис «Последняя лента Крэппа», реж. Оскарас Коршуновас

«На дне»: экзистенциальное застолье

Визит Оскараса Коршуноваса – возможно, самое ожидаемое событие в рамках «Литовского фокуса». Собственно говоря, его постановки и открывали фестиваль. Вильнюсский театр (Oskaro Koršunovo teatras) привез с собой монодраму «Последняя лента Крэппа» с Юзасом Будрайтисом и культовую постановку «На дне». Пьесу Максима Горького Оскарас Коршуновас поставил вместе с актерами своего театра в 2010 году, с тех пор спектакль побывал на московском фестивале NET, был признан лучшим на фестивале «Контакт» в Польше. После ГогольFestа актеры прямиком отправились на минский ТЕАРТ и львовский форум «Золотой лев».

Для своей камерной постановки Коршуновас выбирает наиболее бездейственный фрагмент пьесы – четвертый акт. Кульминационные события, связанные со смертью Анны, моментом ухода Луки – начисто вычеркнуты из сценического сюжета. Таким образом, спектакль оказывается сплошной развернутой дискуссией, тканью из нескончаемых разговоров за длинным белым столом. Каждый из героев в буквальном смысле «тянет скатерть на себя». К упоительному и лживому монологу Насти (Раса Самуолите) присоединяется едкая и холодная критика Сатина (Дайнюс Гавенонис), история зацикленного на своем падении Актера (Дариус Гумаускас). Развернутый полилог, насыщенный руганью, звоном стаканов, криком, все больше напоминает цепь монологов, наслоившихся друг на друга. Балаган, при котором каждый носится исключительно со своей историей.

«На дне», реж. Оскарас Коршуновас «На дне», реж. Оскарас Коршуновас

В интервью Оскарас Коршуновас признается, что для него четвертый акт без Луки – это беккетовское ожидание Годо. С той только разницей, что Годо/Лука окончательно покинул мир социального «дна» и никто из героев не думает ждать его. Эту картину – зацикленного тупого непонимания, бесконечных философствований, бессмысленности любых слов/разговоров – Коршуновас словно бы бросает в лицо зрителю. Полностью фронтальная мизансцена и постоянные обращения в зал к этому располагают.

«Скелет слона в пустелі»: хроніка чужої війни

Зі спеціальною програмою в рамках фестивалю виступив київський «Театр Переселенця», відкритий півтора роки тому в Києві відомим драматургом Наталею Ворожбит, одним із співавторів московського Татру.ДОК – Георгом Жено та військовим психологом Олексієм Карачинським. В рамках «Сцени переселенця» організатори представили вже відомі проекти «Де Схід?», «Товар», відео з вистави «Полон», прем’єру «Папа розбереться», а також стали площадкою для зустрічі колективів, які сьогодні в Україні займаються соціальним театром (таким, що містить терапевтичну складову) – проекту «Zlatomisto» Театру сучасного діалогу (Полтава) та вистави «Веселкові замки» Театру для діалогу (Theatre for Dialogue).

«Скелет слона в Пустелі», реж. Айхам Маїд Агха «Скелет слона в Пустелі», реж. Айхам Маїд Агха

Серед запрошених гостей «Сцени» і постановка берлінського театру ім. Максима Горького «Скелет слона в Пустелі» – документальний проект режисера Айхама Маїда Агхи. Перед нами – три професійні актори, які промовляють короткі документальні монологи про війну в Сирії. Про те, як люди намагалися врятувати себе й близьких, як рятували тварин з цирку, як людина залишалася єдиною в захопленому місті, як переосмислювалася нею вартість власного життя, і як усі вони – автори монологів, змінилися відтоді, як скінчився мир. Що відрізняє сучасні документальні постановки в Україні й «Скелет слона в Пустелі»? Інша естетична якість існування документу у постановці. По-перше, тексти вербатімів поетизовано драматургом до формату пронизливого верлібру. По-друге, навіть в просторі холодного павільйону режисеру вдається створити театр: працює дим-машина, акторки одягнені у вечірні сукні, вони промовляють документальний текст, а тим часом вибудовують абсолютно умовні мізансцени, відсторонено промовляючи «фактаж», існують тут і зараз поруч із глядачем.

«Скелет слона в Пустелі», реж. Айхам Маїд Агха «Скелет слона в Пустелі», реж. Айхам Маїд Агха

Відомий український драматург і режисер Павло Ар’є, який по черзі живе у Львові та в німецькому Кельні, й бачив чимало європейських документальних проектів, розказує, що «док» у формі, якої досягли на сьогодні ми в Україні (жорсткий і безапеляційний, чистий документ), майже зник з театральної карти Німеччини. Європейці давно працюють за документальним методом, і вже навчилися «відпускати» матеріал, не використовувати свідків у постановках (на цьому наголошує й сирієць Айхам Маид Агха), тим більше – дозволяти собі у таких проектах театральну форму й метафору. Цілком можливо, й наш документальний театр піде таким шляхом, покаже час.

 «…але вітер…»: поэзия пустоты

Кинетический эксперимент Влада Троицкого напоминает акварельный эскиз. На протяжении часа перед зрителем разыгрывается бессловесная, универсально-притчевая история о встрече, любви и рождении на троих актеров. Молчаливые герои Троицкого не обладают отчетливой пластикой (помимо присущей всему спектаклю медитативной медлительности жестов), особым мимическим характером, словом, всем тем, что могло бы «войти в состав» роли и скрасить невыразительное молчание. Они – это каждый и никто. Три универсальные фигуры, помещенные в пространство тонкого, как вуаль, полиэтилена, ненавязчивого ритма барабанов, проекций (будь то кресты, национальные узоры или черно-белые кадры войны), растекшихся по всему объему сказочно-музыкальной сцены. Сюжетная канва настолько расплывчата и универсальна, что и вовсе, кажется, не нуждается в расшифровке. Она – только повод для презентации сценографии, со всей ее завораживающей и вялотекущей поэзией, повод для 50-ти вентиляторов, выбрасывающих клочки прозрачного целлофана в зал.

 «…але вітер…», реж. Владислав Троицкий «…але вітер…», реж. Владислав Троицкий

В то время как немые герои гипнотически и статуарно, словно в режиме slow-mo, передвигаются от одного края сцены к другому, приводя в движение целлофан, истинно подвижным протагонистом в спектакле остается воздух. Поток воздуха здесь – что-то вроде невидимой связующей материи жизни. Ее тихого течения, в котором может развернуться любая фабула.

Ну как тут не вспомнить кадр из «Красоты по-американски» (видеозапись пакета, тянущегося по улице) со всем его постмодернистским посылом. Мол, любая пустота может стать для смотрящего актом искусства, причиной для переживания прекрасного. Спектакль Владислава Троицкого настолько просторный и свободный в отношении идеи, что при наличии воображения можно ассоциировать с ним все, что угодно. Заполнить любой начинкой и любой концепцией. Иногда, правда, хочется, чтобы режиссерская мысль была такой же зримой и подвижной, как сценическое пространство.

 «…але вітер…», реж. Владислав Троицкий «…але вітер…», реж. Владислав Троицкий

«Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду»: вербалізація підтекстів

У програмі фестивалю досить яскравим виявився проект «Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду», що створювався в рамках українсько-польської перформативної резиценції «Мапи страху/мапи ідентичності». Вистава отримала аж двох драматургів (Йоанна Віховська і Дмитро Левицький) та стільки ж режисерів (Аґнєшка Блонська і Роза Саркісян). Двоє з України й двоє з Польщі.

Перформанс «Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду» Перформанс «Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду»

У виставі найкращим способом поєднуються вербатім і епатаж, театральна гра і театральна, так би мовити, «антигра». Герої розказуть про завдання, яке їм поставили автори – робити все, що захочеться, але не грати, виробляти на сцені будь-що, але не театр. У результаті чого, сповіді чотирьох українців і одного поляка стають маніфестом анти-театру, відкривають його структуру й працюють їй на спротив. Динаміка, гростеск, і трагікомічність на тлі висипаного на сцену чорнозему, лопат, військових касок, пам’ятника Іллічу (й ще бог знає чого), змішуються в єдину картину абсурдності сучасного життя. Вистава-виклик набирає обертів, і підкріплюючись до фіналу вербатімами акторів, у фіналі виходить на рівень чистого епатажу – пронизливого крику про те, що світу навколо – повний абзац.

Перформанс «Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду» Перформанс «Мій дід копав, мій батько копав, а я не буду»

Похоже, Владислав Троицкий, как основной автор концепции фестиваля, иронизирует над «балаганной» богемностью происходящего, над абсурдным наслоением высокого/низкого и удивительной способностью современного мира массовой культуры синтезировать в себе всякую вещь, превращая ее в продукт «на продажу». В симуляцию самой себя. Так, например, помимо обширной и разномастной театральной программы, знаковым для фестиваля стал визуальный проект «Продажне мистецтво» от группы «Хаммерман знищує віруси". Слоган выставки звучал как «Продавайся с нами, продавайся, как мы, продавайся лучше нас!». Оправдывали этот девиз работы вроде пустого листа с надписью «авторский комментарий», хаотически расположенные по ангару носки/письма/бытовые «предметы художника» и пр.

Выставка «Продажне мистецтво» Выставка «Продажне мистецтво»

И действительно, побывав в этом причудливом, выливающем на тебя тонны информации, несколько апокалиптическом городе, понимаешь, что одна из основных тем развернутой метафоры под названием ГогольFest – это тема общества потребления. В некотором роде – даже тема имитации. Ведь несложно, развесив несколько предметов, оторванных от своего смысла (по типу того, как это делал Марсель Дюшан), расположив мягкие пуфы и ярмарку с олдскульными кроссовками, убедить посетителя в том, что он впитывает искусство. Что он пришел сюда за искусством. Что он причастен к нему. В то время как потребляет он пустой лист, разбавленной дьявольской иронией, форму, высмеивающую саму себя. А в финале, главному фестивалю страны, нарочно или нет, в этом году удалось реализовать очень масштабную затею – стать миниатюрным, размером с несколько рыночных рядов, образом современного мира, со всеми его возможностями выбора, демократическими прелестями, ироническим хаосом и дьявольской способности к замещению.

Перформанс-открытие, реж. Владислав Троицкий Перформанс-открытие, реж. Владислав Троицкий


Другие статьи из этого раздела
  • Обмежені можливості

    Стас Жирков поставив виставу про людські вади, страхи і втрати
  • Бога нет, есть сифилис. Брать будете?

    В Национальном цирке Украины поставили первый театральный триллер, или что-то вроде того
  • Правила Дмитра Богомазова: 5 кроків до вистави

    На той випадок, якщо ви вирішите поставити виставу за режисерськими принципами Богомазова – ось правила, які вам у цьому допоможуть
  • Помийна яма

    В Молодому театрі поставили класичну повість про проституцію
  • «Войцек». Готическая сказка

    Эстетика Дмитрия Богомазова интересна не только для украинского, но и для мирового театрального пространства. Неудивительно, что сочетание магнетической пьесы Бюхнера «Войцек», самобытной режиссуры и творческого потенциала актеров Театра на левом берегу Днепра дало ожидаемо качественный результат

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?