«Объяснить» И. Вырыпаева в «Школе современной пьесы»^{04 декабря 2008}

Автор: _arlekin_

Премьера: спектакль «Объяснить»

Режиссер: И. Вырыпаев

Материал: стихи казахского поета Абая

На сцене московского театра «Школа современной пьесы»

В рамках фестиваля NET,

26, 27 ноября 2008

Не завидую зрителям, у которых под рукой не будет хотя бы пресс-релиза, который, впрочем, тоже ничего в «Объяснить» не объясняет. Но, по крайней мере, дает хоть какую-то опору, потому что осмыслить новый вырыпаевский опус, отталкиваясь собственно от спектакля, будет, мягко говоря, затруднительно.

Фото предоставлены театром «Школа современной пьесы»

Можно аплодировать

Официальная продолжительность действа — 1 час 5 минут. На деле, представление, если это можно так назвать, длится всего три четверти часа вместе с поклонами. За это время, правда, исполнители успевают довольно много. Для начала Валерий Караваев озвучивает два эпиграфа. Один из Владимира Мартынова: «Сочинение музыки сегодня — это гальванизация трупа». Второй из Ивана Крылова: «А вы друзья, как ни садитесь ─ все в музыканты не годитесь». Таким образом, надо полагать, спектаклю задаются два стилистических вектора. Один ─ в плоскости философского, метафизического, культурологического и какого угодно другого «серьезного» театра, другой ─ в духе самоиронии и откровенного стеба. Замечательно. Однако дальше не просматривается ни метафизики, ни тем более самоиронии. Просто выходит все тот же Караваев и сначала минут десять монотонно читает наизусть статью из энциклопедии (словаря, учебника — не знаю точно) про «великого казахского поэта Абая Кунанбаева». После чего другие артисты — Каролина Грушка, Алексей Филимонов, Ольга Смирнова — читают его стихи — на казахском языке без перевода, на русском озвучиваются только их названия типа «Наши девушки нежной цветут красотой». Причем польская актриса Каролина Грушка долго объясняет, что-де казахский язык так сильно отличается от польского, да и записывается кириллицей, а не латиницей, что необходимо извиниться за возможные неточности. Где-то на третьем стихотворении возникает необходимость объяснить содержание текста — и его воспроизводят как прозаический подстрочник, комментируя, что основная мысль Абая состоит в том, что нужно верить в Бога и стремиться к Богу. Еще один текст звучит в «поэтическом» переводе. После чего Каролина Грушка говорит, что привезла из Польши мультик и хочет его показать. Мультик этот мы, на самом деле, уже видели — лично я смотрел его еще ребенком в «Спокойной ночи, малыши» — это «Рекс-певец» из анимационного сериала про собачку, которая в данной серии полюбила музыку, но не всегда находила понимание в этом вопросе с людьми. Пять минут зал тупо смотрит бессловесный и действительно очень милый мультик на большом плоском телеэкране (пожалуй, это самый приятный фрагмент спектакля), а затем Грушка, запуская тот же мультик заново в замедленном режиме комментирует его, в тонах довольно мрачных. Оказывается, из сердца мальчика-скрипача вылетали злобные черные ноты, а из сердца поющей девочки — разноцветные бабочки, и собачка это звериным чутьем уяснила (пересказ вольный, потому что монолог был самым продолжительным за весь спектакль и произносился с польским акцентом). Прослушав по радио обрывки последних известий (что-то про Медведева и процентные ставки), краткое изложение «Учения о срединности» и, насладившись небольшим лазерным шоу в задымлении, остается только прочитать еще одно стихотворение на казахском языке без перевода — и все. Можно аплодировать.

Фото предоставлены театром «Школа современной пьесы»

Не врубаюсь, объясните!

Если Вырыпаев действительно хотел открыть миру «великого поэта» Абая, то способ для этого он выбрал очень странный — а главное, хотел бы я видеть, как восприняла бы этот опус казахская аудитория. Однако если какая-то вменяемая задача у Вырыпаева была — то, надо думать (и хочется верить), состояла она не в том, чтобы донести до широкой публики казахскую поэзию, тем более, что, зачитывая биографические данные из справочника и декламируя стихи без перевода, добиться этого невозможно. При таком раскладе и в такую свободную драматургическую структуру можно вписать и собственный смысл, и какой угодно. Например, следующий: то, что надо объяснять, не надо объяснять, что все важное ясно без объяснений, а объяснения не раскрывают, а затуманивают смысл или навязывают чью-то субъективную трактовку. Но это, опять-таки, тоже субъективная трактовка — моя. А хотелось бы все-таки, чтобы кто-нибудь объяснил, в чем состоял, так сказать, «авторский замысел». Хотя бы теоретически и приблизительно. Ничего не понимая из увиденного и услышанного, вынужденно обращаюсь к «шпаргалке».

Читаю там:

«В творчестве нет понятия нация» ─ говорит Иван Вырыпаев. ─ Абай Кунанбаев ─ не казахский, а просто великий поэт, как Шекспир для мира давно уже не английский драматург, но миру не доступен казахский язык так, как доступен английский. По логике вещей это означает, что не все великие поэты могут быть поняты в других странах. Чтобы опровергнуть данную логику, и было решено сделать спектакль «Объяснить».

Идея проекта принадлежит аспиранту Института космических исследований РАН Олегу Архипкину, впечатленному «Назиданиями» Абая. Концепция строится на взаимопроникновении двух принципиально разных типов человеческого сознания — азиатского и европейского. Главная идея спектакля, по словам режиссера, «попытаться объяснить себе и зрителям, что вне зависимости от национальности и образа мышления мы все: русские, казахи, поляки ─ одно целое».

Вона как, стало быть. Любопытно, а русское сознание — оно в таком пасьянсе характеризуется как азиатское или как европейское? Но главное — кто бы мне еще объяснил для начала: заявленный как автор идеи и сопродюсер проекта аспирант Института космических исследований РАН Олег Архипкин — это реальное физическое лицо или же это еще один сосед по палате Антонины Великановой, в прошлом учительницы математики, а ныне пациентке психиатрической лечебницы, коей Вырыпаев приписывает авторство идеи пьесы «Бытие № 2»? Нет, я допускаю, что Архипкин — такой живой и настоящий космический исследователь на ласковой земле, тем более, если принять в расчет, с какой легкостью бросаются категориями «идея» и «концепция». Но если это все всерьез — и про Абая, и про аспиранта, и про взаимопроникновение сознаний — тогда… Ну я даже не знаю, как назвать то, что тогда… Проще допустить, что Вырыпаев откровенно и очень грубо издевается над публикой. Однако читаю дальше:

«Постановке предшествовал сложный подготовительный процесс со специально организованной экспедицией на родину Абая и репетициями в Алма-Аты, где постичь философский смысл его поэзии творческой группе помогали казахстанский режиссер Булат Атабаев и актер Тунгышпай Жаманкулов. В ходе работы с коллегами из Казахстана постановщик понял, что переводы стихов на русский очень поверхностны: „Абай предстает неким баснописцем и нравоучителем. А по сути он акмеист, как Мандельштам или ранняя Ахматова, только Абай свирепый, как Маяковский“.

Опускаю пришедшие мне в голову замечания по поводу формулы «акмеист, как ранняя Ахматова, свирепый, как Маяковский» — если бы мне такое сказали на экзамене, которые я принимал в качестве аспирантской практики на филфаке — это одно, но тут же художественное произведение, иносказание, метафора… Однако не могу не задаться «дополнительным вопросом». Если Вырыпаев это все всерьез говорит и делает ─ может, он тоже метит в соседи к Антонине Великановой? Поверить все же трудно. Но неужели это такая шутка? Тогда, ей-богу, за казахов обидно: для них, значит, великий поэт, а для Вырыпаева ─ тылды-елды, повод похихикать над чужой культурой? Тоже вряд ли. Не врубаюсь, объясните!

… А был ли Абай? Может, и Абая не было? А может, была Антонина Великанова?

«Понимая сложность и необычность поставленной перед творческой группой задачи (цитирую все тот же источник мудрости — пресс-релиз), Иван Вырыпаев сознает, что его спектакль ставится на особого зрителя, который приходит в театр не просто развлекаться, а постигать бытие, в котором мы существуем: „Спектакль рассчитан на восприятие зрителя, на работу его души и мысли. Игра актеров должна запустить в их умах и сердцах механизмы, вырабатывающие эмоции и осознание“.

Какие эмоции по мысли Вырыпаева может вызвать бесстрастная декламация на казахском языке — я даже гадать не берусь. Но поначалу, на первых стихах Абая (кстати, а был ли Абай? Может, и Абая не было? А может, была Антонина Великанова?), кто-то в зале довольно громко хихикал. Потом осознал (как и завещал режиссер) серьезность момента и притих. Немножко все посмеялись на польском мультике (правда, очень милый мультик — за поляков еще больше обидно, чем за казахов). Когда пополз дым и сквозь него пробились зеленые лучики, припухли все поголовно — но ненадолго, потому что еще одно стихотворение на казахском языке без перевода — и все закончилось.

Я не могу объяснить, что это было. Но окончательно сбрасывать со счетов, что «Объяснить» — обычное и очень примитивное шарлатанство, а даже не осознанная авангардистская провокация — я бы не стал. Хотя мне проще поверить, что Вырыпаев всерьез уверовал в собственную избранность и таким вот непристойно нелепым образом взялся проповедовать всемирное единство душ, культур и языков, чем в то, что для издевательского плевка в зрительный зал он использовал чужого национального классика — пускай я знать не знаю этого классика и мне, в свою очередь, на него наплевать. «Объяснить», в общем-то, не так уж сильно отличается по набору выразительных средств от других вырыпаевских постановок. Но и в «Бытии № 2», и тем более в «Июле» имели место и повествовательность (пускай своеобразная и пунктирная), и изобразительность (пускай эклектичная и минималистская). В «Объяснить» нет ничего, и отсутствию того и другого никаких объяснений тоже нет. Если, конечно, не принять за чистую монету историю про постижение — минуя лексическое значение, прямо через фонику — философского смысла казахской поэзии Абая, который «прежде всего звук, а потом уже притча». В таком случае Вырыпаев — это тоже прежде всего звук, а потом уже притча. Я бы только добавил — пустой звук.

Фото предоставлены театром «Школа современной пьесы»

Поскольку ничего вразумительного к невразумительному опусу Вырыпаева добавить больше не могу, напомню в чем-то устаревший, но исключительно подходящий к случаю анекдот. Урок русского языка в грузинской школе. Учитель:

— Слюшайте, дэти! Слова «кон», «огон» пишутся с мягким знаком! А слова «тарелька», «вилька» — без мягкого знака! Это, дэти, нэльзя объяснить, это надо запомнить!