Ксения Николаева: О любви :: Teatre :: современный театр в Украине

Ксения Николаева: О любви*^{25 марта 2008}

Разговаривала Марыся Никитюк

Фотографировала Ольга Закревская

«Искусство должно восполнять дефицит любви, это его миссия»

Дата и место рождения: 6 сентября 1958 года, Киев

Театры: Театр русской драмы им. Леси Украинки, Киевский Академический Государственный театр Драмы и Комедии на Левом берегу Днепра

Фильмы: «Оранжевое небо», «Свои дети», «Отчим», «Семь дней до свадьбы», «Сердцу не прикажешь», «Моя мама Инди»; сериалы: «Первый шаг королевы», «Сокровища святого Патрика»

Театральные постановки: «Пять пудов любви» («Чайка»), «Анна Каренина», «Живой труп», «Вишневый сад», «Дама без камелий», «Урок музыки», «Трамвай „Желание“», «Так закончилось лето», «Наш городок»

Звание: Заслуженная артистка Украины

«В этом году в сентябре я буду отмечать свое 50-летие. Хочу сыграть для зрителей два хороших спектакля. Один из репертуара Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра — „Вишневый сад“. Второй, очевидно, сыграем в „Сузір’ї“, — трагикомедия об одинокой актрисе. В сам день рождения буду делать бенефис, с цветами и подарками — я очень люблю праздники»

Доверительная повествовательность тона. Мягкие интонации.

Ксения Николаева на сцене уже тридцать лет. Ее сценическое и жизненное обаяние сродни дорогому вину: выдержанный вкус. Дочь актрисы, мать художницы, с галереей образов — от Снежной Королевы до Раневской. Мы застаем ее улыбающейся и готовой рассказать о себе… только то, что нам позволено услышать.

Вглядитесь — и вы заметите, что ее легкость приправлена горчинкой грусти — от жизни, от трудной и прекрасной сказки театра… от любви.

История жизни, которую нам только приоткрыли.

«Какой смысл выходить на сцену, если у тебя внутри ничего не плачет?!»

Потомственная актриса

Моя мама, Анна Тимофеевна Николаева, была народной актрисой Украины и проработала в театре 69 лет. Отец, Николай Николаевич Пенькович, играл во Львовском театре им. Заньковецкой, а позже стал заместителем министра культуры.

У мамы в роду было очень много людей, занимающихся актерской профессией. Мой прадед работал в одном театре с Шаляпиным. Бабушка начала играть в преддверье революции 17-го года, а в 20-е она уже была известной актрисой, работала с передвижными труппами. Когда появилась на свет моя мама, бабушка оставила карьеру и полностью посвятила себя семье. Поэтому не могло получиться иначе, чтобы я выбрала другую профессию.

В детстве я очень хотела играть. Заканчивались уроки в школе — и я бежала на репетицию в театр, сидела там до конца. Не было такого вечернего спектакля, который я бы не просмотрела. Так вырастают все театральные дети — за кулисами. Я наряжалась в мамины костюмы, надевала ее парики, напяливала ее туфли, очень любила сидеть в гримерках — училась делать макияж, когда актрисы гримировались. Просиживала часами в пошивочном цеху, смотрела, как создаются костюмы, а еще в театре Леси Украинки был великолепный цех по изготовлению декораций. Тогда работали замечательные мастера, которые умели делать вещи под старину: инкрустированные столики, кровати, диваны, шкафы, двери — целые замки возводились на сцене. Это такой сказочный мир.

В школе, кроме музыки — для меня это была кара господня, — я занималась литературой и пела в школьном музыкально-инструментальном ансамбле, который назывался «Толстый Карлсон». Столько лет прошло, а я помню такие мелочи. В родителях я не видела особенного желания, чтобы я поступала в театральный институт, и сегодня понимаю, почему. Это очень тяжелая профессия, требующая от человека максимального отречения от всего земного. Наверное, мама хотела, чтобы у дочери был более легкий путь в жизни. Родители, конечно, мне не запрещали, запретов вообще никаких не было. Я очень хорошо писала, занималась в литературных кружках. Пробовала свои силы и в прозе, и в поэзии, у меня даже что-то получалось, были русские и украинские стихи. Я до сих пор могу писать, когда хорошее настроение. И, наверное, они хотели, чтобы я стала журналисткой или писательницей. Но любая работа, если заниматься ею по-настоящему, не может быть легкой.

`Сейчас Ксения Николаева много снимается и играет в Театре на Левом Берегу`

Мама

В конце десятого класса, когда мама была на гастролях в Питере, я втайне от родителей подала документы в Институт имени Карпенка-Карого на русский курс к народному артисту Украины Николаю Николаевичу Рушковскому. Поскольку мама была известной актрисой, мне не хотелось, чтобы говорили — а так и говорили, — что раз я ее дочь, то понятно, что поступлю. Это проблема всех актерских детей, их всегда связывают с родителями. Я очень переживала, потому что хотела, чтобы видели во мне меня, а не фамилию. Мне было бы очень стыдно, если бы мама пришла и сказала: зачем ты пошла в это дело, если не умеешь его делать? Она для меня была самым строгим судьей. Ее присутствия на экзаменах я боялась больше, чем любой профессуры, потому что она видела меня глубже, чем экзаменаторы.

Мама уже три года как ушла из жизни. Она была очень принципиальным человеком во всем: в любви, в работе, в творчестве, в общественной жизни. И волей-неволей была очень властная. Есть люди ведомые, а есть ведущие. Я по своей сути была ведомой, мама же-таким крейсером, идущим впереди, а семья пристраивалась за ней. До последнего дня она была самым большим моим другом и советчиком.

Кино

Я училась с 1975 по 1979 год, а по окончанию института знала, что буду работать в Русской драме — как я могу в этом театре не работать, если я там с пеленок? Но жизнь сложилась иначе. Когда было распределение после окончания института, мне предложили Черкассы, Чернигов, Житомир, а запроса из Русской драмы не было.

Система существовала такая: каждый год выпускалось определенное количество молодых специалистов, а театры их запрашивали, когда у них появлялись вакансии. Но тогда было еще и четкое деление на амплуа: героиня, герой, актер среднего возраста, девочка-травести, которая играет и мальчиков, и девочек. По таким вот запросам со всей страны молодому актеру нужно было отработать положенные годы, но можно было выбрать и свободное распределение: ты уходил на вольные хлеба, государство снимало с себя ответственность — ищи работу, где хочешь. Осталась я с этим свободным распределением, никуда не поехала — во-первых, побоялась, а во-вторых, уж очень мне хотелось в родной театр.

Холодное одиночество героини Николаевой в спектакле Едуарда Митницкого «Так закончилось лето» в Театре на Левом берегу Днепра

Но меня не взяли. Я была на просмотре у главного режиссера, тогда это была покойная Молостова Ирина Александровна. Она сказала: «Нет, Ксения, у нас уже есть актриса твоего плана, пока тебе здесь делать нечего». Для меня это была первая в жизни трагедия. Для мамы это была трагедия вдвойне. Я знаю, что эта рана у нее в душе не заживала очень долго, даже потом, когда я таки пришла работать в Театр русской драмы.

В то время на киностудии Довженко была возможность пройти пробы для поступления в штат — тогда при киностудии Довженко существовал штат около ста пятидесяти артистов. К моему огромному счастью, с одной фактически картиной за плечами меня взяли. В 17 лет я сыграла в «Ой не ходи, Грицю, та й на вечорниці» — это был мой дебют в кино.

Я очень рада, что попала в кино, я многому там научилась. Мастера, которые работали тогда на киностудии, были цветом украинского кинематографа, они работали еще с Довженко. У них было чему поучиться. Мне посчастливилось работать с Мащенко, с Левчуком: делали много военных и социально-бытовых фильмов. Я снималась в Одессе, в Ялте, объездила весь Союз — пробовалась на Таджикфильме, на Узбекфильме и на Мосфильме. Это была молодость, азарт, масса знакомств. К сожалению, сейчас я встречаю многих, выброшенных с этого корабля, и судьба этих людей вызывает у меня душевную боль.

Возвращение в «Лесю»

На следующий год я снова пришла пробоваться в Театр Леси Украинки. Знаете, сердцу не прикажешь — оно все равно рвется в родное место. Тогда был период, когда в Русской драме вообще не было главного режиссера. Я пришла к директору театра, объяснила, что в прошлом году меня не взяли, и напросилась на пробы. А он видел меня в кино и попросил показать, что я могу. Было заседание худсовета, нужно было что-то прочитать и сыграть отрывок из спектакля. Я читала монолог Катюши Масловой из романа Льва Толстого «Воскресенье» и смешно рассказала басню Крылова «Стрекоза и Муравей» от имени муравья. Худсовет аплодировал.

«Вся жизнь о любви»

Меня приняли, это был 1981 год, и первое, что я сыграла, была русалка в поэме Пушкина «Руслан и Людмила». Я поднималась «из глубин» в обнимку с князем Радмиром, заворачивая его в сети. Такое было первое появление. Но в основном, как и все молодые актеры, я невозможно много играла в сказках и массовках. Первая моя значительная роль — в «Снежной королеве» Андерсена. Я играла Снежную королеву, мама играла бабушку.

Для меня это было как возвращение в родной дом, было чувство ответственности перед театром, который меня принял. Работала очень много, другое дело, каково было качество моих юношеских работ. И оценивая их сегодня, я понимаю, что очень многое тогда было сделано слабо. Потому что жизненный опыт имеет большее значение для актера. То, что можно сыграть на обаянии и на хорошеньких глазках в 19 лет, в 35 уже никто смотреть не будет, это не проходит. Надо много читать, много смотреть, наблюдать за людьми, за жизнью. И все это откладывать в свою копилочку, чтобы у тебя было много красок внутри — не три, а триста. И когда я читаю пьесу или сценарий, то приблизительно знаю, какую краску откуда возьму.

Маша и Митницкий

Если говорить о самой моей серьезной роли, то она была сыграна в последний год работы в театре Леси Украинки (в общем я проработала там 15 лет), мы играли чеховскую Чайку. Она у нас в афишах называлась «Пять пудов любви», режиссером был Эдуард Маркович Митницкий. В «Чайке» я играла Машу, эта роль открыла во мне то, о чем я раньше и не догадывалась. До Маши были роли королев, служанок, жуков, скоморохов, зайцев, принцесс и дворянок, но такой серьезной, пожалуй, не было. И для себя свое профессиональное творчество я начинаю определять именно с «Чайки» А.П. Чехова.

В 1993 году произошла кардинальная смена руководства в театре. К сожалению или к счастью, я должна была уйти из Русской драмы. Правильно ли я тогда поступила, рассудит время. Я чувствовала необходимость уйти вслед за человеком, на которого я так надеялась. Для мамы мой уход стал еще одним ударом.

Митницкий перешел на Левый берег, в театр, созданный им же, и позвал меня с собой. Конечно, я пошла за ним — это был мой гуру, мой наставник и учитель, я знала его с детства, он был еще режиссером моей мамы. И хоть я его знала почти всю сознательную жизнь, встретились мы впервые на сцене только уже на «Чайке».

Меня формировала, с одной стороны, мама, а с другой — Эдуард Маркович. Они, в общем-то, из меня слепили то, что я имею на сегодняшний день и чем могу пользоваться теперь совершенно самостоятельно. Они помогли мне раскрыться. Сейчас я уже имею очень большой творческий опыт, тридцать лет на сцене. А Митницкий повернул во мне заветный ключик понимания профессии, как в волшебном ларце.

«Так закончилось лето»

Золотой ключик

Я попробую объяснить технику поворачивания ключа. У каждого из нас есть определенный потенциал творческих возможностей. Чтобы этот потенциал был раскрыт, должно быть задействовано много факторов. Первое — нужно иметь голову на плечах, уметь мыслить на сцене и в кино. Если актер не думает, на него смотреть невозможно. Второе — уметь видеть, слышать и говорить, это то, что касается ментальной сферы.

Для меня примером есть актер, который на сцене может просто стоять и о чем-то думать, не говоря ни слова, а весь зрительный зал будет завороженно молчать, никто не кашлянет, не развернет конфету… Это высший пилотаж, выше уже ничего нет — это умение мыслить на сцене.

Потом — рожденную в тебе мысль нужно уметь прожить душой и сердцем и, проживая, воспроизвести. Все, что не прожито сердцем, — неинтересно и не задевает за живое. Потом идет тело, а тело — это наш инструмент работы, наш инструмент игры. Сначала мысль, потом душа, потом тело отражает мысль, перерожденную эмоционально и отображенную в движении. Этому люди учатся всю жизнь. Ведь актер и в 50, и в 80 лет — еще ребенок, он все еще учится. И должен быть человек, который владеет этим механизмом, поворотом ключа. Нам самим очень тяжело, мы можем пойти не по тому пути, мы можем ошибиться: артисты, как правило, недостаточно критично к себе относятся.

«Для меня примером есть актер, который на сцене может просто стоять и о чем-то думать, не говоря ни слова»

Свой режиссер

Актеру очень важно найти режиссера. У меня дочь художница. Я ей завидую: она увидела цветок — села и нарисовала его. Я не могу сыграть цветок просто так, я должна с режиссером решить, какой это цветок, из чего он растет, в какую сторону тянется и так далее. Есть профессии очень зависимые друг от друга: актер не может быть без режиссера, как и режиссер без актера, потому что это их средства выражения. И необходимо найти своего режиссера, понятного для тебя, который даст тебе школу. У нас на сегодняшний день педагогов, которые владеют школой, очень мало, это дефицитная профессия. Технику давать легче, но на технике можно сыграть один-два спектакля, а играть на технике всю жизнь нельзя. Существует школа переживания и школа представления — это две диаметрально противоположные вещи. Я формировалась, работала и буду работать в школе переживания. Я не могу выйти на сцену, не зная, что происходит с моей героиней, что она чувствует сейчас, что было перед этим, какова ее судьба. Когда идет подготовка к спектаклю, мы садимся с режиссером за стол и разбираем каждую строчку.

Интересно работать с любым режиссером, если это интересный человек и у вас происходит энергетический обмен. Я с удовольствием работала с Романом Виктюком в Русской драме, играла в его «Даме без камелий», «Уроке музыки» Петрушевской. Работала с Борисом Эриным, с Владимиром Ненашевым, с Ириной Молостовой, с Алексеем Петровым. Из украинских режиссеров — с Виталием Малаховым, с Алексеем Лисовцом, с Юрием Одиноким, со своим другом-режиссером из Польши Линасом Зайкаускасом.

«Девочки» с Левого Берега

На Левом берегу у меня был такой безумный наплыв работ, что даже не могу выделить какие-то роли. Мне одинаково дороги все мои «девчушки», хоть они и очень разные: Лиза из «Живого трупа» Л. Толстого, Анна Каренина, Раневская из «Вишневого сада», Люси Краун из «Так закончилось лето» И. Шоу, смешная роль мамы в чудесном спектакле «Наш городок» Т. Уайлдера. Я стараюсь, чтобы зрителю не хотелось сказать: «это мы уже видели». Себя же ты никуда не денешь — руку себе не отрежешь и не вставишь другой глаз, но все-таки я пытаюсь делать каждую новую роль не похожей на предыдущую.

Ксения Николаева и Анатолий Ященко играют в «Так закончилосьлето» женатую пару у которой однажды все возьми и разлетись

Были роли, которые сейчас я сыграла бы по-другому. Например, Королеву в «Двуглавом орле» Жана Кокто я до сих пор считаю не совсем удачной. А вообще сегодня я бы многие роли сыграла иначе, но это не значит, что они не получились, — они получились, но насколько хорошо, оценить можно только по прошествии времени.

Отказываться — нехорошо

Хороший актер должен сыграть и козу, и короля. А если ты еще и достаточно умный, то всегда понимаешь, какая роль твоя, а какая нет. Я стараюсь не браться за «не мои» роли, хотя на сегодняшний день могу сыграть все. Вот вы покупаете ткань, лежат рулоны, но вы же берете эту, а не ту, вам не подходит расцветка, фактура ткани, и к лицу не очень, вы не возьмете ее, если есть возможность выбора. У вас в магазине такая возможность есть, а у нас в театре — нет. Я могу сказать режиссеру, что то, что он мне предложил, я играть не буду, это мне неинтересно, да и он сам мне не нравится… Я могу отказаться, но для этого нужно проработать много лет в театре, и вообще отказываться — нехорошо, это твое поражение в какой-то степени. Желательно все-таки взяться и постараться, чтобы ткань, которая тебе не шла, «заиграла». Это очень сложно, это на грани.

Играть «из-за другого»

Если душу свою не бередить и не нажимать на болевые точки, то это никому не будет интересно. Какой смысл выходить на сцену, если у тебя внутри ничего не плачет? Так меня учили, давно, я не знаю, как учат сейчас, иногда ухожу с первого акта. И чем дальше, тем, к сожалению, больше мне жалко тратить время на плохие спектакли — я лучше книжку почитаю. Не знаю, что происходит на нашем Олимпе, куда сейчас смотрят боги? Я давно перестала ходить на гастролирующие труппы.

Я вам сейчас один такой случай расскажу. Был спектакль «Так закончилось лето» — сюжет в том, что распадается семья, потому что у молодой женщины появился молодой любовник, сын увидел и донес отцу — и все несчастны. Папа погибает на войне, мать всю жизнь проживает одна, сын забывает мать. И уже после войны они встречаются и соединяют свои жизни — все-таки простили друг друга. Сюжет в трех словах. А после спектакля ко мне пришла пара: женщина и молодой человек. Они пришли меня поблагодарить, они не виделись долгое время после разрыва, даже жили в разных городах, а на этом спектакле встретились и нашли силы простить друг друга. Для этого я и работаю, для меня это важно, работаю не за зарплату — она у актеров символическая, — совсем из-за другого.

«Я работаю не за зарплату, а совсем из-за другого»

Уметь «смыть грим»

А после спектакля я смываю грим, сажусь в машину и приезжаю домой — и я уже мама, жена и хозяйка. И никто не будет считаться с тем, что я сегодня умирала под поездом. Все меня ждут, даже три кота сидят на лестнице и тоже ждут. Это умение перестроиться, этому тоже надо учиться. Я терпеть не могу людей, которые в своей жизни артисты. Наши старые педагоги называли таких: Актер Актерыч. Вот он на сцене такой пафосный, и в жизни такой же. Мы же с этого начинали, дурак на сцене — это катастрофа… вообще дурак — это катастрофа.

О любви

С Карениной было ужасно тяжело. Ни один спектакль не шел так болезненно. Сегодня спектакль существует, пользуется успехом у публики, он мною выстрадан. Я сейчас перешла в такую возрастную категорию, что обязательно прихожусь кому-нибудь матерью. Для этого важно иметь опыт воспитания ребенка и опыт любви к нему — на этом можно делать чудеса, вообще на любви творятся чудеса на сцене. Человек, умеющий и знающий, что такое любовь, может вам рассказать много чего интересного, это — поэзия. Человека, который не умеет любить, на сцене всегда видно: ни Джульетта ему не нужна, ни Дездемона. Умение любить — это тоже талант. На любви строится все, все пьесы о любви, все фильмы о любви, вся литература.ВСЯ ЖИЗНЬ — О ЛЮБВИ.

«Какой смысл выходить на сцену, если у тебя внутри ничего не плачет?!»

Ксения Николаева в спектакле-бенефисе «Одинокая Леди». Театр Сузирья. Фото Андрея Божка

*Впервые текст был опубликован в журнале «Личности Украины», № 2

Самое популярное