Фотопроект «КРИЦ»: ритуал и балаганное Средневековье

 

Текст Елены Мигашко

Фото Татьяны Красной, Даниила Проскурина и Александра Синельникова

 

Есть театр, который существует в стерильных условиях замкнутой сцены-коробки. Театр, обрамленный лепниной и чашечками лож. Есть тот, который делает своей неотъемлемой частью окружающее пространство, пейзаж, цепь случайных звуков и картин. А есть театральность, заключенная, казалось бы, в самых обыденных вещах.

Группа киевских фотографов – Даниил Проскурин, Татьяна Красная, Александр Синельников (Наса) – запустили один из первых в Украине фотопроектов о цирковом закулисье. Несколько месяцев подряд они снимали «изнаночную» сторону жизни традиционного странствующего шапито «Арт-Флай». Герои на их фото – фактурные и разнообразные, грубоватые и схваченные врасплох – курят у трейлеров, кривляются в кадре, наносят грим, таскают клетки с крокодилами в спортивках «Adidas» или резиновых шлёпанцах. Кто-то пойман фрагментарно – ногой, торчащей из-под навеса шатра, профилем в расфокусе или растянутой тенью. Кто-то, как на старых открытках, нарочито позирует с обручем или питоном, в антураже рабочих вёдер и пластиковых стульев. Парики, яркие стразы, накладные ресницы и традиционные вагончики кажутся на черно-белой плёнке элементами настоящего средневекового балагана. Центральный конфликт серии, как сказали бы театралы, – в парадоксальном сочетании праздничного с повседневным, бытовым.

Первую выставку делали на шатре – возле «Эпицентра» в спальном районе, где и располагался странствующий цирк. В июне прошла выставка в киевской галерее «Бинокль». 9-го июля стартовала в Виннице, а с 16-го числа – месяц будут показывать отснятые фотографии в черниговском музее современного искусства «Пласт-Арт».

Идея «КРИЦа» напрашивается сама собой – цирк наоборот, цирк «с изнанки». В Украине раньше делали такие фотопроекты? И почему они не оказались «на слуху»?

Даниил Проскурин: (смеется) Просто среди фотографов большое количество приличных людей и мало нахалов, вроде членов нашей группы, которые залазят в первый попавшийся цирк. Есть, правда, утверждение, что фотографировать бомжей, детей и цирк – это дурной тон. Считается, что это очень легко и циркачей может хорошо снять каждый. Даже был список ТОП-тем на World Press Photo, и там под номером 1 – война, под номером 2 – нищие и дети, а под номером 3 – цирк. Что-то подобное «КРИЦу» делали в 20 и 30-х, но в Европе, а не в Украине. Мы находили испанский, индийский, американский, французский, шведский бродячий цирк… Но ведь часто бывает так: то, что лежит под ногами, почему-то не подбирают.

А как вы «подобрали» эту идею?

Даниил Проскурин: Однажды Саша проезжал мимо цирка и увидел, как слона выгружают из контейнера. Позвонил мне, сказал, что стоит на осевой, что его уже оштрафовали, но слон не попал в фотоаппарат. Шутки шутками, но об этой идее Саша очень давно говорил. А потом цирк «Арт-Флай» к нам просто приехал под дом.

То есть, однажды вы вышли из дому и…

Александр Синельников: Именно так и было! Я гостевал у Дани, мы решили пойти поснимать Троещину. И просто уперлись в шатер.

Ваши композиции – такие же хаотичные и «балаганные», как само закулисье. Как скоро вы определились, в какой манере хотите снимать? Или тема и драматургия серии образовались сами собой?

Александр Синельников: Мы-то и не задумывались. Первые дни был жуткий адреналин, нас трясло. И мы просто снимали, очень много снимали.

Даниил Проскурин: Думали, что походим день-два. Мы и не ожидали, что это будут четыре месяца. Когда Саша предложил поснимать в цирке, я почему-то был уверен, что нас в него даже не пустят. Мы подошли к вагончику «Касса». Была, конечно, мысль: «Чего же мы будем говорить с кассиром..?». Но оказалось, в этом вагончике сидела директрисса – Архиповна. С журналистами у цирка отношения были сложные, и главное было – внушить ей, что мы не журналисты. После чая она пригласила нас на выступление, и мы впервые смогли зайти за шатер.

Как менялось отношение героев к камере? С директором вы договорились, но «внутри» была масса цирковых, которым вы незнакомы… Есть разница между фото, сделанными в первые дни, и отснятым спустя четыре месяца?

Александр Синельников: Конечно, разница большая.

Татьяна Красная: Нам просто повезло, что они артисты. И они культивировали артистическое в себе. Уже когда привыкли, цирковые шли навстречу достаточно охотно. Поначалу, конечно, это было непривычно для труппы, но какого-то отторжения, как бывает, если снимаешь на улицах, не было изначально.

У нас был уговор, что мы бросаем в фейсбук все рабочие материалы, а они их отсматривают. И вот после того, как они получили первые фото на руки, и, видимо, кто-то со стороны сделал им комплимент, цирковые начали даже мешать нам, заскакивая в кадр. А где-то через месяц, мы стали абсолютно своими в коллективе. Нам уже могли дать денег и послать за сигаретами. И снимки стали другими.

Не думали как-то театрализовать собственные выставки?

Даниил Проскурин: Выставка в шатре заканчивалась цирковым представлением, в галерее «Бинокль» мы тоже хотели сделать что-то подобное, но пространство не позволяло. А идея превратить выставку в балаган, была у Саши все время. На открытие в «Бинокле» он накупил красных резиновых носов и раздавал их входящим. Гости с носами игрались, цепляли по несколько штук и на глаза, и на лоб, так что в общем – носы тоже вводили их в правильное состояние.

Будете снимать коллективы театров? Может быть, хореографических студий?

Татьяна Красная: Есть идея либо сделать проект о танце в целом, либо ограничиться, скажем, ирландской школой танца. Все зависит от того, есть ли у нас возможность внедриться в эти коллективы, получится ли связь. С театральной средой не очень понятно, потому что мы не все интересуемся постановочной фотографией, как таковой.

В этой серии тоже есть постановочные…

Александр Синельников: Ну, нас все-таки три человека. И это хорошо. Потому что у каждого был собственный микро-интерес. Но главное – нам очень хотелось, чтобы весь проект выглядел цельно и не персонифицировано. Чтобы это была «каша», «винегрет». Мы поэтому и не подписываем авторство на отдельных фото.

Считаете, что кулисы театра будут совершенно другими?

Александр Синельников: Думаю, да. В цирке мы любили сам процесс и атмосферу, энергетику пространства, ограниченного цирковым забором. Это тяжело объяснить, но это ощущалось физически. У меня даже было чувство, что время ведет себя по-другому. Я будто бы окунался в Средневековье, ловил себя на мысли, что ассоциации банальные: шатер, странствующие артисты, – но от ощущений никуда не уйдешь. Позже мы, конечно, к ним привыкли.

В театральных кулисах наверняка меньше динамики, драйва, движения. Никто не будет бегать с крокодилами, предварительно перевязав пальцы скотчем, или тушить огонь. Меньше суеты, связанной с процессом выступления. Мы, кстати, сталкивались в цирке с драматическим актером, он заменял ведущую. Когда он фотографировался – вел себя, как на кастинге: правильно становился, разминал суставы перед тем, как занять позицию, все такое.

А цирковые, на самом деле, очень трепетно относятся к ритуальной части всего, что связано с представлением. Театральный актер объявлял выступающего в каком-то жанре чистого конферанса, со всевозможными «незабываемая такая-то», «невероятные трюки того-то». Им это не понравилось. Артисты говорили, что цирковой анонс должен быть коротким. А когда актер позволил себе по ходу номера комментировать исполнение, что-то вроде «ай да молодец!», они вообще шипели от злости. «У вас в театре, может быть, так принято, но у нас нет». Алёна, цирковая ведущая, все комментировала по стандартному заученному сценарию, каждый раз – абсолютно одно и то же. Но, так принято, так должно быть.

Получается, здесь может и еще больше театра, чем в театре?

Александр Синельников: Здесь хранят ритуал.


Другие статьи из этого раздела
  • С любовью к театру…

    Несмотря на то, что в наше «осведомленное» время почти не осталось загадок, и мы сами лишили нашу жизнь сакрального смысла, существует территория, где еще сохраняется Тайна. Это — Театр. Театральный дух в меньшей степени связан с тем, о чем пишет критика, с хорошей и плохой драматургией, с конкуренцией (или ее печальным отсутствием) режиссеров, с коммерцией и экспериментами театральных менеджеров
  • Записки из 17-го павильона

    Выборка из театральной программы «Гогольfest’15»: «Баба» , «Антигона», For love и «Жизнь за царя»
  • Зачем драматургам дети

    О театре, как методе социального анализа и борьбы и проекте «Class Act: Схід – Захід»

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?