Минипьесы^{05 ноября 2012}

Автор: Виталий Ченский

«Ухо Микки Мауса»

Действующие лица

Я.

Капитан Жирный.

Место действия: военная кафедра Мариупольского металлургического института в период её заката. До закрытия осталось полгода.

Утро. До начала занятий десять минут. В аудиторию входит капитан Жирный. Мужественный, красивый, уверенный в себе военный мужчина. Капитан осматривает аудиторию.

Капитан Жирный: Ченский, подойди, пожалуйста.

Я подхожу.

Капитан Жирный: Есть одна просьба.

Капитан достаёт рулон бумаги, обёрнутый кульком.

Капитан Жирный (аккуратно разворачивая) : Как настроение?

Я: Хорошее.

Капитан Жирный: Хорошо. (Расправляет рулон на столе.) Красиво?

Я: Да, симпатично.

Капитан Жирный: У дочки день рождения скоро.

Я: Ага.

Капитан Жирный: Хочу на фанеру наклеить. А потом — лаком. Три слоя. Хорошо будет.

Я: Красиво.

Капитан Жирный: А тут дождь. Ехал сегодня, и дождь. Как-то попал. Несколько капель. Видишь? (Показывает пальцем на бумагу.)

Я: Вижу.

Капитан Жирный: Досадно.

Я: …

Капитан Жирный: У Микки Мауса, видишь? Ухо.

Я: Размазалось.

Капитан Жирный: Размазалось.

Я: Чуть-чуть.

Капитан Жирный: Но видно всё равно… Ты как вообще?..

Я: Честно говорЯ…

Капитан Жирный: Ну, тут, в принципе, и рисовать-то…

Я: … рисовать не умею.

Капитан Жирный: Рисовать-то и нечего. Немного размазалось. Контуры сохранились все.

Я: Ну да, контуры видны. Просто сверху так немного…

Капитан Жирный: Чернила такие.

Я: Неводостойкие.

Капитан Жирный: Дождь. Поможешь?

Я: Ну, я… я всё-таки с рисованием… я что-то не очень.

Капитан Жирный: Я ж говорю. Тут не особенно рисовать-то…

Я: Я просто хочу предупредить…

Капитан Жирный: Тут несложно. Только ухо.

Я: Ну да, ухо…

Капитан Жирный: Надо только лезвием немного подчистить. Убрать немного сверху, а контуры потом снова навести. Как думаешь?

Я: Наверное.

Капитан Жирный: Ну а как ещё?.. Ну да, лезвием сначала. Бумага толстая… У тебя гелевая ручка есть?

Я: Должна быть.

Капитан Жирный: Ну вот.

Я: Ну да, наверное, можно гелевой.

Капитан Жирный: Почистить, а потом я сверху лаком.

Я: Да.

Капитан Жирный: …

Я: Просто я как-то не уверен.

Капитан Жирный: В смысле?

Я: Я просто ни разу ещё…

Капитан Жирный: Ты что, мне помочь не хочешь?

Я: Хочу, конечно.

Капитан Жирный: На сегодня освобожу от занятий.

Я: Спасибо… эээ…

Капитан Жирный: Домой поедешь, сделаешь.

Я: Дома ручка гелевая.

Капитан Жирный: Вот-вот.

Я: И лезвие… Я не потому, что помочь не хочу…

Капитан Жирный: Верю.

Я: Это просто непривычно… Всё это.

Капитан Жирный: В смысле?

Я: Я просто в первый раз… Чтобы не испортить.

Капитан Жирный (ободряюще) : Да тут ничего и не испортишь. Даже если захочешь.

Я: Ну да, в принципе.

Капитан Жирный: Ухо немного размазалось.

Я: Я просто ещё никогда…

Капитан Жирный: Что никогда?

Я: Ну вот так вот…

Капитан Жирный: Это что, сложный рисунок?

Я: Нет.

Капитан Жирный: Пять минут делов. Поедешь домой. От занятий освобождаю.

Я: …

Капитан Жирный: Ченский, ты чего?

Я: Волнуюсь чего-то.

Капитан Жирный: Чего?

Я: Извините.

Капитан Жирный: В смысле?

Я: Что волнуюсь.

Капитан Жирный (одобряюще и доброжелательно) : Чего волнуешься?

Я: Нашло что-то такое.

Капитан Жирный: Ну ладно-ладно.

Я: Я присяду.

Капитан Жирный: Садись.

Я: Извините.

Капитан Жирный: Ничего, бывает.

Я: Ну да. Там же ничего такого.

Капитан Жирный: А я что говорю? Дела на пять минут.

Я: И разволновался… Просто я с рисованием как-то…

Капитан Жирный: Ну ничего-ничего (сворачивает рулон). Ничего… Надо же когда-то начинать…

Я: Я просто… (заикаюсь) п-просто… Не знаю (плачу).

Капитан Жирный (обнимает меня, по-мужски, как в фильмах А. Миндадзе, таких как, например, «В субботу», или вот ещё «Миннесота», снятый по его сценарию) : Ничего-ничего… Всё хорошо… Хорошо, дорогой… Завтра утром завезёшь на КПП. Скажешь: «Капитану Жирному. Передайте капитану Жирному». Они передадут…

Занавес

«Война»

Действующие лица

Я.

Немцы.

Сталин.

Звучат выстрелы, разрывы снарядов, вой сирен. Идёт война.

Я: Немцы, блядь, подождите не стреляйте! (Уклоняюсь от пуль.) Немцы, блядь! (Уклоняюсь.) Да подождите вы!

Немцы (добродушно): Ладно. Мы тогда пообедаем.

Я: Спасибо! (Сталину.) Сталин, надо поговорить.

Сталин: Блядь, о чём говорить?! Война, блядь!

Я: Сталин, блядь, подожди.

Сталин: Блядь, война! Родина!

Я: Сталин, ну погоди, ради бога! Я понимаю. Родина… немцы… Ну можно же как-то решить?!

Сталин: Блядь, ну как решить? Что ты несёшь?

Я: Сука, Сталин, блядь! Ты в ставке сидишь, а меня могут застрелить.

Сталин: Такие правила. Такая, блядь, она война.

Я: Слушай. Ну подожди. А можно как-то так, чтобы родину любить и меня не убили?

Сталин: Блядь, ну ты хуйню несёшь конкретную! Война, блядь! Если б немцы не шли, разве б я тебя заставлял тогда?

Я: Сталин, ну подожди, я сейчас с немцами поговорю.

Сталин: Та нихуя не выйдет! Я уже говорил.

Я: Ну, подожди чуток. Немцы! (Немцам.)

Немцы (прихлёбывая из котелка): Да?

Я: Давайте что-то решать.

Немцы: Сдавайся.

Сталин (мне): Я тебе, сука, сдамся! В Гулаге сгною!

Я (Сталину): Блядь, Сталин, не кипятись! Немцы болтают, а ты психуешь.

Сталин (мне): Они болтают, а ты чё их слушаешь?

Я: Блядь, я выход ищу!

Сталин: Какой, сука, выход? Пиздуй за родину драться.

Я: Блядь, Сталин, остынь. Погоди. Ну должен быть выход.

Сталин: Сука, хватить болтать! Ты меня, сука, знаешь! Блядь, нахуй репрессирую!

Я: Блядь, Сталин, успокойся. Я ещё не сдался.

Немцы: Сдавайся. А то у нас обед заканчивается.

Я: Ещё компот.

Немцы (с угрозой, но без злобы) : Пошути ещё. Шутник хуев.

Я: Блядь, та не до шуток мне. Вы же знаете Сталина. И его любовь к бессмысленным человеческим жертвам.

Немцы: Знаем, конечно. Он у вас тиран.

Сталин: Блядь, немцы! И вы туда же?!

Немцы: Ну а чё? Неправда?

Сталин: Блядь, это мои солдаты! Что хочу, то с ними и делаю! (Мне.) А ты, сука, будешь ещё с немцами пиздеть, точно в Гулаге окажешься!

Я: Сталин, блядь!

Немцы: Ну ладно, это ваши дела. Сами разбирайтесь.

Я: Блядь, немцы! Ну вы тоже эту кашу заваривали!

Немцы: Мы только поработить пришли.

Я: Ну это тоже как-то не прикольно.

Немцы: Ничего личного. Время такое.

Я: От сука. Ну что делать? Жернова истории, блядь.

Сталин: В Гулаге, сука…

Я: Да отъебись ты! Заебал, блядь, со своим Гулагом. Пидар усатый! (Зрителям, растерянно, печально и с чувством.) Война, блядь, это попадос, ребята. Это просто реальный пиздец какой-то… Просто пиздец…

Занавес

«Тошнота»

Действующие лица:

Я.

Она.

Романтическое место. Лавочка. Свидание.

Она: Знаешь, я хочу тебе сказать…

Я: Да, малыш.

Она: Я хочу тебе сказать…

Я: Котик мой… (Обнимаю за плечи и целую её в уголок рта.)

Она: Для меня это очень важно…

Я: Ммм… какая ты вкусная. (Поглаживаю её плечо, ласково обнимаю.)

Она: Важно-преважно…

Я (беру её подбородок большим и указательным пальцем и, сдвигая брови, нежно смотрю в её глаза): Лапонька ты моя.

Она: Ой.

Я: Что?

Она: Ничего… (Трётся головой о мою грудь.) Мне так хорошо с тобой.

Я: Мне тоже… (Целую в уголок рта.) … Мммм… какая ты… вкусная…

Она: Ты мой самый лучший мужчина на свете.

Я: Извини.

Встаю, отхожу в сторону. Стою, отвернувшись.

Она: Что с тобой, солнышко?

Я: О, чёрт! (Блюю.)

Она: Милый!

Я (вытираю рот): Не пойми неправильно… Мне тоже очень хорошо с тобой. Я считаю, что за последнее время мы стали… (Блюю.) … такими близкими.

Она выкатив глаза, смотрит на меня.

Я: И вообще, тут так романтично.

Она не сдерживается и тоже блюёт.

Я: Ого! Лапонька.

Она блюёт.

Я: Ты для меня всё равно самая красивая.

Она (блюёт с новой силой… перестаёт блевать через минуту): Ты знаешь… мне всегда так хорошо с тобой… я в тебе как будто растворяюсь… я полностью тебе отдаюсь…

Я (блюю): Определённо… (Блюю.) … определённо, между нами возникла какая-то химия.

Она: И?..

Я: А ты стойкая… Знаешь, ты всегда мне казалась маленькой девочкой, которую надо защищать. Ты как цветочек. Ты как ангел! Такая чистая.

Она падает на колени… её рвёт…

Я (подхожу поближе): И вообще, знаешь… Ты так похожа на мою маму.

Она очень страшно блюёт.

Я блюю, потому что меня тоже зацепила последняя фраза.

Я (гляжу на неё, когда она заканчивает, вытирает рот): Мне всегда нравилась твоя улыбка.

Она (закрывает рот, давится, но потом снова блюёт… наконец, перестаёт): Я так тебе благодарна.

Я: За что?

Она: За то, что ты рядом.

Я: Ох, блядь…

Она: На самом деле, я очень требовательная. Есть очень мало людей, которые могут быть рядом со мной.

Я: Ох, бляха-муха…

Она: И ты единственный, кто…

Я (долго-долго блюю): Что ж так тошнит-то?

Она: Меня тоже.

Я: Может, съели что-то?

Она (протяжно): Ску-ша-ли…

Я блюю.

Она: А что мы кушали сегодня?

Я (блюю. Потом, перестав блевать): Дыньку!

Она (блюёт-бюёт… перестаёт блевать): Мне кажется, ты — мужчина, с которым я бы хотела провести остаток своей жизни… Я так счастлива…

Я: Погоди. Может, передохнём? Или хочешь ещё поблевать?

Она: Как скажешь, милый.

Я: Ох, как хорошо ты сказала (блюю).

Она: Молодец какой! А я?! Ты обо мне подумал?

Я: Извини. Извини. Сейчас… Эээ… Зайчонок. Ты знаешь, я тебя очень-очень люблю, зайчонок.

Она: Ну, так себе.

Я: Я очень хочу быть с тобой.

Она: Ну, так себе.

Я: Сейчас… (Сосредоточиваюсь.) … Понимаешь, ты очень важный для меня человечек.

Она: Ой, мамочка! (Блюёт.)

Проходит полчаса.

Я: Ты можешь пошевелиться?

Она: Немного.

Я: Я совсем обессилел. Там у меня в кармане — обручальное кольцо.

Она: Ага.

Я: Это я для тебя…

Она: Я очень рада. Но чувствую какую-то грустинку.

Я: Сейчас. (Отворачиваюсь.)

Она: Знаешь, было так хорошо, а сейчас такая грустинка… но она такая светлая-светлая…

Я: Ох, ты ж мать твою! (Блюю долго и далеко.)

Занавес

«Ребёнок»

Действующие лица

Я.

Она.

Она: Ты знаешь, в наших отношениях есть одна неиспользованная опция.

Я: Какая?

Она: Ребёнок.

Я: А. Ну да, в принципе.

Она: Ты когда-нибудь думал об этом?

Я: Да, в принципе… А тебе что, сильно хочется?

Она: Кажется, да. Я ещё подумаю, конечно. Но, скорее всего, это по-настоящему. И не потому что «пора уже», «все уже давно» и т.д. Я реально чувствую, что мне надо. Я его хочу. Это похоже на то, как я тебя хочу, но по-другому. Это как секс наоборот. Когда из тебя выходит…

Я: Красиво…

Она: Ну а ты что думаешь?

Я: Не знаю пока… Честно, не знаю. У тебя он изнутри будет идти. А по отношению ко мне он вроде как снаружи появится. Ты понимаешь?

Она: Да.

Я: Может быть, поэтому мне понадобится больше времени, чтобы этого захотеть… Или не знаю.

Она: Но в целом ты хотя бы не против?

Я: Я не против. Вопрос в том, хочу ли я его как ты. Я не знаю, как это будет. Поначалу нужно быть сильным и заботливым. Надо продавливать передним реальность, он же будет слабым совсем. Смогу ли я?

Она: Но я же тебя знаю. Ты никогда не будешь уверен.

Я: Ты права. Но вот послушай. Когда мне исполнилось пять, друзья подарили мне хомяка. Самочку. И я так перепугался, когда они мне её принесли. В банке. Я не знал, что с ней делать. Я боялся, что она умрёт. Я ухаживал за ней из-за страха, а не любви. А через несколько дней, когда она не умерла, страх прошёл. И мне надоело. Тогда её стали кормить родители и сестра. А я почти не подходил к коробке, где она жила. Мне кажется, ты должна знать об этом.

Она: Спасибо, что рассказал. И что с ней стало?

Я: Умерла. Не быстро. Прожила больше года. Обычная хомячья жизнь. Но я, наверное, плохой отец…

Она: Ещё неизвестно.

Я: Но всё-таки… Этот хомячок… самочка… Это как предупреждение…

Она: Это ничего не доказывает. Ребёнок — это другое.

Я: Ну, хорошо, если так. Будешь ли ты меня любить, если я буду плохим отцом? Никаким папой.

Она: Думаю, что да…

Я: Ты понимаешь, что у меня появится ещё один недостаток? Крупный.

Она: А тебя самого это не травмирует?

Я: Хм… Наверняка у меня есть комплекс по этому поводу. Знаешь, там, настоящий мужчина должен быть хорошим, заботливым отцом и всё такое.

Она: Я потому и спрашиваю.

Я: Наверное, справлюсь. Если ты меня поддержишь. Знаешь, в юности я сильно переживал, что бесчувствен к родителям. Не беспокоился за отца, когда он лежал в больнице. Забывал дни рождения. Сестре не звонил. Мне было стыдно очень за себя. Я думал, что я какой-то «моральный урод», недостойный жизни. Но постепенно я привык к своей холодности. И сейчас я себя уже не корю за неё.

Она: Ну я-то тебя точно не буду попрекать.

Я: Спасибо… Знай, я не против ребёнка. Просто я не могу сказать, что хочу его как ты.

Она: Ага.

Я: Поэтому надо быть готовым, что я буду холоден с ним. Или у меня будет много работы, и я не захочу с ним заниматься.

Она: Ну, понятно.

Я: Хотя, может, и захочу… Буду за ним ходить вместе с тобой. Недосыпать там, с бутылочкой бегать… То есть, может быть и так и сяк. Или я могу поухаживать за ним, а потом на несколько недель перестать. Видишь, как оно.

Она: Нормально-нормально. Я сама буду заниматься.

Я: Ну, хорошо. Видишь, поскольку я точно не знаю, то и не хочу ввязываться, быть инициатором, как-то это продавливать. К тому же — тебе рожать. Это больно вообще-то.

Она: Ну, я готова потерпеть.

Я: Тебе вправду его хочется?

Она: Вот ты меня сейчас спросил, и я точно поняла, что хочется. Так, что дрожь пробежала. Тело хочет. Как будто оно созрело. Словно я уже беременна. Мы будто сейчас, в этот момент его зачинаем. В каком-то духовном смысле.

Я: Ага, красиво. Я даже сам захотел родить… Знай, я так говорил не потому, что не хотел ребёнка. Просто надо же принять его. Просто, когда он появится, то надо, чтобы хотя бы один его ждал по-настоящему. Чтобы хоть один из нас был уверен.

Она: Я с тобой согласна.

Я: Я люблю тебя.

Она: И я тебя очень люблю.

Я: Тогда давай его сделаем. Ну, ты там разберёшься, когда у тебя подходящие дни?

Она: Ага, у меня там по циклам можно сообразить.

Я: Скажешь тогда.

Она: Ага.

Я: И вот ещё… У нас денег для этого хватит?

Она: Ну да, в принципе. С деньгами нормально. Можно даже обоим не работать.

Я: Ну хорошо. Тогда решили.

Объятия.

Занавес

«Тмин»

Действующие лица

Я.

Она.

Младенец.

Она (входит со свёртком): Ну вот он, в принципе.

Я: Кто?

Она: Наш ребёнок.

Я: А! Интересно.

Младенец: Уа!

Я: Кричит.

Она говорит что-то о причине, почему ребёнок кричит.

Я: Да.

Она: Ну как тебе?

Я: Не знаю пока.

Она: Ясно.

Я: А тебе?

Она: Мне нравится.

Я: Ожидания оправдались? От материнства, имею в виду.

Она: В принципе, да.

Я: А я пока не понял. Но я и не ждал ничего, честно говоря.

Она: Если хочешь, могу его развернуть.

Я: Правда, давай поглядим.

Она разворачивает свёрток с сыном.

Я: Хороший получился? А то я не сильно разбираюсь в таких маленьких людях.

Она: Хороший. (Называет вес, несколько превышающий средние показатели для здорового ребёнка.)

Я: Да. Существо. Тайна жизни, понимаешь.

Младенец: Уа.

Я: Сын. Сын, сын, сын… Не могу понять, как это.

Она: Не торопись.

Я: Сын, сын, сын, сын… Я вот думаю. Может, если почаще повторять, тогда со временем станет понятно, что это такое?

Она: Попробуй.

Я: Сын, сын, сын… Хм… А ведь мне это слово неприятно. Может, потому что оно апроприировано подъездными тётками, толстыми старухами и рыхлыми пожилыми мужчинами с простёртой за помощью рукой?

Она: Ты прав. Что-то есть.

Я: «Сын» … Кухонный жир, рваные колготы, настенные ковры, крики с балкона, кастрюля с варёным мясом… Фу. Боюсь, у меня не хватит сил, чтобы его почистить.

Она: Тогда нужно быстрее придумать ему имя.

Я: Точно! С именем будет полегче. (Разглядываю ребёнка.) Как думаешь, что за человек будет?

Она: Хороший будет.

Я: Ты сердцем чувствуешь?

Она: Ага.

Я: Понятно… А я вот не знаю, как мы с ним. Я всегда с людьми не очень хорошо сходился. Я, конечно, вежливый, но почти ни с кем не могу долго в общении находиться. Даже если человек хороший.

Она: Не загадывай.

Я: Думаю, вероятность невелика, что мы с ним сойдёмся. Сейчас он, конечно, вообще никакой. Не поймёшь вообще ничего. Почти ноль. И относиться почти не к чему.

Младенец: Уа.

Я: А вдруг вырастет какой-нибудь гопник.

Она: Всё может быть.

Я: Тогда мы вообще не будем понимать друг друга с ним… Может, мне даже придётся из дома уйти.

Она: Я, думаю, всё-таки родство возьмёт своё.

Я: Думаешь?

Она: Может, ты его ещё не меньше моего полюбишь.

Я: Я не против. (Разглядываю его пристальнее.) Можно потрогать?

Она: Конечно.

Я осторожно трогаю ребёнка.

Я: Ну да. Плоть. Мягкая и тёплая. Но всё равно, пока непонятно.

Младенец: Уа.

Я: Формально это ведь мой сын. А я вот не могу сказать, что мой… Ну как это? Что-то живое, шевелится… И это кто-то мой?

Она: А у меня есть чувство, что часть меня.

Я: …

Она: Погоди. Я понимаю, что высказалась довольно тривиально. Сейчас попробую придумать метафору… Как будто я была большим куском теста, от которого отделили маленький. Но он сразу не отрывается. Ты же помнишь тесто?

Я: Ну да.

Она: Обычно такие «нитки» тянутся. То есть, это даже не чувство принадлежности его ко мне. А чувство отрыва. В этом сладость. В отрывании. И во вкусе теста. Сначала больно, а потом сладко. Сейчас это особенно приятно. Я его могу прикладывать к себе, и мы опять слипаемся. Потом опять разлипаемся.

Я: Это удовольствие мне понятно.

Она: Но со временем наши тела испекутся. И мы будем как два батона. Корками тереться друг о друга. (Смеётся.)

Я: Тоже интересно.

Она: Но, послушай…

Я: Да?

Она: Ты в этом участвуешь как-то. Я не могу описать пока.

Я: В этом хлебном деле?

Она: Да.

Я: Может быть, я тмин. Его вроде как не очень видно. А всё равно чувствуется. В аромате, во вкусе.

Она: Может быть.

Я: Тмин. И звучит лучше, чем «отец» … Ну ладно, давай, наверное, заворачивать.

Младенец: Уа.

Она говорит младенцу что-то детское, заворачивает.

Я: Если подытожить. В общем, пока непонятно всё это. Ребёнок и ребёнок. В общем, надо мне ещё понаблюдать. За ним и за собой.

Она: Спешить некуда. Он же будет тут жить с нами. Я его буду кормить, возиться. Молоко там, пелёнки. Если захочешь, подходи в любой момент.

Я: Да, хорошо.

Она: Только надо, чтобы потянуло к нему. Не заставляй себя.

Я: Конечно. Я — только за искренность… Ладно, пойду почитаю.

Занавес