Минипьесы05 ноября 2012
Автор: Виталий Ченский
«Ухо Микки Мауса»
Действующие лица
Я.
Капитан Жирный.
Место действия: военная кафедра Мариупольского металлургического института в период её заката. До закрытия осталось полгода.
Утро. До начала занятий десять минут. В аудиторию входит капитан Жирный. Мужественный, красивый, уверенный в себе военный мужчина. Капитан осматривает аудиторию.
Капитан Жирный: Ченский, подойди, пожалуйста.
Я подхожу.
Капитан Жирный: Есть одна просьба.
Капитан достаёт рулон бумаги, обёрнутый кульком.
Капитан Жирный (аккуратно разворачивая) : Как настроение?
Я: Хорошее.
Капитан Жирный: Хорошо. (Расправляет рулон на столе.) Красиво?
Я: Да, симпатично.
Капитан Жирный: У дочки день рождения скоро.
Я: Ага.
Капитан Жирный: Хочу на фанеру наклеить. А потом — лаком. Три слоя. Хорошо будет.
Я: Красиво.
Капитан Жирный: А тут дождь. Ехал сегодня, и дождь. Как-то попал. Несколько капель. Видишь? (Показывает пальцем на бумагу.)
Я: Вижу.
Капитан Жирный: Досадно.
Я: …
Капитан Жирный: У Микки Мауса, видишь? Ухо.
Я: Размазалось.
Капитан Жирный: Размазалось.
Я: Чуть-чуть.
Капитан Жирный: Но видно всё равно… Ты как вообще?..
Я: Честно говорЯ…
Капитан Жирный: Ну, тут, в принципе, и рисовать-то…
Я: … рисовать не умею.
Капитан Жирный: Рисовать-то и нечего. Немного размазалось. Контуры сохранились все.
Я: Ну да, контуры видны. Просто сверху так немного…
Капитан Жирный: Чернила такие.
Я: Неводостойкие.
Капитан Жирный: Дождь. Поможешь?
Я: Ну, я… я всё-таки с рисованием… я что-то не очень.
Капитан Жирный: Я ж говорю. Тут не особенно рисовать-то…
Я: Я просто хочу предупредить…
Капитан Жирный: Тут несложно. Только ухо.
Я: Ну да, ухо…
Капитан Жирный: Надо только лезвием немного подчистить. Убрать немного сверху, а контуры потом снова навести. Как думаешь?
Я: Наверное.
Капитан Жирный: Ну а как ещё?.. Ну да, лезвием сначала. Бумага толстая… У тебя гелевая ручка есть?
Я: Должна быть.
Капитан Жирный: Ну вот.
Я: Ну да, наверное, можно гелевой.
Капитан Жирный: Почистить, а потом я сверху лаком.
Я: Да.
Капитан Жирный: …
Я: Просто я как-то не уверен.
Капитан Жирный: В смысле?
Я: Я просто ни разу ещё…
Капитан Жирный: Ты что, мне помочь не хочешь?
Я: Хочу, конечно.
Капитан Жирный: На сегодня освобожу от занятий.
Я: Спасибо… эээ…
Капитан Жирный: Домой поедешь, сделаешь.
Я: Дома ручка гелевая.
Капитан Жирный: Вот-вот.
Я: И лезвие… Я не потому, что помочь не хочу…
Капитан Жирный: Верю.
Я: Это просто непривычно… Всё это.
Капитан Жирный: В смысле?
Я: Я просто в первый раз… Чтобы не испортить.
Капитан Жирный (ободряюще) : Да тут ничего и не испортишь. Даже если захочешь.
Я: Ну да, в принципе.
Капитан Жирный: Ухо немного размазалось.
Я: Я просто ещё никогда…
Капитан Жирный: Что никогда?
Я: Ну вот так вот…
Капитан Жирный: Это что, сложный рисунок?
Я: Нет.
Капитан Жирный: Пять минут делов. Поедешь домой. От занятий освобождаю.
Я: …
Капитан Жирный: Ченский, ты чего?
Я: Волнуюсь чего-то.
Капитан Жирный: Чего?
Я: Извините.
Капитан Жирный: В смысле?
Я: Что волнуюсь.
Капитан Жирный (одобряюще и доброжелательно) : Чего волнуешься?
Я: Нашло что-то такое.
Капитан Жирный: Ну ладно-ладно.
Я: Я присяду.
Капитан Жирный: Садись.
Я: Извините.
Капитан Жирный: Ничего, бывает.
Я: Ну да. Там же ничего такого.
Капитан Жирный: А я что говорю? Дела на пять минут.
Я: И разволновался… Просто я с рисованием как-то…
Капитан Жирный: Ну ничего-ничего (сворачивает рулон). Ничего… Надо же когда-то начинать…
Я: Я просто… (заикаюсь) п-просто… Не знаю (плачу).
Капитан Жирный (обнимает меня, по-мужски, как в фильмах А. Миндадзе, таких как, например, «В субботу», или вот ещё «Миннесота», снятый по его сценарию) : Ничего-ничего… Всё хорошо… Хорошо, дорогой… Завтра утром завезёшь на КПП. Скажешь: «Капитану Жирному. Передайте капитану Жирному». Они передадут…
Занавес
«Война»
Действующие лица
Я.
Немцы.
Сталин.
Звучат выстрелы, разрывы снарядов, вой сирен. Идёт война.
Я: Немцы, блядь, подождите не стреляйте! (Уклоняюсь от пуль.) Немцы, блядь! (Уклоняюсь.) Да подождите вы!
Немцы (добродушно): Ладно. Мы тогда пообедаем.
Я: Спасибо! (Сталину.) Сталин, надо поговорить.
Сталин: Блядь, о чём говорить?! Война, блядь!
Я: Сталин, блядь, подожди.
Сталин: Блядь, война! Родина!
Я: Сталин, ну погоди, ради бога! Я понимаю. Родина… немцы… Ну можно же как-то решить?!
Сталин: Блядь, ну как решить? Что ты несёшь?
Я: Сука, Сталин, блядь! Ты в ставке сидишь, а меня могут застрелить.
Сталин: Такие правила. Такая, блядь, она война.
Я: Слушай. Ну подожди. А можно как-то так, чтобы родину любить и меня не убили?
Сталин: Блядь, ну ты хуйню несёшь конкретную! Война, блядь! Если б немцы не шли, разве б я тебя заставлял тогда?
Я: Сталин, ну подожди, я сейчас с немцами поговорю.
Сталин: Та нихуя не выйдет! Я уже говорил.
Я: Ну, подожди чуток. Немцы! (Немцам.)
Немцы (прихлёбывая из котелка): Да?
Я: Давайте что-то решать.
Немцы: Сдавайся.
Сталин (мне): Я тебе, сука, сдамся! В Гулаге сгною!
Я (Сталину): Блядь, Сталин, не кипятись! Немцы болтают, а ты психуешь.
Сталин (мне): Они болтают, а ты чё их слушаешь?
Я: Блядь, я выход ищу!
Сталин: Какой, сука, выход? Пиздуй за родину драться.
Я: Блядь, Сталин, остынь. Погоди. Ну должен быть выход.
Сталин: Сука, хватить болтать! Ты меня, сука, знаешь! Блядь, нахуй репрессирую!
Я: Блядь, Сталин, успокойся. Я ещё не сдался.
Немцы: Сдавайся. А то у нас обед заканчивается.
Я: Ещё компот.
Немцы (с угрозой, но без злобы) : Пошути ещё. Шутник хуев.
Я: Блядь, та не до шуток мне. Вы же знаете Сталина. И его любовь к бессмысленным человеческим жертвам.
Немцы: Знаем, конечно. Он у вас тиран.
Сталин: Блядь, немцы! И вы туда же?!
Немцы: Ну а чё? Неправда?
Сталин: Блядь, это мои солдаты! Что хочу, то с ними и делаю! (Мне.) А ты, сука, будешь ещё с немцами пиздеть, точно в Гулаге окажешься!
Я: Сталин, блядь!
Немцы: Ну ладно, это ваши дела. Сами разбирайтесь.
Я: Блядь, немцы! Ну вы тоже эту кашу заваривали!
Немцы: Мы только поработить пришли.
Я: Ну это тоже как-то не прикольно.
Немцы: Ничего личного. Время такое.
Я: От сука. Ну что делать? Жернова истории, блядь.
Сталин: В Гулаге, сука…
Я: Да отъебись ты! Заебал, блядь, со своим Гулагом. Пидар усатый! (Зрителям, растерянно, печально и с чувством.) Война, блядь, это попадос, ребята. Это просто реальный пиздец какой-то… Просто пиздец…
Занавес
«Тошнота»
Действующие лица:
Я.
Она.
Романтическое место. Лавочка. Свидание.
Она: Знаешь, я хочу тебе сказать…
Я: Да, малыш.
Она: Я хочу тебе сказать…
Я: Котик мой… (Обнимаю за плечи и целую её в уголок рта.)
Она: Для меня это очень важно…
Я: Ммм… какая ты вкусная. (Поглаживаю её плечо, ласково обнимаю.)
Она: Важно-преважно…
Я (беру её подбородок большим и указательным пальцем и, сдвигая брови, нежно смотрю в её глаза): Лапонька ты моя.
Она: Ой.
Я: Что?
Она: Ничего… (Трётся головой о мою грудь.) Мне так хорошо с тобой.
Я: Мне тоже… (Целую в уголок рта.) … Мммм… какая ты… вкусная…
Она: Ты мой самый лучший мужчина на свете.
Я: Извини.
Встаю, отхожу в сторону. Стою, отвернувшись.
Она: Что с тобой, солнышко?
Я: О, чёрт! (Блюю.)
Она: Милый!
Я (вытираю рот): Не пойми неправильно… Мне тоже очень хорошо с тобой. Я считаю, что за последнее время мы стали… (Блюю.) … такими близкими.
Она выкатив глаза, смотрит на меня.
Я: И вообще, тут так романтично.
Она не сдерживается и тоже блюёт.
Я: Ого! Лапонька.
Она блюёт.
Я: Ты для меня всё равно самая красивая.
Она (блюёт с новой силой… перестаёт блевать через минуту): Ты знаешь… мне всегда так хорошо с тобой… я в тебе как будто растворяюсь… я полностью тебе отдаюсь…
Я (блюю): Определённо… (Блюю.) … определённо, между нами возникла какая-то химия.
Она: И?..
Я: А ты стойкая… Знаешь, ты всегда мне казалась маленькой девочкой, которую надо защищать. Ты как цветочек. Ты как ангел! Такая чистая.
Она падает на колени… её рвёт…
Я (подхожу поближе): И вообще, знаешь… Ты так похожа на мою маму.
Она очень страшно блюёт.
Я блюю, потому что меня тоже зацепила последняя фраза.
Я (гляжу на неё, когда она заканчивает, вытирает рот): Мне всегда нравилась твоя улыбка.
Она (закрывает рот, давится, но потом снова блюёт… наконец, перестаёт): Я так тебе благодарна.
Я: За что?
Она: За то, что ты рядом.
Я: Ох, блядь…
Она: На самом деле, я очень требовательная. Есть очень мало людей, которые могут быть рядом со мной.
Я: Ох, бляха-муха…
Она: И ты единственный, кто…
Я (долго-долго блюю): Что ж так тошнит-то?
Она: Меня тоже.
Я: Может, съели что-то?
Она (протяжно): Ску-ша-ли…
Я блюю.
Она: А что мы кушали сегодня?
Я (блюю. Потом, перестав блевать): Дыньку!
Она (блюёт-бюёт… перестаёт блевать): Мне кажется, ты — мужчина, с которым я бы хотела провести остаток своей жизни… Я так счастлива…
Я: Погоди. Может, передохнём? Или хочешь ещё поблевать?
Она: Как скажешь, милый.
Я: Ох, как хорошо ты сказала (блюю).
Она: Молодец какой! А я?! Ты обо мне подумал?
Я: Извини. Извини. Сейчас… Эээ… Зайчонок. Ты знаешь, я тебя очень-очень люблю, зайчонок.
Она: Ну, так себе.
Я: Я очень хочу быть с тобой.
Она: Ну, так себе.
Я: Сейчас… (Сосредоточиваюсь.) … Понимаешь, ты очень важный для меня человечек.
Она: Ой, мамочка! (Блюёт.)
Проходит полчаса.
Я: Ты можешь пошевелиться?
Она: Немного.
Я: Я совсем обессилел. Там у меня в кармане — обручальное кольцо.
Она: Ага.
Я: Это я для тебя…
Она: Я очень рада. Но чувствую какую-то грустинку.
Я: Сейчас. (Отворачиваюсь.)
Она: Знаешь, было так хорошо, а сейчас такая грустинка… но она такая светлая-светлая…
Я: Ох, ты ж мать твою! (Блюю долго и далеко.)
Занавес
«Ребёнок»
Действующие лица
Я.
Она.
Она: Ты знаешь, в наших отношениях есть одна неиспользованная опция.
Я: Какая?
Она: Ребёнок.
Я: А. Ну да, в принципе.
Она: Ты когда-нибудь думал об этом?
Я: Да, в принципе… А тебе что, сильно хочется?
Она: Кажется, да. Я ещё подумаю, конечно. Но, скорее всего, это по-настоящему. И не потому что «пора уже», «все уже давно» и т.д. Я реально чувствую, что мне надо. Я его хочу. Это похоже на то, как я тебя хочу, но по-другому. Это как секс наоборот. Когда из тебя выходит…
Я: Красиво…
Она: Ну а ты что думаешь?
Я: Не знаю пока… Честно, не знаю. У тебя он изнутри будет идти. А по отношению ко мне он вроде как снаружи появится. Ты понимаешь?
Она: Да.
Я: Может быть, поэтому мне понадобится больше времени, чтобы этого захотеть… Или не знаю.
Она: Но в целом ты хотя бы не против?
Я: Я не против. Вопрос в том, хочу ли я его как ты. Я не знаю, как это будет. Поначалу нужно быть сильным и заботливым. Надо продавливать передним реальность, он же будет слабым совсем. Смогу ли я?
Она: Но я же тебя знаю. Ты никогда не будешь уверен.
Я: Ты права. Но вот послушай. Когда мне исполнилось пять, друзья подарили мне хомяка. Самочку. И я так перепугался, когда они мне её принесли. В банке. Я не знал, что с ней делать. Я боялся, что она умрёт. Я ухаживал за ней из-за страха, а не любви. А через несколько дней, когда она не умерла, страх прошёл. И мне надоело. Тогда её стали кормить родители и сестра. А я почти не подходил к коробке, где она жила. Мне кажется, ты должна знать об этом.
Она: Спасибо, что рассказал. И что с ней стало?
Я: Умерла. Не быстро. Прожила больше года. Обычная хомячья жизнь. Но я, наверное, плохой отец…
Она: Ещё неизвестно.
Я: Но всё-таки… Этот хомячок… самочка… Это как предупреждение…
Она: Это ничего не доказывает. Ребёнок — это другое.
Я: Ну, хорошо, если так. Будешь ли ты меня любить, если я буду плохим отцом? Никаким папой.
Она: Думаю, что да…
Я: Ты понимаешь, что у меня появится ещё один недостаток? Крупный.
Она: А тебя самого это не травмирует?
Я: Хм… Наверняка у меня есть комплекс по этому поводу. Знаешь, там, настоящий мужчина должен быть хорошим, заботливым отцом и всё такое.
Она: Я потому и спрашиваю.
Я: Наверное, справлюсь. Если ты меня поддержишь. Знаешь, в юности я сильно переживал, что бесчувствен к родителям. Не беспокоился за отца, когда он лежал в больнице. Забывал дни рождения. Сестре не звонил. Мне было стыдно очень за себя. Я думал, что я какой-то «моральный урод», недостойный жизни. Но постепенно я привык к своей холодности. И сейчас я себя уже не корю за неё.
Она: Ну я-то тебя точно не буду попрекать.
Я: Спасибо… Знай, я не против ребёнка. Просто я не могу сказать, что хочу его как ты.
Она: Ага.
Я: Поэтому надо быть готовым, что я буду холоден с ним. Или у меня будет много работы, и я не захочу с ним заниматься.
Она: Ну, понятно.
Я: Хотя, может, и захочу… Буду за ним ходить вместе с тобой. Недосыпать там, с бутылочкой бегать… То есть, может быть и так и сяк. Или я могу поухаживать за ним, а потом на несколько недель перестать. Видишь, как оно.
Она: Нормально-нормально. Я сама буду заниматься.
Я: Ну, хорошо. Видишь, поскольку я точно не знаю, то и не хочу ввязываться, быть инициатором, как-то это продавливать. К тому же — тебе рожать. Это больно вообще-то.
Она: Ну, я готова потерпеть.
Я: Тебе вправду его хочется?
Она: Вот ты меня сейчас спросил, и я точно поняла, что хочется. Так, что дрожь пробежала. Тело хочет. Как будто оно созрело. Словно я уже беременна. Мы будто сейчас, в этот момент его зачинаем. В каком-то духовном смысле.
Я: Ага, красиво. Я даже сам захотел родить… Знай, я так говорил не потому, что не хотел ребёнка. Просто надо же принять его. Просто, когда он появится, то надо, чтобы хотя бы один его ждал по-настоящему. Чтобы хоть один из нас был уверен.
Она: Я с тобой согласна.
Я: Я люблю тебя.
Она: И я тебя очень люблю.
Я: Тогда давай его сделаем. Ну, ты там разберёшься, когда у тебя подходящие дни?
Она: Ага, у меня там по циклам можно сообразить.
Я: Скажешь тогда.
Она: Ага.
Я: И вот ещё… У нас денег для этого хватит?
Она: Ну да, в принципе. С деньгами нормально. Можно даже обоим не работать.
Я: Ну хорошо. Тогда решили.
Объятия.
Занавес
«Тмин»
Действующие лица
Я.
Она.
Младенец.
Она (входит со свёртком): Ну вот он, в принципе.
Я: Кто?
Она: Наш ребёнок.
Я: А! Интересно.
Младенец: Уа!
Я: Кричит.
Она говорит что-то о причине, почему ребёнок кричит.
Я: Да.
Она: Ну как тебе?
Я: Не знаю пока.
Она: Ясно.
Я: А тебе?
Она: Мне нравится.
Я: Ожидания оправдались? От материнства, имею в виду.
Она: В принципе, да.
Я: А я пока не понял. Но я и не ждал ничего, честно говоря.
Она: Если хочешь, могу его развернуть.
Я: Правда, давай поглядим.
Она разворачивает свёрток с сыном.
Я: Хороший получился? А то я не сильно разбираюсь в таких маленьких людях.
Она: Хороший. (Называет вес, несколько превышающий средние показатели для здорового ребёнка.)
Я: Да. Существо. Тайна жизни, понимаешь.
Младенец: Уа.
Я: Сын. Сын, сын, сын… Не могу понять, как это.
Она: Не торопись.
Я: Сын, сын, сын, сын… Я вот думаю. Может, если почаще повторять, тогда со временем станет понятно, что это такое?
Она: Попробуй.
Я: Сын, сын, сын… Хм… А ведь мне это слово неприятно. Может, потому что оно апроприировано подъездными тётками, толстыми старухами и рыхлыми пожилыми мужчинами с простёртой за помощью рукой?
Она: Ты прав. Что-то есть.
Я: «Сын» … Кухонный жир, рваные колготы, настенные ковры, крики с балкона, кастрюля с варёным мясом… Фу. Боюсь, у меня не хватит сил, чтобы его почистить.
Она: Тогда нужно быстрее придумать ему имя.
Я: Точно! С именем будет полегче. (Разглядываю ребёнка.) Как думаешь, что за человек будет?
Она: Хороший будет.
Я: Ты сердцем чувствуешь?
Она: Ага.
Я: Понятно… А я вот не знаю, как мы с ним. Я всегда с людьми не очень хорошо сходился. Я, конечно, вежливый, но почти ни с кем не могу долго в общении находиться. Даже если человек хороший.
Она: Не загадывай.
Я: Думаю, вероятность невелика, что мы с ним сойдёмся. Сейчас он, конечно, вообще никакой. Не поймёшь вообще ничего. Почти ноль. И относиться почти не к чему.
Младенец: Уа.
Я: А вдруг вырастет какой-нибудь гопник.
Она: Всё может быть.
Я: Тогда мы вообще не будем понимать друг друга с ним… Может, мне даже придётся из дома уйти.
Она: Я, думаю, всё-таки родство возьмёт своё.
Я: Думаешь?
Она: Может, ты его ещё не меньше моего полюбишь.
Я: Я не против. (Разглядываю его пристальнее.) Можно потрогать?
Она: Конечно.
Я осторожно трогаю ребёнка.
Я: Ну да. Плоть. Мягкая и тёплая. Но всё равно, пока непонятно.
Младенец: Уа.
Я: Формально это ведь мой сын. А я вот не могу сказать, что мой… Ну как это? Что-то живое, шевелится… И это кто-то мой?
Она: А у меня есть чувство, что часть меня.
Я: …
Она: Погоди. Я понимаю, что высказалась довольно тривиально. Сейчас попробую придумать метафору… Как будто я была большим куском теста, от которого отделили маленький. Но он сразу не отрывается. Ты же помнишь тесто?
Я: Ну да.
Она: Обычно такие «нитки» тянутся. То есть, это даже не чувство принадлежности его ко мне. А чувство отрыва. В этом сладость. В отрывании. И во вкусе теста. Сначала больно, а потом сладко. Сейчас это особенно приятно. Я его могу прикладывать к себе, и мы опять слипаемся. Потом опять разлипаемся.
Я: Это удовольствие мне понятно.
Она: Но со временем наши тела испекутся. И мы будем как два батона. Корками тереться друг о друга. (Смеётся.)
Я: Тоже интересно.
Она: Но, послушай…
Я: Да?
Она: Ты в этом участвуешь как-то. Я не могу описать пока.
Я: В этом хлебном деле?
Она: Да.
Я: Может быть, я тмин. Его вроде как не очень видно. А всё равно чувствуется. В аромате, во вкусе.
Она: Может быть.
Я: Тмин. И звучит лучше, чем «отец» … Ну ладно, давай, наверное, заворачивать.
Младенец: Уа.
Она говорит младенцу что-то детское, заворачивает.
Я: Если подытожить. В общем, пока непонятно всё это. Ребёнок и ребёнок. В общем, надо мне ещё понаблюдать. За ним и за собой.
Она: Спешить некуда. Он же будет тут жить с нами. Я его буду кормить, возиться. Молоко там, пелёнки. Если захочешь, подходи в любой момент.
Я: Да, хорошо.
Она: Только надо, чтобы потянуло к нему. Не заставляй себя.
Я: Конечно. Я — только за искренность… Ладно, пойду почитаю.
Занавес
