|
|
Що заважає відомій українській поетесі, чиї твори вважаються «класикою», а сама вона — зразковим борцем за незалежність, котрий віддав життя за ідею, підробляти, скажімо, манекенницею? Або танцювати під бандуру в кабаре? В принципі, якщо Олені Телізі щось і заважало, вона не скаржилась. І, якщо вірити спогадам її знайомих, була дамою веселою і трохи ексцентричною
|
|
…У пьес Евгения Шварца, в каком бы театре они ни ставились, такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста. Когда Шварц написал свою сказку для детей «Два клена», оказалось, что взрослые тоже хотят ее смотреть. Когда он написал для взрослых «Обыкновенное чудо» — выяснилось, что эту пьесу, имеющую большой успех на вечерних спектаклях, надо ставить и утром, потому что дети непременно хотят на нее попасть…
|
А на часах с позолотой стершейся,
Привычно стрелки укажут путь
И я скажу: «Мне впервые хочется
Прийти домой и, устав, уснуть»
|
|
Само детство… Послевоенный Киев… Первые впечатления о Рождестве в селе… Смерть отца — мне было всего семь лет. Смерть бабушки… И все же, несмотря ни на что, я вспоминаю детство с чувством счастья, которое никогда не проходит внутри моего сердца. Я также вспоминаю людей, открывших мне мир и искусство, которые стали моим временем. Без этих людей я бы не состоялся.
|
|
У своего биографа Эндрю Филда Вл. Набоков взял письменную расписку, что тот выбросит из текста набоковской биографии все, что ему не понравится, по первому же требованию. Это было своеобразным литературно-биографическим блефом. Набокову на самом деле нечего было бояться, его биография — это кабинетная смена событий. Он писал по утру стоя, затем после обеда — сидя, а к вечеру — лежа.
|
|
20–30-і роки ХХ століття — що там, на розбитому роздоріжжі між першою світовою і громадянською війнами, між Росією і Європою, між націоналізмом і комунізмом, коли вся країна билася й звивалася у білих, чорних, червоних руках, коли з простих провінційних викладачів латини виростали зерови, а з бунтівних шибайголів — хвильові? Зрештою, це один з небагатьох періодів в історії, коли Україна фактично йшла в ногу з розвитком світового мистецтва. Семенко писав свої червоні футуристичні вірші, над ним знущався у формі справжнього вишуканого футуризму Едвард Стріха (Кость Буревій), буквально на очах поставали урбаністичні романи Підмогильного і Домонтовича. На довершення — кривава бійня, якою закінчився «азіатський ренесанс» товариша Хвильового, і сентиментальна сльоза за винищеним генофондом зробили з літератури цього періоду бренд «розстріляне відродження», а з її ідеолога Миколи Хвильового — культовий персонаж, щоправда, у вузькому колі «любителів української літератури»
|
|
Широкая известность пришла к Быкову с фильмом «Укротительница тигров». В картине, правда, ему было уделено не главное место. Основной дуэт Касаткина — Кадочников. Но без Быкова трудно представить себе не только перипетии «треугольника», трудно представить себе эту картину комедией… В самых разных ситуациях — порой совсем легковесных и откровенно юмористических — актер абсолютно достоверно и всерьез представляет переживания своего героя
|
|
Леонид Быков очень хотел стать летчиком, но, когда его из-за маленького роста отчислили из Ленинградского летного училища, поступил в Харьковский театральный институт. Быков-актер родился из несбывшейся мечты: ему не дали стать «маленьким» летчиком, и он от безысходности стал великим актером
|
|
В Париже, в Люксембургском дворце, в 1900-х годах появилась скульптура «Бессмертие». Молодой гений умирает у ног ангела смерти, держащего в руках свиток с именами выдающихся людей, которые оставили этот мир слишком рано, обретя бессмертие в истории человечества. Среди восьми французских имен — одно славянское женское имя: Мария Башкирцева
|
|