Артур Невинчаный. ^{23 февраля 2015}

Прах, развеянный над морем.

Хакимов Лазарь Алексеевич,  хозяин частного кладбища и крематория при нем.
Хакимова Анна Дмитриевна, жена его.
Даша, их дочь.
Владимир Игнатьевич, коллега по бизнесу, занимается ритуальными услугами.
Ксения, секретарь, оформляет заказы на кремацию и захоронения и отдает урны с прахом. Лет около двадцати пяти.
Олег, кремуляторщик.
Следователь.

Действие первое
Сцена первая

Крематорий, Лазарь Алексеевич вывозит водруженный на тележку гроб из зала прощания (там плачут родственники покойного). Открывает печь, заправляет в нее гроб, садится – наблюдает процесс кремации.
Лазарь. Судьбы разные – участь одна.
Долгая пауза, наблюдает кремацию.
Горит. Как я устал, как я устал.
Входит Ксения.
Ксения. Почему вы это делаете?
Лазарь. Люблю.
Ксения. Смотреть на кремацию?
Лазарь. Да, люблю… успокаивает.
Ксения. Что же? Там внутри горит покойник, что в этом умиротворяющего?
Лазарь. Мысли  о смерти.
Ксения. Как можно успокоиться такими мыслями?.. страшно.
Лазарь. В жизни столько суеты… пауза
Смерть уравнивает, все, что важно, не будет таковым после смерти. Я смотрю в печь и воображаю, будто сам там горю и это меня успокаивает, потому что все, что сейчас меня заставляет нервничать, переживать, суетится – это уже будто в прошлом.
Ксения. Вы дикий, Лазарь Алексеевич!
Лазарь. Простите, Ксения, не стоило мне этого, вам, говорить. К тому же, хоть я и воображаю смерть, но сам я все же боюсь ее, я скорее, воображаю лишь смерть своих беспокойств.
Ксения. Ничего страшного.
Лазарь. Вы молода… забудьте все, что я вам сказал… забудьте.
Ксения. Ладно, но вы не виновны, все равно моя работа связана со смертью и я не могу не думать о ней.
Лазарь. Мысли о смерти – превращают в старика.
Ксения. Вы тоже молоды.
Лазарь. Нет, не молод.
Ксения. В ваших словах много тоски. Мне тяжело с вами говорить.
Лазарь. Простите.
Ксения. К вам Владимир Игнатьевич.
Лазарь. Проведите его в кабинет, пусть подождет тридцать минут, я скоро поднимусь.
Ксения. Хорошо.
Ксения уходит. Лазарь ждет окончания кремации, открывает печь, собирает прах, убирает гвозди, высыпает прах в урну, закрывает и подписывает ее.
 

Сцена вторая

Ксения и Владимир Игнатьевич входят в кабинет Лазаря Алексеевича.
Ксения. Пожалуйста, устраивайтесь; вам черный или зеленый?
Владимир. Черный.
Ксения ставит чайник, заваривает чай.
Вы, скажу, высококвалифицированный секретарь!
Ксения. (смущенно) Высококвалифицированный?! Скажете уже…
Владимир. Правда-правда – умеете все обернуть так, чтобы клиент чувствовал к себе исключительное внимание!
Ксения. Вы, видели, как я работаю с клиентом?
Владимир. Нет, не видел; но я вижу, как вы работаете с партнером по бизнесу.
Ксения. Ой, спасибо… Значит вы удовлетворены?
Владимир. Сверх меры, сверх меры, Ксюшенька!
Ксения. (смеется) Прекратите, я вас прошу, прекратите, Владимир Игнатьевич!
Владимир. Нет-нет – это правда! В вашей компании, я чувствую себя очень хорошо, а для человека, который обращается в крематорий – это очень важно.
Ксения. К сожалению, не всех клиентов удается расположить так, как вас.
Владимир. Ксюша, вы меня просто очаровали!
Смеются; Лазарь Алексеевич входит в кабинет.
Лазарь. Добрый день, Владимир Игнатьевич.
Владимир Игнатьевич встает, пожимает Лазарю Алексеевичу руку.
Владимир. Добрый день.
Лазарь. Ксения, урна в кремационной; в зале прощания, вас, ожидает жена покойного.
Ксения. Конечно, Лазарь Алексеевич, всего доброго, Владимир Игнатьевич.
Ксения выходит из кабинета.
Владимир. Всего доброго, Ксюшенька.
Лазарь. Не заждались?
Владимир. Нет, что вы: Ксения напоила меня чаем, да и вы уж очень скоро подоспели.
Лазарь. Может быть еще… чаю?
Владимир. Нет, пожалуй, откажусь. Но чудный у вас, признаюсь, крематорий, денег, наверное, вложили; как возникла идея построить его?
Лазарь. Старались. Это не моя идея – это завещание отца. Он завещал мне: кладбище и деньги на постройку крематория, а так же чтобы я его кремировал.
Владимир. (улыбаясь в недоумении) Лично?
Лазарь. Да, лично.
Владимир. Кхм…
Лазарь. У меня Бурятские корни, прапрадед отца, был ламой, ближе к концу жизни, папа очень углубился в буддизм и завещал его кремировать.
Владимир. Это понятно!.. Но, зачем родного сына, просить делать это?
Лазарь. Он считал, что я тогда, что-то пойму; Отец был мудрым и загадочным человеком, я очень уважал его, поэтому стараюсь сделать все, что он просил.
Владимир. Но как вы на это пошли?
Лазарь. Отцу, перед смертью, я, сказал, что не буду этого делать, но в последний момент, когда гроб уже водрузили на тележку, я подбежал к кремуляторщику и просил все сделать за него, он подумал, что я из людей с нестойкой психикой. С собой в папке у меня было завещание, я взял его специально; показал ему документ и он разрешил мне все сделать, под его наблюдением. Печь была старая, и многие кости остались недогоревшими, после кремации я сам измельчал прах и отбирал  гвозди.
Владимир. Ужас…
Лазарь. Той ночью, я не мог заснуть, мне было тяжело понять, зачем он попросил меня это сделать и теперь я сам кремирую людей, потому, что пытаюсь понять, что он пытался мне сказать. Так же он просил сжечь свои дневники и все вещи, напоминающие о нем; он хотел, чтобы о нем не осталось никакой памяти. Прах развеян – Отца нет, и памяти о нем тоже нет.
Владимир. А как жена относится?
Лазарь.  К смерти Отца?
Владимир. Нет, к тому, что вы сами выполняете работу кремуляторщика.
Лазарь. Она недовольна, этим… Не нравится ей это все. Аня боится, что на мне будет много греха. Говорит, что я способствую тому, чтобы люди отрекались от Христа.
Владимир. Ей страшно?
Лазарь. Мы отошли от темы, вы с каким вопросом?
Владимир. Я, да, я, вот гробы привез, хотел вам показать, может приглянутся!
Лазарь. Ну что ж, показывайте.
Владимир. Они во дворе кладбища.
Лазарь. Пойдемте-пойдемте.
Выходят на улицу.

Сцена третья.

Двор кладбища, стоит грузовик, рядом с ним новые гробы.
Владимир. О, ребята уже выгрузили, молодцы!
Лазарь. Не покрытые еще?
Владимир. Потрогайте.
Лазарь проводит рукой по крышке гроба.
Лазарь. Гладкий.
Владимир. Они отполированы, но красить или вскрывать лаком не будем – это специальная серия для кремации: без гвоздей, быстро сгорают и не извлекают в атмосферу химических ядов.
Лазарь. Без гвоздей?.. хорошие гробы.
Владимир. Дерево свежее, только срубленное, лично наблюдал.
Лазарь. Жалко.
Владимир. Что жалко?
Лазарь. Жалко, что после смерти человека, необходима еще и смерть дерева.
Владимир. А вы об этом. Да, конечно, вырубка леса… но что поделаешь.
Лазарь. Ничего, ничего.
Владимир. Так, что берете?
Лазарь. Да, возьму. Пойдемте в приемную, Ксения оформит.
Владимир. Хороший у вас крематорий, доход большой?
Лазарь. От смертности населения зависит.
Владимир. Значит большой! (смеется)
Лазарь. (грустно)Большой.
Уходят.

Действие второе

Сцена первая

Комната Лазаря, на кровати лежит его жена, Анна. Входит Лазарь, садится подле нее.

Лазарь. Почему ты здесь?
Анна. Я твоя жена.
Лазарь. Разве мы не договорились?
Анна. Это не нормально!
Лазарь. Аня.
Анна. Ты меня не любишь?
Лазарь. Люблю.
Анна. Тогда в чем причина?
Лазарь. Аня, я не знаю.
Анна. А кто знает? Мне стало очень холодно, ты стал холодным… я тебе противна?
Лазарь. Нет, не противна, дело во мне…
Анна. Я очень устала, скажи, что с тобой?
Лазарь. И я устал. Не знаю, Аня, что-то во мне изменилось.
Анна. Это все после смерти Отца…
Лазарь. Отец не мог не умереть.
Анна. Но если бы он не умер…
Лазарь. Отец не мог не умереть!
Анна. Если бы он не умер, ты бы не работал там!
Лазарь. Аня, прошу тебя! Это воля Отца; к тому же я люблю свою работу.
Анна. Не может быть волей Отца – несчастье Сына.
Лазарь. Прекрати, прекрати, Аня, я тебя прошу.
Анна. Меньшим грехом будет, не исполнение воли Отца, чем ее исполнение.
Лазарь. У меня есть люди в подчинении, мне не обязательно кремировать, но я делаю это по своей воле, мне нравится моя работа.
Анна. Как я наивна. Я думала, что когда тебе достанется кладбище, у нас будет много денег и времени! Я думала, ты станешь чаще проводить время со мной, а не с Отцом; теперь даже когда ты со мной – ты не со мной.
Лазарь. Хватит.
Анна. Ты помнишь историю о Лазаре?
Лазарь. Лазарь?.. да, да, конечно помню.
Анна. Ты веришь в его воскрешение?
Лазарь. Эта мысль мне кажется абсурдной, а ты веришь?
Анна. Конечно – я верю, что мы все воскреснем в последний день.
Лазарь. Предмет веры, не более.
Анна. Знаешь, почему кремация греховна?
Лазарь. Почему?
Анна. Потому что, еще нигде в природе не было случая, что бы что-то возникло из пустоты.
Лазарь. Ex nihilo nihil fit.[2]
Анна. Как бы воскрес Лазарь, будь он кремирован?
Лазарь. Никак?
Анна. Никак.
Лазарь. Я не верю в воскрешение – ничего в природе не воскресает!
Анна. А как же цветы и листья, что воскресают каждой весной? Как же солнце, что умирает ночью и воскресает утром?
Лазарь. Листья – лежат на земле, сгнивают и становятся удобрением, а на ветвях деревьев рождается новая зелень, но еще, ни один листок не поднялся с земли и не вернулся на ветку.
Ну, а смерть солнца нам еще не приходилось наблюдать, оно лишь совершает свой цикл ото дня к ночи.
Анна. Скептицизм – еще никого не сделал счастливым.
Лазарь. Я не стремлюсь к счастью.
Анна. Всё стремится к счастью.
Лазарь ложится рядом с Анной.
Лазарь. Будешь со мной?
Анна встает.
Анна. Не волнуйся, я пойду к себе.
Лазарь. Останься.
Анна. Отвыкать будет болезненно.
Лазарь. Останься.
Анна. Тебе плевать, что мне будет больно?
Лазарь берет ее за руку, она поддается, ложиться, он обнимает ее.
Лазарь. Тебе хорошо?
Анна. Нет.
Лазарь. Ты ведь хотела спать со мной, чем ты не довольна?
Анна. Мне хорошо с тобой, но это  мимолетно, я уже чувствую, что скоро станет плохо – холодный.
Лазарь. Ты не избежишь страдания, мы не избежим страдания. Я не желаю причинять тебе боль, я просто живу.
Анна. Продай крематорий.
Целует ее.
Лазарь. Спи, Аня.


Сцена вторая

Сон Лазаря Алексеевича. Вокруг ничего нет, лишь мрак, слышен голос Иисуса Христа.
-Лазарь! Иди вон. Лазарь! Иди вон. Лазарь! Иди вон. Лазарь! Иди вон.
Мрак исчезает в ярком свете, и стоит умерший Лазарь Алексеевич – обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами. Лазарь резко просыпается, Анна спит.
Лазарь. Отче наш, Иже еси́ на небесе́х!
Да святи́тся имя Твое́,
да прии́дет Ца́рствие Твое,
да будет воля Твоя,
я́ко на небеси́ и на земли́.
Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь;
и оста́ви нам до́лги наша,
я́коже и мы оставля́ем должнико́м нашим;
и не введи́ нас во искушение,
но изба́ви нас от лука́ваго. (повторяет три раза)
Поднимается с кровати, идет к книжной полке достает Евангелие, читает шепотом:
«Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! Уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе.
Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию?
Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус уже возвел очи к небу и сказал: Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня.
Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня.
Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон.
И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет».
Тот Лазарь умер, но воскрес и сей Лазарь умрет, но воскреснет ли?
Возвращается к книжной полке, берет хорошую стопку книг.

Сцена третья

Гостиная, Лазарь разжигает камин, бросает в огонь книги по одной. Входит Даша.
Даша. Привет, пап.
Лазарь. Даша, ты почему не спишь?
Даша. Услышала тебя, я всегда узнаю твои шаги.
Лазарь. Иди спать, Дашенька, уже поздно.
Даша. Я знаю, но мне почему-то страшно, зачем ты сжигаешь книги?
Лазарь. Мне тоже страшно…
Пауза, Даша садится рядом с отцом, берет за руку.
Что, дочка?
Даша. Зачем ты сжигаешь книги?
Лазарь. Мне нравится огонь, люблю наблюдать за тем, как в нем все исчезает.
Даша. Но в камине есть дрова, тебе не обязательно жечь книги.
Лазарь. Я когда-то читал эти книги, мне их подарил Отец.
Даша. Тебе они не нравятся?
Лазарь. Они наполняли меня, я любил эти книги.
Даша. Больше не любишь, поэтому ты их сжигаешь?
Лазарь. Нет, мне приснился страшный сон и единственное, что меня успокаивает – это огонь, даже еле слышный звук его, меня успокаивает.
Даша. Есть дрова, почему ты сжигаешь книги?
Лазарь. Потому что дерево – это и есть огонь, а мне надо видеть чью-то смерть.
Даша. Смерть? Но книги не живы, это не смерть.
Лазарь.  В книгах живет знание, а когда я сжигаю их, то мудрость и знание исчезает. Меня волнует эта мысль – что все исчезает, даже знание, такое тонкое и невидимое, но огонь уничтожает и его.
Даша. Но, зачем убивать знания и мудрость?
Лазарь. Я думаю, что если бы было меньше мудрости – стало бы больше добра.
Даша. Ты меня любишь, папа?
Лазарь. Почему ты так часто стала спрашивать это?
Даша. Ты очень отдалился.
Лазарь. Прости, Даша, конечно же, я люблю тебя, я очень люблю тебя.
Даша.  Я молюсь, чтобы ты не ушел от нас.
Лазарь. Я не уйду, дочка, я всегда буду с тобой.
Даша. Правда?
Лазарь. Конечно, куда я от тебя уйду?
Даша. Не знаю.
Лазарь прижимает ее к себе, целует в лоб.
Лазарь. Иди спать, маленькая.
Даша. Спокойной ночи, папа.
Даша уходит, Лазарь сжигает книги, смотрит на огонь.

Сцена четвертая

Утро, кухня-студия: Анна, Лазарь и Даша завтракают.
Даша. Папа, ты говорил, что тебе приснился страшный сон.
Анна. Ты просыпался?
Лазарь. Да.
Даша.  А можешь рассказать?
Анна. Что за сон?
Лазарь. Давайте не за завтраком.
Даша. Хорошо.
Анна. Не мистифицируй, рассказывай..
Лазарь. Мне приснилось, что я Лазарь.
Даша. Но ты и так Лазарь.
Лазарь. Я лежал мертвым, вокруг был лишь мрак и ничего больше, не было ни мыслей, ни желаний, ни страхов – я был мертв. Мрак и полная тишина, а потом раздался голос Христа: «Лазарь! Иди вон».
Анна. О боже! Какой ужас… это не просто сон.
Даша. Страшно… да мам.
Лазарь. Это просто сон.
Анна. Лазарь, пожалуйста, задумайся над тем, что ты делаешь!
Лазарь. Какая разница, все равно это будут делать, и без моего вмешательства.
Анна. Мало ли грешников!
Лазарь.  Мой Отец никогда не считал это греховным!
Даша. Греховно?
Анна. И после смерти нам портит жизнь!
Лазарь. Он никому ничего не портил и сейчас не портит, слышишь?!
Даша. Я уже пожалела, что начала этот разговор.
Лазарь. Не смей говорить так об Отце, тебе ясно?
Анна. Ясно… Я надеюсь, ты не собираешься, как он?
Лазарь. Что как он?
Анна. Писать завещание о кремации.
Лазарь. Какая разница?
Анна. Неужели ты не понимаешь, как это важно?
Лазарь. Нет.
Анна. Сам Бог, пришел к тебе во сне.
Лазарь. Аня, мне это приснилось, только из-за того, что ты… мы говорили о нем перед сном!
Анна. Да-да, давай, снова сведи все к простому, удобному решению скептика!
Даша. Ну, Мама, перестань.
Анна. Ты не понимаешь, что так ты отрекаешься от Христа?! Ты не понимаешь, что так ты отрекаешься от Бога?!
Лазарь. Аня, я тебя очень прошу, прекрати это. Ты знаешь, что мое отношение к вере – весьма туманно, я не могу быть просто уверен в этом. К тому же я знаю, почему мой Отец написал такое завещание.
Анна. Отец был грешником и ты по его стопам?!
Лазарь. Аня! Я, по моему, тебе сказал!
Берет стакан с молоком, разбивает о пол.
Даша. Папа!
Анна. Боже, да ты сошел с ума!
Лазарь. Аня, я тебя попросил, просто ничего не говорить об Отце! Зачем ты снова начала?! Зачем?!
Даша. Папа, да что с тобой?!
Анна. Папа, сошел с ума!
Даша. Ты тоже, зачем ты его трогаешь, ты знаешь, как он любил Отца!
Лазарь. Спасибо за завтрак, прости Даша.
Уходит.
Даша. Зачем ты так?
Анна. Я не хотела – это слабость. Мне его не хватает.
Даша. Но это не улучшит ситуацию.
Анна. Я знаю… Я люблю его.
Даша. И я люблю его, по этому, я и понимаю его. (Пауза) А почему греховно?
Анна. Потому что, придет Христос и все верующие воскреснут.
Даша. Но ведь, папа не верующий.
Пауза, Анне просто нечего сказать, встает из-за стола.
Анна. Доедай, пора на занятия.
Даша. Я больше не хочу.
Даша уходит.
Анна. Господи, прости их грешных.

Действие третье

Сцена первая

Приемная крематория. Ксения достает леденцы от тошноты, рассасывает. На стене висит большой плазменный телевизор, на экране реклама крематория: « Кремация в нашей стране – редкий способ погребения. Многих он пугает, но в США и странах Европы – большинство людей ссылается именно к такому методу. Кремация всегда была популярна в Древней Греции и Риме; на какое-то время, человечество забыло об этой форме захоронения. Но когда смертность увеличивалась – кремация спасла человечество от развития множества болезней, что развивались из-за большого количества покойников.
Крематорий «Прах» – оснащен самым новым, европейским оборудованием, комната прощания уютна и гармонична; так же если обстоятельства не позволяют вам ждать – в наших печах есть функция ускоренного сгорания, что позволит вам забрать прах в день кремации. Пусть тела их станут прахом, а Земля будет пухом». Ксения выключает телевизор.

Ксения. Тела прахом, Земля пухом!.. какая дикость.
Входит Лазарь Алексеевич, садится.
Лазарь. Ксения, вам плохо?
Ксения. Кхм… С чего вы взяли?..
Лазарь. На столе, таблетки от тошноты… для чего таблетки?
Ксения. Вы очень внимательны.
Лазарь. Может быть, возьмете выходной?
Ксения.  Нет-нет, что вы… сейчас пройдет.
Лазарь. Может быть, пойдете, хотя бы прогуляетесь?
Ксения. По кладбищу или колумбарию, хотите, чтобы я на месяц отгул взяла?
Лазарь. Ну не преувеличивайте; воздух свежий – станет легче.
Ксения. Нет, одна гулять по кладбищу я точно не  буду.
Лазарь. Я могу составить вам компанию – представим, что это парк!
Ксения. Вы сегодня в хорошем настроении?.. Ну что ж – пойдемте, потому что мне вправду не хорошо.
Лазарь. Пойдемте-пойдемте.
Кладбище.
Ксения. Пороховицкая Дарья Валериевна, 1890-1989. Почти сто лет.
Лазарь. Родилась еще в девятнадцатом веке, меня всегда это удивляет.
Ксения. Вас удивляет, что сто лет назад, тоже жили люди?
Лазарь. Нет, не это, а скорее сам факт могилы, она как ярлык, говорит – вот, мол, сто лет назад жила Пороховицкая Дарья Валериевна.
Ксения. Ну, она была живой еще 25 лет назад.
Лазарь. Да пусть даже год, я говорю о самом факте – остался лишь ярлык, указывающий когда, существовал человек. История…
Ксения. На самом деле, я вас понимаю – это напоминает о том, что мы не вечны.
Лазарь. И это...
Ксения. Простите, что я вчера так отреагировала, вы меня правда напугали.
Лазарь. Нет-нет, это вы меня простите!
Ксения. Потом, я задумалась, и знаете, я вас поняла. Я задумалась о жизни... Она мне не представляется счастливой, а что после, я не знаю и стараюсь не думать; но вчера подумала. Я подумала и почувствовала животный страх, страх перед неизведанным, я старалась выбросить эту мысль из головы, но чем больше я пыталась, тем сильнее она овладевала мной и я вдруг представила, что со смертью умрут и все мои проблемы, страхи, все и знаете, меня это успокоило.  
Лазарь. Очень интересно, Ксения. Мы с вами никогда не говорили, но я всегда чувствовал, с вами какую-то близость – вы мне очень интересны, правда.
Ксения. Спасибо, вам, Лазарь Алексеевич. Мне очень приятны ваши слова – я вас уважаю… хотя все же немного боюсь.
Лазарь. Я понимаю, иногда я бываю жутким.
Ксения. Да уж... бываете.
Лазарь. Коль вы уже сами об этом рассказали, скажите, когда умрете, вы бы хотели кремацию или традиционный похорон?
Ксения. Даже не знаю: мне жутко думать и о том, и о другом.
Лазарь. Простите.
Ксения. Да нет, все нормально! А вы?
Лазарь. Наверное, кремацию, но если я умру раньше жены, она точно потребует христианский похорон.
Ксения. Ну, если вы будете завещать крематорий государству, в условие документа вы сможете вписать так же и кремацию.
Лазарь. Это верная мысль, но я так не хочу; это так дико и не справедливо – я не имею власти, ни над чем, даже над собственным трупом.
Ксения. А почему вы хотите кремацию?
Лазарь. Я честно пока еще не знаю.
Ксения. Интересный вы человек, Лазарь Алексеевич.
Лазарь. Вот посмотрите на эти могилы – от людей, остались одни лишь надписи.
Подходят к старому надгробью.
Зачем нам хранить память о людях? Мой Отец не был таким. Он всегда говорил, что Христиане верят не в Христа, а в собственные могилы.
Ксения. Вас до сих пор тревожит смерть Отца?
Лазарь. Вчера я сжег последние его книги, точнее мои, но он мне их подарил.
Ксения. Зачем?
Лазарь.  Он хотел, чтобы после него ни осталось никакого следа. Я до сих пор не могу понять, почему он просил меня, его кремировать.
Ксения. Я здесь вам не советчик.
Лазарь. Ксения, можно вас кое о чем попросить?
Ксения. Конечно.
Лазарь. Если, вы будете иметь, какое-то отношение к моим похоронам, постарайтесь сделать так, чтобы от моего тела ничего не осталось.
Ксения. На этот раз вы меня не удивили, меня каждый день о таком просят.
Лазарь. (улыбается) Но я серьезно.
Ксения. Я думаю, вам еще очень рано о таком думать. Ваши мысли о смерти глубоки, но все ж, вы еще живы и думать надо о жизни, а что будет после смерти, разве это важно?
Лазарь. Почему-то для меня, это гораздо важнее того, что происходит до нее.
Ксения. Так нельзя.
Лазарь. Наверное, вы правы. Вот посмотрите: зачем покойнику надгробье?
Ксения. Не знаю, оно надо в принципе не ему, а тем, кто приходит к нему.
Лазарь. Не понимаю я этого.
Ксения. Хозяин кладбища не понимает, зачем нужно кладбище.
Лазарь. Простите, меня, Ксения, я снова много болтаю…
Ксения. Знаете, мне уже стало легче!
Лазарь.  Это все свежий воздух!
Ксения. Уже пора возвращаться.
Лазарь. Тогда пойдемте.
Идут к приемной крематория, у входа стоит Анна.
Ксения. Спасибо вам, Лазарь Алексеевич, за прогулку!
Лазарь. Вам спасибо.
Ксения. Нет, правда, я вам благодарна.
Лазарь. Простите, Ксения, это моя жена.
Ксения. Неловко, конечно, я пойду.
Ксения идет в приемную, Лазарь подходит к Анне.
Лазарь. Что ты здесь делаешь?
Анна. К тебе пришла; в приемной никого нет.
Лазарь. Ксении стало плохо, я убеждал ее пойти подышать, но она боится кладбища.
Анна. Похоже, ты был прав.
Лазарь. В чем?
Анна. Смерть Отца – не причина твоей апатичности по отношению ко мне.
Лазарь. Аня, что ты уже выдумала.
Анна. Ничего. Ты невыносимо низок, Лазарь.
Лазарь. Аня, я тебя прошу, перестань…
Анна. Перестань! Перестань! Каким нужно быть лицемером, чтобы обыкновенную измену, скрывать под маской духовной депрессии?!
Лазарь. Аня, я тебе серьезно говорю, ты не правильно все поняла.
Анна. «Я вам благодарна»… Подумай о Даше.
Уходит.
Лазарь. Все рушиться.

Сцена вторая

Приемная крематория.

Лазарь. Ксения, на сегодня есть еще заказы?
Ксения.  Я создала вам проблемы?
Лазарь. Нет-нет, что вы, Ксения.
Ксения. Она сердита?.. Неловко вышло.
Пауза.
Заказов нет. И мне в помещение снова стало хуже…
Лазарь. Идите домой, Ксения – рабочий день окончен.
Ксения. Ну, хорошо.
Лазарь. Скажите всем, пожалуйста, чтобы покинули кремационную комнату,  хорошо?
Ксения. Да-да, конечно…
Лазарь. Спасибо.
Садится на стул.
Ксения. С вами все в порядке, Лазарь Алексеевич?
Лазарь. Позвоните в кремационную, пожалуйста, и идите.
Длинная пауза.
Простите, Ксения, я немного взволнован.
Ксения. Да-да, хорошо.
Набирает номер.
- Олег, пожалуйста, покиньте все крематорий. Рабочий день закончен.
- Как закончен? У меня кремация недоделана, прах надо еще определить, что случилось, Ксюша?
Лазарь. Скажите, пусть оставит как есть, я доделаю.
Ксения.
 - Олег, оставьте как есть, Лазарь Алексеевич сам все доделает. И передайте там всем, чтобы немедленно покинули помещение, ясно?
- Тю, черт знает что! Ясно!
Лазарь. Спасибо, Ксения.
Ксения. Лазарь Алексеевич, точно все в порядке?
Лазарь. Я прошу вас – не волнуйтесь. Все хорошо.
Ксения. Если я могу чем-то помочь…
Лазарь. Идите, идите, Ксения.
Ксения. Я пойду, я вправду сегодня… собирает вещи в сумку.
Я просто переживаю, Лазарь Алексеевич.
Лазарь. Я уверяю вас: все будет хорошо!
Ксения подходит к Лазарю Алексеевичу, берет его за руку.
Ксения. До завтра, Лазарь.
Лазарь. До завтра.
Ксения уходит.

Сцена третья

Кремационная комната, Лазарь Алексеевич лежит в закрытом гробу – зрителю виден лишь мрак.
Лазарь. Папа…
Господи… Длинная Пауза.
Да я даже не верю, в Тебя… ночью молился, утром сказал, что не верю. Почему у нас есть эта потребность – молиться? Потому что боимся и не знаем, эта неопределенность, неведение… как я устал от этого мрака… Почему все так происходит? Разве я не люблю ее? Почему нам всегда приходится причинять кому-то боль? Разве я хотел обидеть её? Разве хотел? Боже… как мы все зависимы, мы все друг от друга зависимы; просто высказываешь человеку свои мысли, а он обижается. Живешь и поступаешь, как тебе кажется, правильно, но кто-то обязательно осудит, увидит в этом грех, грубость… Почему, если моему отцу Ламрим был святее, чем Евангелие –  он обязательно грешник? Разные мнения, воззрения… Отношения, как они отягощают. Хотел бы умереть, но страшно, страшно не знать, что там будет дальше. Какие мы беззащитные, ведомые…
а как бы я жил, если бы понимал, что умру, нет, не понимал… понимать я и так понимаю.
Как бы я жил, если бы смирился с тем, что умру, если бы целью моей жизни была смерть. Ведь так на самом деле и есть – все живое стремиться лишь к смерти. Но, почему то мы так недальновидны… Мы живем так, будто умирать никогда и не придется, а ведь смерть – это неминуемая участь каждого. Я не понимаю свою жену, даже после смерти, она хочет жить. Наверное, Отец этого и хотел, наверное, это он и пытался мне сказать – ты должен смириться со смертью, умереть еще до смерти… как? Смерть – разве она страшна? Разве это так страшно – исчезнуть? Мы придумали рай, лишь потому, что не могли с этим смириться – с тем, что мы исчезнем. Рай – это психоз, выдумки больного… Нет, я не хочу сказать, что Христос больной, но мне кажется, он не этого хотел, не этой глупой, наивной надежды, на то, что когда-то станет лучше.
Христос всегда был в раю, даже здесь, в этом танталовом аду, он был в раю, он сам сказал, что рай внутри нас… Царство Божие. Но мы наивные выдумщики, фантазеры; придумали себе ангелов. Боже, прости, я просто устал, я устал не знать. Устал… устал… устал…
Засыпает. Сон Лазаря Алексеевича: полный мрак, он в печи крематория, горит заживо. Все пространство наполняется огнем – тлеет его тело. От него не остается ничего. Лазарь просыпается, сбрасывает крышку гроба, садится на стул.
Да Лазарь… Довели тебя эти мысли.
Смотрит по сторонам.
Но, что-то не так. Что? Что это?
Подходит к стене.
Очень-очень странно. Кто видит это, кроме меня? Как тихо… Как тихо…
Долго сидит, молчит и ничего не делает, просто смотрит – спокойно и безмятежно.
А ведь не только… не только трупы – все сгорит в огне жизни… все.
Зачем все это? Вся эта грубая реальность: стулья, столы, телефоны, украшения… Зачем все это?
Зачем нам все это? Зачем все это мне? Мне – истлевшему в печи крематория, истлевшему – Ничему. Я – Ничто. Я труп, истлевший, стертый в прах, развеянный над морем… И пусть еще я обладаю речью, мыслью, чувством – я прах, я прах развеянный над морем. Теперь – когда я труп, мне не волнительно ни то, ни это. Все уравнялось и больше не страшно… Я труп – мне ничего не надо.
Долго сидит молча.

Сцена четвертая

Комната Анны Дмитриевны, входит Лазарь, садится на кровать.

Лазарь. Прости.
Длинная пауза.
Я тебе не изменял… Я был бы рад, если бы причиной наших проблем была другая женщина, такие проблемы решить гораздо легче. Но как решить свои проблемы, я не знаю.
Аня, поверь, я люблю тебя, я не хочу делать тебе больно… но я тебя не понимаю, я очень люблю тебя, но не понимаю.
Анна поворачивается, смотрит на Лазаря.
Да я и себя, не понимаю… Ничего, не понимаю. Что-то происходит, многое происходит, но не вовне, а внутри, внутри моей души… Я сам не знаю, как относиться к этому, как решать это… может быть я сошел с ума… может быть. Столько всего изменилось в структуре моей личности, и это такие ужасные, невыносимые перемены, к которым я сам не готов вовсе. Но они произошли и поставили меня перед фактом. Эти мысли, мысли, мысли… Им нет конца. Аня, у меня ничего нет с Ксенией, я, правда, стал беспристрастным, что ли. Мне это не интересно – я будто бы уже не предназначен для этого, понимаешь? Такое впечатление, что я должен любить иначе, не просто женщину, а больше… мне кажется теперь, что это низко, любить всего одну женщину, а как же все остальное? Все другие люди?.. Как же они? Мы будем их любить?
Анна. Я верю. Просто никак иначе не могла себе объяснить твоего поведения – это слабость. Я не понимаю твоего мышления и пытаюсь все объяснить своими категориями, понятиями, предрассудками; но ты другой, совершенно другой. Я простила.
Лазарь. Спасибо.
Анна. Мне не за что тебя прощать. Ты ни в чем не виновен, ни в чем.
Лазарь. Хочешь, я прекращу это делать?
Анна. Что?
Лазарь. Кремацию… Хочешь, я избавлюсь от крематория?
Анна. Я не имела права такое говорить, ты делал это для Отца, ты должен исполнить его волю.
Лазарь. Отец умер, разве важно, то, что мертво? Ему не было важно все это… Его завещание – это метафора, а не воля.
Анна. Я уже говорила тебе, что не поддерживаю этого. Ты, наверное, порадовал бы меня, если бы сделал это; но сейчас мои чувства атрофированы, я так не хочу снова распахнуть свою душу, чтобы потом ты ранил меня.
Лазарь. Я избавлюсь от него.
Анна. Ты, правда, этого хочешь?
Лазарь. Да, правда.
Анна. Тогда не продавай его, а подари.
Лазарь. Почему?
Анна. На тебе много греха, может быть так ты его искупишь…
Лазарь. Хорошо. Я и сам так хотел, мне теперь омерзительно, заниматься этой грязью, пошлостью; продажи… как это грязно.

Анна. Я рада.
Лазарь. В твоих словах нет радости. Я уже не могу принести тебе радость, скоро ты станешь такой же холодной, как я; может быть мы и вправду – пара.
Анна. Я не холодна… Пауза
Сегодня тяжелый день. Я стала искать проблему в себе, во мне она тоже есть. Я не знаю, почему так достаю тебя. Может быть, не люблю?
Лазарь.  Не любишь?
Анна. Конечно же, люблю…  мы женщины не такие как вы, только мужчины могут этому научится – не любить. Мы коварны, мы можем это умело скрывать, играть холодность и безразличие, но мы всегда любим. Вы же честны, вы действительно уничтожаете любовь, становитесь беспристрастными, как ты говоришь. Я этого не понимаю, а чем тогда жить? Я живу любовью к тебе.
Лазарь. Ты скучаешь?
Анна. Да… Мне одиноко. Жизнь, как она жестока, как жестока. Она делает все, все, чтобы я не хотела жить. Как только я чувствую, малейшее подобие счастья – жизнь сразу его забирает. Как она жестока. Жизнь – самая холодная и бесчувственная женщина; ей плевать, что все мы страдаем – ее законы объективны, в отличие от наших, она учит нас не мечтать, не надеяться, не любить. Она хочет, чтобы мы делали лишь то, что ей угодно. Животным повезло больше, они, по крайней мере, лишены этого бремени мечты. Они спокойно принимают все как есть, а я же имею способность мыслить, хотеть, стремиться… Но жизнь будет делать только то, что ей угодно, моего мнения она так никогда и не спросит.
Лазарь. Тебе обидно, что я никогда тебя не слушал?
Анна. Нет, не обидно. Мне обидно, что я никогда не могла смириться с тем, что ты – это ты. Что ты независимое существо, имеющее свои мысли, чаяния и надежды. Я всегда хотела, чтобы кто-то разделил со мной свою душу, чтобы кто-то впустил меня к себе. Мои мысли и страдания, никогда не станут твоими мыслями и страданиями… Ты  в вакууме.
Лазарь. Прости.
Анна. За то, что ты – это ты?
Лазарь. Знаешь, я люблю тебя и вправду хотел бы сделать счастливой; к сожалению это невозможно; это утопия, глупость, мечта.
Анна. Без веры – люди несчастны.
Лазарь. Я не стремлюсь к счастью, но я люблю тебя и хотел бы сделать тебя счастливой. И когда-то я верил, что помогаю тебе, что делаю тебя счастливой; это была лишь моя вера и ничего более, она скорее успокаивала меня, но я не мог повлиять на твои чувства, на твои эмоции – ты тоже была в вакууме.
Анна. Нет, ты ошибаешься Лазарь, я чувствовала, чувствовала ответ. А потом ты замкнулся.
Лазарь. А теперь? Теперь ты ничего не чувствуешь?
Анна. Я чувствую боль; твою глубокую боль, ты закрыт от меня, потому что знаешь, что я не выдержу и грамма твоей боли, ты никому не показываешь своей боли – остался только ты и твоя боль.
Лазарь. Жаль, что я не могу забрать, так же и твою, твою боль. Я бесчувственен, но раньше, я терпел твою боль, так же, как свою. Ты получала, то чего хотела, моя душа была открыта для тебя, она была как Алтарь, на который ты могла положить свою скорбь; но она сломалась. А теперь да, я в вакууме, я никому не могу показать, что внутри меня и впустить тебя к себе  не могу; для этого нужен контакт, а контакт – это всегда взаимность, а значит, все, что я возьму от тебя, придется вернуть, да, тебе нельзя брать и грамма моей боли. Она суха и страшна…
Анна. Прости, что я была так бескомпромиссна; думала лишь о себе, даже не задумываясь, что возможно тебе, гораздо тяжелее.
Лазарь. Нам просто должно быть больно, так хочет Он.
Анна. Ты не веришь в Него, но смирился, а я говорю, что верю, но борюсь, борюсь с Его волей. Она так жестока, Его воля ненавидит мечты, но как женщина, может не мечтать? Знаешь, почему я верю в Христа, больше чем в Отца?
Лазарь. Почему?
Анна. Потому что Христос, прощает – он единственный кто прощает, а Отец – он бескомпромиссен. Пауза
Почему ты согласился?
Лазарь. Потому что я кое-что узнал, но я не могу тебе этого рассказать.
Анна. Надеюсь, ты осознал грех.
Лазарь.  Надеюсь. Я лягу с тобой.
Анна. Не надо.
Пауза.
Кровать мала, пойдем к тебе.
Лазарь. Хорошо.
Идут в другую комнату.

Действие четвертое

Сцена первая

Управление частным кладбищем, кабинет Лазаря Алексеевича, входит Владимир Игнатьевич.
Лазарь. Добрый день, Владимир Игнатьевич, пожалуйста, присаживайтесь.
Владимир. Спасибо, Лазарь Алексеевич. По какому вопросу звали?
Лазарь. Вы несколько удивитесь.
Владимир. Не первый год живу – меня не так просто удивить.
Лазарь. Ну, коль не удивитесь, тогда просто поймите меня, дело в том, что я хочу подарить вам свой бизнес.
Владимир. Частное кладбище с крематорием?
Лазарь. Да, у меня только один бизнес – частное кладбище, его, я, и хочу вам подарить.
Владимир. Не могу понять вас, Лазарь Алексеевич. Вы столько вложили в это дело, оно приносит большой доход, а у вас семья, почему?
Лазарь. Мне сложно объяснить вам истинную причину, потому что она необъяснима, просто таково мое решение, вы можете ничего не бояться, оно не измениться.
Владимир. Дорогой, Лазарь Алексеевич, я очень уважаю вас и уверен, что вам можно доверять. Но все же, бизнес – это не сувенирная ручка, чтобы его дарить. Мне тяжело поверить в такое великодушие и  полагаю, что такие решения принимают люди отчаянные и лишь в том случае, если у них что-то случилось. Скажите правду, на вас надавила Анна?
Лазарь. Володя, я похож на слабохарактерного человека?
Владимир. Нет, просто…
Лазарь. Вам же очень понравился крематорий.
Владимир. Да… но нет, простите, я не могу принять этого.
Лазарь. Поймите же, это твердое решение!
Владимир. Твердое решение подарить?
Лазарь. Нет, твердое решение избавиться от бизнеса, если вы не примите его, тогда я подарю его кому-то другому. Но уверяю – я не знаю персоны, достойнее вас. Я знаю, что вы справитесь с этим бизнесом, вы человек хваткий, жадный… простите за прямоту.
Владимир. Хорошо-хорошо. Но объясните, хотя бы в общих чертах, что случилось? Почему вы хотите избавиться от бизнеса? На вас, что-то давит? Много обязательств? Наверное, стоит потерпеть, все же дело у вас хорошее и всегда востребованное, почти как газ или электроэнергия – вечное.
Лазарь.  Вечного, Владимир Игнатьевич, – ничего нет. Объяснить, я, к сожалению мало что могу, скажу лишь, что заниматься этим больше не намерен и буду признателен и благодарен вам, если вы согласитесь принять в дар мой бизнес. Документы готовы, вам, нужно лишь расписаться и переоформить все на свое имя. Могу дать вам контакты хороших нотариусов и других юристов.
Владимир. Нет, спасибо, у меня имеются знакомые в этих сферах.
Лазарь. Тогда прошу вас расписаться, я рад, что вы согласились.
Владимир. Я честно даже не знаю, как реагировать. Скажите, вам,  не нравится, что вы постоянно имеете дело со смертью?
Лазарь. Не поймите меня не правильно, но смерть, я, считаю, самым положительным элементом своего дела.
Владимир. Понимаю, понимаю!
Лазарь. Значит, вы согласны?
Владимир. Вам сняться сны?
Лазарь. Что?
Владимир. Сны! О смерти, да?
Лазарь. Я же сказал, в моей жизни нет никакой мистики, и я не боюсь смерти. Духи не являются ко мне во сне…
Владимир. Почему же вы это делаете? Неужели, вот так просто?
Лазарь. Да…
Владимир. Не понимаю…
Лазарь. Ладно, Владимир, просто я кое-что узнал.
Владимир. Что?
Лазарь. Я узнал, что умираю.
Владимир. А! О Господи! Рак?!
Лазарь. (смеется) Нет,  не рак, я бы предпочел не говорить об этом, просто я умираю, а разве нужен бизнес мертвому?
Владимир. Нет, не нужен! Что ж вы сразу то, не сказали?! Я же ведь так и думал!
Лазарь. Вот-вот. Потому я вас прошу, не задавайте мне больше вопросов, распишитесь и возьмите документы, переоформляйте на себя. Я вас очень прошу, не задавайте больше вопросов.
Владимир. Да-да, простите, Лазарь Алексеевич, юристы, юристы у меня есть! Я все переоформлю, спасибо вам! И вы, берегите себя, я вас очень прошу, берегите!
Лазарь. Обязательно, Владимир Игнатьевич, буду беречь,  а теперь позвольте, - я пойду, хочу побыть наедине. Теперь – это не мое, а ваше.
Владимир. Конечно-конечно, не смею задерживать!
Лазарь встает, идет к двери.
А! Лазарь Алексеевич!

Лазарь. Да.
Владимир.  Что говорят? Сколько у вас еще времени?.. ну, приблизительно?!
Лазарь. Черт его знает, возможно, и много, а может так завтра и слягу.
Владимир. Ах! Какой ужас! Ну, успехов вам, здоровья! Здоровья! Дай вам Бог здоровья!
Лазарь. Спасибо, Владимир Игнатьевич.
Владимир. Анна, знает?
Лазарь. Нет, не знает.
Владимир. А о дарении, знает?
Лазарь. Да, она рада.
Владимир. Ах, ну конечно! Ну, хорошо-хорошо, не смею вас больше задерживать.
Лазарь. Всего доброго, Владимир Игнатьевич.
Владимир. Всего доброго.
Лазарь уходит.
Владимир. Вот так дела…

Сцена вторя

Приемная крематория.

Лазарь. Ксения, я больше не хозяин крематория, я подарил его Владимиру Игнатьевичу.
Ксения. Как?
Лазарь. В условиях дарения, он не имеет права вас выгонять ни при каких обстоятельствах, а в случае самостоятельного ухода, обязуется выплатить сто тысяч долларов – это на время пока вы не найдете работу.
Ксения. Подождите… Черт!.. но почему вы ушли?
Лазарь.  Ксения, простите, я вас очень уважаю, но не хочу этого обсуждать.
Ксения. Но… это очень странно и неожиданно. Это из-за меня?
Лазарь. Ксения, не будьте так мнительны.
Ксения. Но, Лазарь Алексеевич. Я ничего не могу понять, такие решения не принимают, вот так спонтанно.
Лазарь. Я ничего не предпринимал – это произошло само собой.
Ксения. Ну, ладно, но это странно.
Лазарь. Если возникнут, какие-либо проблемы с Владимиром Игнатьевичем, вы можете обращаться ко мне.
Ксения. Хорошо, но… я не знаю. Ладно.
Лазарь. Всего доброго, Ксения.
Ксения. До свидания, Лазарь…
Лазарь Алексеевич уходит.

Сцена третья

Дом Лазаря Алексеевича, кухня-студия, Анна готовит ужин, точнее уже все готово, она накрывает на стол, входит Лазарь, садится за стол, молчит.
Анна.  Подарил?
Лазарь. Да.
Анна.  Это правильное решение.
Лазарь. Я знаю.
Анна. Думаю теперь, все станет как прежде.
Лазарь. Два раза в одну реку...
Анна. Я думаю наши проблемы, были из-за этого.
Лазарь.  У проблем нет причины, они просто должны быть.
Анна. Пойди, позови детей, ужинать будем.
Уходит, Анна хлопочет. Лазарь входит с Дашей.
Садитесь.
Садятся за стол, ужинают.
Даша. Папа, ты продал крематорий?
Лазарь. Нет, подарил.
Даша. А почему?
Анна. Дашенька, просто папа понял, что зарабатывать на отречении от Христа – это ужасно, вот и решил подарить бизнес, своему хорошему товарищу, Владимиру.
Даша. А почему именно подарил? Ты же ведь мог продать – это большие деньги.
Анна. Дашенька, пойми… папа, чувствует грех и таким образом, бескорыстно отдавая, он его искупает, понимаешь?
Даша. Это правда, пап?
Лазарь. Нет, Даша, я не чувствую греха. Мама это обоснование придумала себе сама, когда я сказал о решении продать бизнес; она предложила его подарить, чтобы искупить мой грех, а я согласился, потому что с продажей возникнет больше вопросов: дорого, дешево, скидки – эти манипуляции жадности, мне противны. Мне просто надо было его кому-то отдать. Владимир, наверное, не самый лучший человек, я вообще его почти не знаю, он жаден. Но такие люди хорошо ведут бизнес, так пусть он останется ему.
Даша. Мама, и ты не против?
Анна.  А против чего мне быть, против того, что папа совершает смертный грех?
Пусть даже он так не считает, но в этом вопросе, я его поняла, по-своему, но поняла!
Лазарь. Спасибо, Аня.
Даша. Чем теперь будешь заниматься?
Лазарь. Не знаю.
Анна. Мы что-то придумаем, к тому же денег у нас пока предостаточно.
Лазарь. Я ничего придумывать не собираюсь.
Анна. Дорогой, что ты такое говоришь? Дашенька, папа шутит.
Лазарь. Нет, Аня, когда я в последний раз шутил?!
Даша. Папа.
Лазарь. Что, Даша?
Даша. Я люблю тебя, папа.
Лазарь. И я тебя люблю, дочка, ты  поняла?
Даша. Да.
Лазарь. Спасибо, Даша.
Анна. Что это значит?
Даша. Все просто, мама, папа нас скоро бросит.
Анна. Это правда?
Лазарь. Да.
Анна. Ты поела?
Даша. Я не голодна.
Анна. Пожалуйста, иди к себе, нам с Отцом, надо поговорить.
Даша. Хорошо.
Даша уходит.
Анна. Что это значит?
Лазарь. А разве, что-то не ясно?
Анна. Конечно, мне ничего не ясно. Что все это значит? Ведь только все наладилось, что с тобой снова происходит? О чем говорила Даша?!
Лазарь. Даша, у нас очень умная девочка, она все, всегда понимает.
Анна. Ты меня бросаешь?
Лазарь. А тебе от этого плохо?
Анна. Ты мой муж, конечно, мне плохо!
Лазарь. Ты уверена?
Анна. Я тебя не понимаю, уверена ли я? Что это значит, ты не знаешь, как я тебя люблю? Ты забыл все, о чем мы говорили? Зачем ты это делаешь?
Лазарь. Ты меня любишь?
Анна. Ты считаешь, что это уместный вопрос? Ты не видишь, как я к тебе отношусь?
Неужели, после двадцати лет совместной жизни, ты имеешь право такое спрашивать. Я никогда не предала тебя, никогда не думала ни о ком другом, хотя мне не присуще твое одиночество и угрюмость, я женщина.
Лазарь. Почему мы поженились?
Анна. Потому что любим друг друга!
Лазарь. Мы любили друг друга, двадцать лет назад, а теперь мы любим друг друга?
Анна. Мы любили друг друга двадцать лет назад, пятнадцать лет назад, и даже год назад мы друг друга любили. Но теперь ты меня разлюбил!
Лазарь. Да, я тебя разлюбил, а ты разве не разлюбила меня?
Анна. Нет, не разлюбила.
Лазарь. Почему же я не чувствую твоей любви?
Анна. Потому что ты меня разлюбил, это в твоем сердце нет любви, а в моем – горит до сих пор! Я только почувствовала, немного открытости, а теперь снова… вакуум.
Лазарь. Скажи, а кто виноват, что в моем сердце больше нет любви? Ведь я же не хотел разлюбить тебя, у меня нет любовницы, почему я тебя больше не люблю? Где моя любовь?
Анна. Я не знаю, кто виноват.
Лазарь. Так, где же моя любовь, куда она делась?
Анна. Я не знаю, куда девается любовь.
Лазарь. Так почему же ты на меня злишься? Я виноват в том, что в моем сердце больше нет любви?
Анна.  Это твое сердце, никто другой не отвечает, за чувства в твоем сердце, кроме тебя.
Лазарь. А кто виноват в том, что они умирают?
Анна. Кто, чувства?
Лазарь. Нет, все мои «клиенты». Это ведь их тела, они, наверное, сами повинны в своей смерти?
Анна. Никто не повинен.
Лазарь. То-то же, смерть приходит самостоятельно, так же пришла смерть и в мое сердце, любовь умерла и все. Умерли все мои эмоции.
Анна. Любовь не может умереть.
Лазарь. А что же тогда произошло со мной?
Анна. Я не знаю… Возможно, самообман.
Лазарь. Пускай.
Анна. Ты решил?!
Лазарь. Да.
Анна.  И куда ты пойдешь?
Молчит.
Не знаешь?
Лазарь. Нет.
Анна. Это все кладбище, оно сделало тебя таким. Ты и раньше был угрюм, но кремация, трупы… Право, я больше не буду говорить об Отце… Но он виной всему!
Лазарь. Нет, Аня! Их вины здесь нет и Отца вины нет, не ищи ни чьей вины – это только растревожит твои нервы.
Анна.  Я не понимаю, зачем ты это делаешь, зачем так поступаешь? Я люблю тебя, Лазарь! Многие всю жизнь ждут, того, что Бог дал тебе, но ты не ценишь.
Лазарь. Так лучше.
Анна. Так будет лучше? Почему? Почему?!
Длинная пауза.
Лазарь. Потому что я умираю.
Анна. Ты болен?
Лазарь. Да.
Анна. Почему ты раньше не говорил?
Лазарь. Я узнал об этом, только сейчас… недавно.
Анна. Боже, но ведь в наше время такая медицина! Я не думаю, что нет никакой возможности тебя вылечить.
Лазарь. Аня, я понимаю, я понимаю, что я твой муж, и ты меня любишь и беспокоишься обо мне. Но прошу тебя, не надо ничего предпринимать. Я знаю, что это неизлечимо – эту болезнь еще никто никогда не вылечивал, как ни старались – от этой болезни нет лекарств.
Анна. Боже, дорогой, милый мой, что с тобой?
Лазарь. Аня, пожалуйста… я не хочу об этом говорить, хорошо?
Анна. Хорошо-хорошо, но я очень люблю тебя и мне надо знать.
Лазарь. Правда, я не могу тебе сказать этого.
Анна. Но почему?
Лазарь. Потому что я и сам не знаю.
Анна. О боже! Это какая-то неизвестная форма болезни?
Лазарь. Да.
Анна.  Ужас, ужас…
Лазарь встает из-за стола.
Лазарь. Спасибо за ужин, я спать, сегодня не ложись со мной, прости.
Анна. Хорошо.
Лазарь уходит, Анна плачет.

Сцена четвертая

Комната Лазаря он лежит, входит Даша.

Даша. Папа.
Лазарь. Входи.
Садится рядом.
Даша. Папа, ты ведь не болен?
Лазарь. Нет.
Даша. А почему ты соврал маме?
Лазарь. От безысходности.
Даша. Что ты сделаешь?
Пауза.
Лазарь. Сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя попрошу.
Даша. Мне страшно.
Лазарь. Не бойся, сегодня ты меня видишь в последний раз, но я всегда буду с тобой, пока ты со мной.
Даша. Папа.
Лазарь.  Не плачь, Дашенька – это не страшно. Я должен уйти.
Даша. Но зачем?
Лазарь. Я должен умереть, но Даша – это не смерть, на самом деле – это метафора; я никогда не объясню тебе этого словами, но ты, ты меня поймешь, позже.
Даша. И я так поступлю, позже?
Лазарь. Не знаю, я надеюсь, ты сможешь по-другому.
Даша. А почему ты не можешь?
Лазарь. Даша, со мной все будет хорошо, я понял, то, что должен был понять.
Даша. Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Лазарь. Возьми ключ, когда выйдешь, закрой мою комнату, забери все деньги, что в сейфе и ложись спать. Будильник заведи на три часа ночи, проснувшись – иди к маме в комнату; разбуди ее и веди прочь из дома.
Даша. Хорошо.
Лазарь. Прощай, Даша.
Даша. Прощай.
Плачет. Лазарь обнимает ее, они долго сидят вместе обнявшись. Даша встает, вытирает слезы, Лазарь дает ей ключ, она выходит закрыв за собой дверь.

Сцена пятая

Комната Лазаря, он сидит на стуле, рядом с ним стопка книг, он поджигает их и разбрасывает по комнате. Коридор, Анна стучит в дверь Лазаря, выходит Даша.
Анна. Лазарь! Лазарь! Открой! Лазарь! Выйди, Лазарь, я тебя прошу!
Из комнаты просачивается дым.
Лазарь, прошу тебя, выйди!
Даша. (шепотом) Лазарь! Иди вон.
Анна. Лазарь, дорогой, я прошу тебя,  не надо.
Стучит очень сильно.
Лазарь!
Даша. Мама, пойдем.
Анна. Даша, Дашенька, что он делает?
Даша. Мама, пойдем, он не хочет, чтобы его трогали.
Анна. Даша, что ты такое говоришь? Ты не любишь папу?
Даша. Мама, он просто устал от тебя.
Анна. Лазарь! Лазарь! Не поступай как слабак, я прошу тебя, выйди!
Даша. Мама, он сам так захотел, зачем ты лезешь к нему?
Анна. Даша, что ты говоришь?!
Анна пытается выбить дверь.
Даша, ты не знаешь где ключи?
Даша. У меня.
Анна. Дай сюда.
Даша. Не дам. Папа хочет умереть.
Анна. Даша! Дай ключи, дай ключи!
Даша. Не дам.
Анна. Ты убиваешь Отца! Это ты его убила.
Даша. Почему, ты, не можешь, хоть раз не вмешиваться в чужую жизнь, мама?!
Анна. Даша, папа хочет себя убить, ты, что не понимаешь, ты же взрослая, что ты говоришь?
Даша, Дашенька, я прошу тебя, дай мне ключ.
Даша. Зачем?
Анна. Я хочу спасти папу, понимаешь, я хочу спасти папу!
Даша. На.
Передает ключ. Анна судорожно пытается открыть дверь, открывает. Дверь чем-то перекрыта, она плечом выталкивает стул, на который оперта дверь. Посреди комнаты сидит Лазарь, все в дыму, но огонь еще не слишком разгорелся. Анна подбегает к Лазарю хватает его за руку, он ее отталкивает.
Анна. Лазарь! Что ты делаешь? Твоя болезнь – не повод убивать себя раньше, назначенного часа!
Поворачивается к двери, там стоит Даша.
Даша, Дашенька, принеси воды, мы можем все потушить! Лазарь, милый, пойдем!
Лазарь. Я не болен, Аня.
Анна. Так зачем же?
Лазарь. Затем, Аня. Я сейчас умру, я сам себя кремирую. Но то, что ты увидишь – не будет моей смертью, смерть наступила еще неделю назад, я умер до смерти – я живой труп.
Анна. Лазарь, миленький, что ты говоришь?! Послушай, я не понимала тебя, я была глупа, прости меня – если ты хочешь кремацию, пусть будет, мне не важно, я пойму тебя. Я выслушаю тебя и пойму, только прошу тебя, давай потушим пожар.
Хватает простыню, начинает тушить огонь.
Даша, Даша! Неси воду, я тебя прошу!
Бросается к Лазарю.
Прости меня, Лазарь. Но только пойдем отсюда, я прошу тебя. Не делай этого!
Лазарь. Аня… тебе со мной не будет счастья, я уже давно мертв и просто порчу тебе жизнь… Я понял, что умру, я смирился с этим, и жизнь стала мне безвкусна, неинтересна и глупа. Я не вижу смысла ни в чем, ни в работе, ни в любви, ни в путешествиях, даже перспективы духовного роста, я не вижу. Я должен сгореть здесь и сейчас и мне плевать на грех, мне плевать, что я не воскресну. Я не хочу воскресать, тебе страшно представить, что ты исчезнешь, что ты умрешь, а я хочу уничтожиться – стать Ничем. Моя смерть – это метафора и больше ничего. Мне не страшно, я умер уже давно. Живут два человека: я и ты, но рано или поздно, ни тебя, ни меня не станет. Так зачем же тянуть, зачем чего-то ждать? Я дошел до предела раньше назначенного срока, я понял, что умру, смирился с этим и больше меня здесь ничего не держит.
Анна. Лазарь, ты просто устал, а я… это я виновата, я тебя не поддерживала. Но Лазарь, прошу тебя, одумайся – не проявляй слабости, не надо убивать себя из-за того, что у нас что-то пошло не так.
Лазарь. Слабость?.. Знаешь, кто по-настоящему силен?
Анна. Не знаю, пойдем, прошу тебя, я выслушаю, ты расскажешь мне, кто по-настоящему сильный; но не здесь, прошу тебя.
Загораются шторы, дыма становится все больше…
Лазарь. По-настоящему силен тот – кого не держит в этом мире ничего. Я умерщвляюсь не от того, что мне сложно выносить страдания жизни, а от того, что мне здесь ничего не надо, мне вообще ничего не надо, я – Ничто, труп, пепел, прах, развеянный над морем!
Анна пытается затушить огонь, тащит Лазаря из комнаты, тот отталкивает её.
Иди прочь! Иди прочь!
Анна. Лазарь! Зачем ты, Лазарь?!..
Плачет.
Даша. Мама, отпусти его, неужели ты не понимаешь, папа не болен и не сошел с ума – это его здравое решение, решение умереть. Ты никогда не давала ему власти над жизнью, дай хотя бы власть над смертью.
Анна. Власть над смертью… Прощай, Лазарь.
Анна выходит из комнаты, в слезах и истерике.
Прощай папа.
Выбегают во двор, стоят около дома. Он разгорается, приезжает пожарная машина, пожарные тушат пожар.
 

Сцена шестая

Отделение милиции, Анна и Даша в кабинете у следователя.

Следователь. Хакимова Анна Дмитриевна.
Анна. Да.
Следователь. Как вышло, что вашему мужу Хакимову Лазарю Алексеевичу, не удалось спастись от пожара?
Даша. Он и не собирался, спасаться…
Следователь. Девушка, с вами мы поговорим позже. Анна Дмитриевна, пожалуйста, отвечайте на вопрос.
Анна. Он не хотел спасаться, он сам устроил пожар.
Следователь. Это самоубийство?
Анна. Я не могу до конца понять, что это, но видимо да.
Следователь. Подозревали ли вы когда либо, Лазаря Алексеевича в измене?
Анна. Накануне пожара, я его ни в чем не подозревала, я его любила.
Следователь. Ответьте на мой вопрос, конкретно: подозревали ли вы когда либо, Лазаря Алексеевича в измене?
Анна. Да… но это случается во всех семьях – это вопрос нашей природы, недоверчивости, мнительности.
Следователь. Не надо, Анна Дмитриевна. Скажите: были ли у вас ссоры, скандалы, какими были ваши отношения последний год?
Анна. У нас не было ссор, он просо отдалился, очень отдалился и стал другим, каким-то странным. Он перестал спать со мной, точнее делал это, но очень редко… простите.
Следователь. Ничего-ничего, продолжайте.
Анна. Но в последнее время, все наладилось. Я была недовольна его работой, я ненавидела крематорий, но только-только он от него избавился и теперь, я была уверена, что все будет хорошо. А потом он пришел и сказал, что болен, болен какой-то неизвестной болезнью, а ночью устроил пожар; я не знаю, зачем он его устроил! Я подумала, что это из-за болезни, но он сказал, что это не так; сказал, что вообще не болен.
Плачет.
Следователь. Когда вы говорили с мужем в последний раз?
Анна. Во время пожара, я пыталась его спасти. Он закрылся в комнате и поджег дом.
Следователь. Он хотел, сжечь дом вместе с вами?
Даша. Нет!
Следователь. К вам мы перейдем позже; он хотел сжечь дом вместе с вами?
Анна. Я не знаю.
Следователь. Как вы попали в комнату?
Анна. У Даши был ключ, она дала мне его, и я вошла к нему.
Следователь. Откуда у Даши был ключ?
Анна. Я не знаю, меня это не волновало; я пыталась вытащить его, но он говорил какие-то пространные вещи, возможно, он был в бреду. Он сказал, что его смерть – это метафора, и что он прах, развеянный над морем. Я не понимаю, что это значит, но я любила его, я его очень любила… Возможно, что это я виновата, я никогда не пыталась его понять.
Следователь. К вам мы еще вернемся позже, прочтите протокол, если согласны – внизу напишите: «С моих слов записано верно» и распишитесь.
Анна. Конечно.
Анна читает протокол, расписывается.
Следователь. Хакимова Дарья Лазаревна. Когда вы виделись с Отцом в последний раз?
Даша. Тогда же, когда и мать; стояла у двери и смотрела, как мама его пыталась вывести.
Следователь. Вы помогали маме его спасти?
Даша. Нет.
Следователь. Вы пытались потушить огонь?
Даша. Нет.
Следователь. Почему вы способствовали смерти Отца?
Даша. Потому что, я, люблю его.
Следователь. Так любите, что не противились его смерти.
Даша. Да.
Следователь. Это как так получается, ваша мать, из-за любви пыталась спасти Отца, а вы напротив, хотели убить?
Даша. Я не хотела убивать, но я не так люблю, как Мама. Я считаю, что любить – это принимать как есть, даже если я его и не понимаю. Я просто люблю его и позволяю ему делать, то, что ему хочется – он знал, почему это делал.
Следователь. Вот у меня ребенок, он часто любит на балконе стоять и все хочет через окно на улицу вылезти. Так что же, мне из-за того, что я его люблю, позволить ему из окна выпрыгнуть?
Даша. Папа – не ребенок, это мы с мамой дети. Мы не понимаем его до конца. Вот только я пыталась, а мама все стремилась навязать ему свою модель жизни, потому, он и сделал это.
Он очень устал, устал от мамы, от мыслей… Он от самой жизни устал, вот вы живете, вы удовольствие от жизни получаете?
Следователь. Это вопрос относительный, но ведь есть долг.
Даша. Мой папа, был выше долга. Я его дочь, со стороны не только эгоизма, со стороны морали, я должна хотеть, чтобы он заботился обо мне – это его долг, долг Отца. Но он уже не мог понимать долга, не мог понимать наших чувств, жалостей, страстей, они сгорели внутри него, а потом он и сам сгорел.
Следователь. А вас не пугает, что самоубийство – это смертный грех?
Анна. Меня, меня это очень пугает, я всегда ему говорила, чтобы он продал крематорий… эти люди грешники.
Следователь. Анна Дмитриевна, я понимаю ваше состояние, но мне сейчас надо допросить вашу дочь.
Даша. Маму это очень пугает. Но мой Дед, он вообще не был религиозным человеком, но он много знал о буддизме и часто рассказывал истории о монахах, которые доходили до предела, они выполняли свою миссию раньше назначенного срока, и тогда они совершали самосожжение. Такое самоубийство не будет греховным – это лишь Христианский предрассудок, папа просто устал, от маминых, вечных нападок – думаю это и была, та метафора, что он хотел передать.
Анна плачет.
Следователь. Возьмите. (Передает Анне салфетку) Откуда у вас был ключ от комнаты Отца?
Даша. Он сам мне его дал и сказал, чтобы я ночью разбудила маму и вывела из дома; я сразу понимала, что папа не болен и что с ним все хорошо. Я всегда чувствовала, что папа уйдет, но я не предполагала это таким образом, но внутренне, я всегда была готова к тому, что его не станет. Он не хотел нас убивать.
Анна. Даша! Ты все знала, и могла предупредить…
Даша. Мама, успокойся, конечно, я знала! Просто я всегда прислушивалась к нему, а ты! Тебе важно, лишь, чтобы все было, по-твоему. Это твой муж, но ты не могла пожертвовать и граммом своих субъективных предрассудков, ради него. Ты говоришь, его убила я? Но кто его довел до этого? Он доверял мне и говорил больше чем тебе, а откуда у меня ключи? Ты просто никогда не хочешь верить в то, что есть на самом деле. Ты хочешь, чтобы весь мир поддался твоим предрассудкам, но так не бывает, папа это знал и этому меня научил.
Анна. Даша!.. Ты… Ты… Ты, мне не дочь.
Очень тяжело дышит, не поднимает головы.
Следователь. Успокойтесь-успокойтесь, Анна Дмитриевна.
Даша. Когда я проснулась, мама уже стучалась к нему в комнату.
Следователь. Простите. Вы почувствовали запах дыма?
Анна. Нет, я не могла уснуть… хотела поговорить, а когда подошла, почувствовала…
Следователь. Сколько было времени?
Даша. Три часа ночи, он сказал завести будильник на три часа ночи.
Следователь. Ну, что вы делали дальше?
Даша. Я пыталась вывести маму из дома, но она потребовала у меня ключ и вошла к папе. Мама пыталась вытащить его из комнаты, но он дал ей ясно понять, что не собирается выходить; тогда мы покинули дом, потом приехали пожарные.
Следователь. Ясно. Вот, если согласны: «С моих слов записано верно» и подпись.
Даша читает, расписывается.
До завершения следствия, вы не имеете права покидать страну, а вас Дарья Лазаревна придется поставить на учет к психотерапевту – это пойдет вам на пользу и так будет лучше для суда.
Спасибо вам, можете быть свободны. Кстати, Лазарь Алексеевич задохнулся от дыма, а тело почти не обгорело; вы можете совершить, нормальный, Христианский похорон.
Анна. Спасибо вам.
Уходят.
 
Сцена седьмая

Ночь, Кладбище, Ксения, Даша и Олег, у раскопанной могилы Лазаря Алексеевича, Олег спускается в могилу.
Олег. Я протяну тросы, не тяните сами, вылезу – вместе.
Ксения. Хорошо.
Олег протягивает под гробом тросы, бросает их девушкам.
Олег. Ану, Ксюша держи трос.
Олег пытается вылезти с помощью троса, но Ксения не выдерживает и он срывается.
Ай ладно…
Пытается вскарабкаться самостоятельно.
Ксения. Давай руку.
Олег протягивает руку, выбирается из могилы.
Олег. Так, вы вдвоем с одной стороны, а я здесь сам.
Даша. Хорошо.
Вытаскивают гроб, он срывается.
Олег. Так, давайте равномернее.
Даша. Это я дернула.
Снова пытаются вытащить гроб, у Олега надрывается рука, он снова срывается.
Олег. Так, давайте еще раз.
Тянут, вытаскивают гроб из могилы.
Ксения. Что, теперь грузим?
Олег. Да, давайте, вместе.
Берут гроб, очень медленно тащат к автомобилю.

Сцена восьмая

Даша стоит на горе у моря и развеивает прах отца на ветру.
Даша. Ты прах, развеянный над морем.
Садится, долго и безмятежно молчит; на лице легкая и добрая улыбка.

Конец.