АЙФОН І ЦИБУЛЯ

Дійові особи:

Анатолій Ульянов – блогер

Свідок

Олександр, Соня, Роксолана, Денис, Самуіл, Остап, Христина, Віталій, Юля, Катя, Ганна, Архип, Руслан, Пьотр, Алекс, Елла, Олена, Сергій – люди

 Сцена 1

 Приміщення в центрі якого велике вікно. Під вікном лавка на ній лежить Анатолій Ульянов. По боках стоять ще по одному ряду лавок. Чутно звук, схожий на те, як вагон смикається перед тим як потяг починає їхати. Анатолій Ульянов падає на підлогу. Повільно підводиться, роззирається довкола, сідає на лавку, довго дивиться у вікно.

Анатолій Ульянов: Что за хуйня?

Анатолій Ульянов встає, ходить з одного кінця приміщення в інше, підходить до вікна, знову уважно дивиться у нього.

Анатолій Ульянов: Блядь.

Свідок завозить в приміщення статую Хаечі на коліщатках. Статуя схожа на цапа з головою однорогого дракона.

Анатолій Ульянов: Что вообще просходит?

Свідок: Це (хлопаючи долонею по статуї Хаечі) – Хаечі. Згідно протоколу він слідкуватиме за процедурою.

Анатолій Ульянов: Кто?

Свідок: Хаечі. Він завжди інстинктивно відчуває винуватого, якщо той навіть сам цього не знає. Справжніх Хаечі протокол забороняє використовувати – забагато дозволів треба оформити. Ну це й добре, він хоч і чарівний звір, але шлунок у нього працює, як у звичайної тварини, тому… Але в усьому іншому, це точно копія. Правду розрізняє миттєво. А ще є…

Свідок йде і за мить повертається з ціпком на кінці якого маленька засушена лапка.

Свідок: А ще є лапка богла. Для підстраховки.

Анатолій Ульянов: Что это всё такое, к чему?

Свідок: Вашу справу замовили для нас.

Анатолій Ульянов: Как это «замовили»? Вы меня убить хотите?

Свідок: Думаєте, щоб убити вас я б оце зараз возився з Хаечі і мощами богла?

Анатолій Ульянов встає і йде в тому напрямку в якому щойно виходив Свідок, але за мить повертається.

Анатолій Ульянов: Где тут выход? Как вы только что выходили?

Свідок: Завершимо рейс і вийдете. Та розслабтесь, нічого страшного тут немає. Все швидко пройде. Треба вже починати.

Анатолій Ульянов: А что начинать?

Свідок: Так, давайте швидко все поясню, щоб потім зайвих істерик не було. Вчинки тягнуть за собою наслідки – це ви, я думаю, самі розумієте. Наслідки бувають різні: хвороби, нещасні випадки, втрати. Ми надаємо послуги, які дозволяють цим наслідкам не відбутися. Хтось, хто переймається за вас і замовив таке. Зараз нам треба прогнати сценарій, ви особливо не висовуйтесь. Намагайтеся мовчати. Все сідайте.

Анатолій Ульянов сідає на лавку під вікном. У вікні наче в екрані видно як інший Анатолій Ульянов піднімається на пагорб і починає із дещо патетичним голосом говорити.

Анатолій Ульянов: Я не знаю, что более чудовищно – сам этот мурал, или восторг, который он вызывает у широких слоёв украинского населения. По задумке авторов этой наскальной живописи, она посвящается украинским женщинам. Возникает вопрос – с какой стати современная украинская женщина должна идентифицироваться с крестьянкой в этнической одежде? Киев – это село? Зачем навязывать столице европейской страны деревенскую романтику? Или, быть может, в Украине существует дефицит шароварщины? Я понимаю, что рагулям нравится, они любят вышиванки, скучают по родным хрюшам, но почему современные украинцы должны жить в окружении сеновала?

Анатолій Ульянов: (перебиваючи свій образ у вікні) А это обязательно?

Свідок: Так.

Анатолій Ульянов: А можно хотя бы как-то по другому это сделать? Я же не такой. Зачем утрировать?

У вікні зникає зображення пагорба з Анатолієм Ульяновим. Натомість з’являється чорний текст на білому тлі, що повільно повзе «екраном». Голос Анатолія Ульянова звучить надалі безстрасно.

Анатолій Ульянов: Вообще, конечно, это всё плохой симптом, поскольку в современном мире только нищие, аграрные и плохо развитые народы склонны выпячивать на передний план свою этно-архаику. Африканцы это обожают, народы Южной Америки с их ацтеками. Чем глубже в третий мир, тем больше вокруг «рушныков», национальных узоров и прочего фольклора. Подобное экзотство прекрасно смотрится в тематических ресторанах и сюжетах National Geographic, любимо оно и туристом, приезжающим в жопу, чтобы прикольнуть, как обезьянки пляшут в шкурах у костра. Однако такой ли образ себя Украина хочет сообщить миру?

Анатолій Ульянов: (перебиваючи свій образ у вікні) А голос мой можно вообще убрать? Покажите лучше ту срань, из-за которой столько воя было.

Безстрасний голос Анатолія Ульянова зміняється безстрасним жіночим голосом, схожий на дикторський з телевізійних програм часів Радянського Союзу. На екрані замість тексту з’являється фото муралу Гвідо ван Хелтена із дівчиною, яка притискає до себе вишиванку.

Жіночий голос: Я, конечно, понимаю, что народ охуел от патриотизма. Но не стоит забывать, что надевая вышиванку, вы заявляете свою провинциальную принадлежность к папуасам. В принципе, это ваше право. Только не нужно потом удивляться, что весь мир смотрит на вас, как на племя симпатичных, но диких зверьков.

Фото у вікні зникає разом із голосом. Там з’являється краєвид (на вибір режисера). В приміщення заходять люди. Займають вільні місця на лавках.

Олександр: Крестьянская женщина, село... Сразу видно: писал «русскоязычный» житель Киева. Их тех, что родились и выросли в украинском селе, но с молоком матери впитали презрение к украинскому языку и ко всему украинскому вообще. Именно такие привели «руській мір» в Донбасс и Крым. Это о них сказал Петлюра: «Не так страшны русские вши, как украинские гниды!».

Анатолій Ульянов: Я обожаю, как быстро любая критика национального вопроса вызывает весь этот пропагандистский набор про «вату», «путина» и «кремль». То есть, нельзя, скажем, быть украинским гражданином, желать своему обществу прогресса, и при этом критиковать вот этот набор святых национальных игрушек. Не вмещается в голову такое, как ты не объясняй. И вот ты критикуешь, а оно тебе в ответ: «Такие как ты распяли Украину и привели русский мир в Крым и на Донбасс». Понятно, что от такого перехода до забивания камнями два шага. Как тут такого общества не испугаться?

Соня: Ну американцы всюду свой флаг вешают, и ничего.

Анатолій Ульянов: Флаг – это не этника и фолк. Это государственная символика. Вот когда американцы на своих охуенских небоскребах начнут гигантских орлов нахуячивать, вот тогда и будет тебе «ничего». Но они не начнут, потому что кокошники с баблом не совместимы.

Соня: А неоновые ковбои в Лас-Вегасе, граффити и реклама с ними? О, боже, американцы до сих пор пасут коров? А вообще я за то, чтобы все эти ваши вышиванки стилизовать и узор с них кому-нибудь продать, но в первую очередь, снести эти панельные халупы и что-то нормальное построить. А сверху рисуйте, что хотите!

Роксолана: Дивно, така цікава особистість й так вузько мислить. Вишивка – історичне надбання народу, вона є у багатьох країнах і носили їх князі, а не селяни.

Соня: Ну тогда надо бы пояснить, что вышитая женская рубашка с похожими узорами тоже есть у белорусов, сербов, болгар и других славянских народов. А как вы будете с миллионами украинцев, которых советская власть унесла в Россию и по-иезуитски заставила скрещиваться с этническими русскими? Вы готовы кормить и их тоже, раз есть «национальность»?

Самуіл: Да-да. Всё в тренде. Слава Богу, украинцы выкопали два моря и передали культуру вышивания отсталым народам мира.

Остап: Чотири роки проживання у спальному районі навчили мене, що кожна стіна радянського будинку рано чи пізно перетворюється на заштукатурений треш з теплоізоляцією. Очевидно, це нормальне і урбаністичне явище. Лишаються мозаїка і мурал. Пам’ятаю, яка срань піднімалася всюди на тему ліквідацій мозаїк. Мовляв, унікальна пам’ятка, без пропаганди, гарно, сука, виглядає. Але я всього лише малограмотний рагуль із задрипаного Івано-Франківська, в якому і трамваїв-то немає, що я знаю.

Денис: Как по мне, то данное полотно на шестнадцати облупленных этажах полный идиотизм. Интересно как будет смотретсо данное «ийскусство» после того, как житель угловой квартиры решит утеплится и залепит утеплителем произведение. А про советскую мозаїку – в Киеве много таких примеров, и скажу я вам смотрится через 30-40 лет очень интересно.

Христина: А мені прикро, що муралу, щоб бути «прекрасним» потрібно просто містити вишиванку. Приміром від робіт українців «Інтересні Казки», які цінують у всьому світі у земляків «кров з очей».

Олександр: Дороги в дырах, всё в рекламе и ларьках, куча бомжей, а оно придралось к вышиванке, убогое. Украсили старое совковое здание. Даже дураку понятно, что стало лучше. А идиоту не понятно

Виталій: Отчасти согласен. «Эвропейска столиця» начинается со свинарника на центральном ЖД вокзале и заканчивается вышиватничеством и призывом запрещать русский язык.

Олександр: Виталик, ты уже убрал в квартире?

Віталій: Это моя квартира. Как хочу так и засераю. Вокзал и привокзальная площадь общие поэтому там должны действовать общепринятые, приличные правила. А на деле этот козлятник просто позор столицы да и всей страны.

Олександр: Согласен. И что дальше? Ты вообще понимаешь, где ты живёшь?

Віталій: Я живу в съёмной квартире.

Олександр: Я не про то. Все прекрасно понимают, в каком кризисе мы сейчас. И это будет ещё ой как долго. Если бардак на всех уровнях, ты хочешь, чтобы киевский вокзал был похож на цюрихский? Так не бывает. Если в квартире воры, не до уборки.

Віталій: Если в квартире воры, то не до патриотических лозунгов и картин.

Олександр: Особенно сейчас искусство должно воодушевлять. А то как в одной истории: «одна бабця після Сибіру повернулася до радянського Львова і її повели в театер на Горького, здається «На днє» було. Вона посиділа пів вистави, а потім встала і пішла... а її діти: «Мамо, куди Ви? Так не пасує!», а бабця їм: «В хаті онучі і бідося, так ще й в театрі те ж саме».

Соня:  На счёт художественной ценности сего произведения трудно не согласиться, но о селянах вы как-то жестко, будто они не люди вовсе.

Анатолій Ульянов Почему не люди? Люди. Просто не понятно почему их эстетикой нужно засерать город. Есть Музей этнографии, Шевченковская роща, парки какие-то тематические по всей стране – вот там пусть preserve свой глечик. А город – это место башен и зеркал. Снопы здесь неуместны.

Олександр: Вот не люблю когда одни люди другим людям их селом в нос тычут. У нас аграрная страна и каждый пятый к селу причастен лично или через предков. На Октоберфесте немцы в национальных костюмах, например.

Влад: Тем, кто тут про Октобрфест и ковбоев заливает. Так может их всех не вышиванки объединяют, а принципы – низкий уровень коррупции и продуманная социальная система? А знание истории не от ношения вышиванок, а от хорошо финансируемой науки и качественных публикаций? Сегодня в старбаксе симпатичный иностранец покупал термокружку с изображением матрешки. Я поймал себя на мысли, что смотрит он на это уёбство так же, как я смотрю на народное творчество каких-нибудь африканских аборигенов. А вот кассирша выглядела очень счастливой. Она стала взахлеб этому что-то про россиюшку пиздеть и её душевность.

Олександр: Исторически «Анатолий» – имя церковное. Но вы же его носите, при этом, небось, считатет себя продвинутым современным человеком? А прокалывать два уха и носить в них серги совсем не по папуаски и очень модерново, а?

Анатолій Ульянов: Снял уже, момент уличения упущен. Мне нужно было рентген панорамный сделать, и вот я сижу с двумя пустующими вагинками в ушах и как-то облом мне назад надевать, но хз ещё не решил быть ли мне и дальше папуасом.

Соня: А почему рубашка, пиджак и галстук не архаика? Это мода конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Но ведь все носят. Во всём мире. Восприятие западной одежды как единственно правильной результат культурного империализма. Англо-саксонские вышиванки просто не заметны, потому что воспринимаются человечеством как норма.

Юля: Вышиванка – это вообще не этно, как жеж вы не поймете. Это потребность, людям спокойно, безопасно так, это пройдет. Война закончится и снимут. Если человеку в 2015 году надо объяснять, что для современной Украины вышиванка. то он либо проспал летаргическим сном года два, либо клинический мудак.

Самуіл: Эти люди ничего кроме Шевченко не читают, а Ницше писал: «Везде, где еще процветает невежество, грубость нравов и суеверие, где торговля хромает, земледелие влачит жалкое существование, а мистика могущественна, там встречаем мы и национальный костюм».

Христина: Та який там Ницше, навіть власних авторитетів не знають. Нагадати, що теоретик українського націоналізму Микола Міхновский ще 115 років казав? «Часи вишиванок, сала та горілки минули». А навіщо зараз так палко намагатися повернути ті «часи вишиванок»? Бо похвалитися вже нічим. Майже все занапастили, знищили, розікрали, розпродали. Залишилося пишатися вишиванками та й ті завозять з Китаю.

Юля: После Майдана действительно изменилось очень многое в отношении людей к национальной символике. Люди ищут родственников, которые сгнили в ГУЛАГе, которые рыбьей косточкой вышивали на нарах и в выселениях сорочки из парашютного полотна или из мешковины и не стеснялись быть селом. Молодые теперь это поняли, понимание начало приходить после убийства Нигояна. И дальше знаете сами. А дедушки-националисты всю свою жизнь думали прогрессивно – о будущем, о внуках, тогда как совковые шариковы-дедывоевали всю свою жизнь и до сих пор думают прошлым, нафталиновым кровавым совочным прошлым. О себе думают. И вот эта моль осела в Крыму и ДНР-ЛНР. Для них вышиванка – это фу, село, архаика. Кровь на Майдане – страшная цена за возвращение к себе, она умыла стыд и комплексы. Люди перестали стыдиться своей национальности, позволили себе надевать вышиванку и не комплексовать, что типа это шароварщина – ни фига. Пусть другие себе комплексуют. Покажите мне русский предмет одежды, который вобрал бы в себя столько борьбы за национальную свободу, культуру, и главное – за сохранение своего лица, чести и достоинства.

Остап: Цей Толік сам є нащадком отих совків-шарикових, які приїхали міняти западенців з криками «традиции нужно ломать» – популярне гасло з радянських фільмів про совєтизацію національних республік. Бо звідки у Львові взятися Ульянову?

Денис: Я бы посмотрел немного в такую сторону: Во второй и третьей волнах эмиграции в США люди не насмехались над теми кто остался в СССР. Наоборот спрашивали, сопереживали. Современная молодежь, ну скажем до 35 лет, которая эмигрировала в последние лет 10, или молодежь которая может себе позволить кататься по другим странам почему-то очень снисходительно и свысока смотрит на всех остальных на их родине, скорчив рожицу и думая про себя, мол я не такой. Почему? Может потому что во второй-третьей волне уезжала интеллигенция и евреи, а сегодняшние эмигранты и туристы свои, украинцы? Мне кажется тут все кроется, в менталитете.

Олександр: Вообще хорошо пиздеть на расстоянии. Тогда всегда смелости больше. Вы же в Бруклине сейчас?

Анатолій Ульянов Да, я предпочитаю обсуждать проблемы четвертого энергоблока за пределами досягаемости радиации. Вы себе можете представить, что сделали бы со мной вот эти все раскрасневшиеся пуканы, если бы могли до меня дотянуться? Нет уж, о бешеной обезьянке мы будет говорить за рубежами вольера.

Олександр: А ответственность за сказанное нужно нести? Если начистили рыло – значит, заслужил.

Анатолій Ульянов: Руководствуясь подобной логикой, жертвам изнасилования в тех краях, где вы проживаете, рассказывают, мол, сама спровоцировала, ходит по ночам в короткой юбке. В глаз дали – сам виноват, ведь хамил. Хамить – не насилие. Провоцировать – не насилие. Насилие – пиздить.

Олександр: Я думаю, что вы просто украинофоб и вам ненавистно всё украинское. Хорошо, что вы свалили отсюда. Наша вышиванка сейчас уже мировой бренд. Сколько за последнее время известных модельеров во всём мире её стилизируют.

Анатолій Ульянов Как можно нелюбить целый народ и быть «украинофобом», если украинцы – это миллионы разных людей? И эстетика у разных людей разная. Так что же – не критиковать, не высказывать свою точку зрения, только потому, что вы с ней не согласны? Кто вы, чтобы говорить мне «вали»? Почему валить должен я, а не, скажем, вы? Кто дал вам монополию на страну и её содержание? Факт принадлежности к толпе? Ну так толпа – из пластелина. Её и так, и этак можно повернуть. Сегодня любит вышиванку, завтра научится любить звездолёты. Это уж от каждого из нас зависит. А то, что всю эту национальную кичуху можно продавать, так это и не секрет. Посмотрите сколько национально-возбуждённых лохов возмутилось моим словам. А теперь представьте сколько в мире тех, чьи нежные чувства к вышиванке можно превратить в бабло.

Олександр: Ага! Уже значит можно в бабло превратить. А недавно вы ещё говорили, что «кокошники с баблом не совместимы». Запутались сами.

Татьяна: Он просто идиот. Мы носили вышиванки задолго до Майдана, и в 70-х, и в 80-х, и 2000-х. Этот снимок сделан в 1979-том. Нам с сестрой по 18. И это не Западная Украина, а Днепр, работаем вожатыми в пионер-лагере.

Соня: Не припомню я вышиванок в совдепии. Просматривала фотки своей мамы и нахожу там одинаковые ситцывые халаты на женщинах тех времён.

Самуіл: Да не правда это, что в Советском Союзе всё украинское запрещали. Не запрещали, а наоборот: всячески поддерживали. Вы в курсе, что при СССР книг на украинском языке издавалось больше? Что в школе учили историю Украины? Сейчас многое переврали. Но факт остаётся фактом: во времена якобы «притеснения» количество населения, говорящее и умеющее писать на украинском языке было больше, чем сейчас. А сейчас приехал западный художник и честно изобразил какими воспринимают украинцев белые люди. Прелестная пастушка в вышитой сорочке – это тот товар, который Украина поставляет и будет поставлять на европейский рынок.

Соня: Я как художник скажу – рисунок красивый, только я бы сделала масштаб меньше, чтобы фигуру девушки не обрезать. А то вышиванка как будто заслоняет значимость человеческой жизни перед гос-символом.

Роксалана: Хто пам’ятає оригінал цього фото? На скільки я пам’ятаю – це дівчина чи то з Майдану, чи то боєць з АТО і вдягнена вона у щось схоже на камуфляж, а в руках притискає до себе сорочку. Де тут шароварщина?

Олександр: Шароварщина, кстати, совковый термин, призванный вызывать отвращение к своим корням. Этот мурал на многе открывает глаза. У кого в голове вата и прочая боязнь украинского – их сразу плющит. Это полезно и хорошо.Как чеснок на вампиров.

Всі на сцені різко падають, немов від потужного поштовху. Затемнення.

Сцена 2

Та ж сама обстановка. У вікні спалахує світло, вся інша сцена не освітлена додатково. На сцені окрім Анатолія Ульянова і Свідка більш нікого немає. Вони і статуя Хаечі лежать на підлозі. Майже одночасно підводяться. Свідок ставить статую Хаечі, підходить до вікна і дивиться у нього на щось.

Свідок: Часом таке буває. Зараз продовжимо процес.

Анатолій Ульянов: Что случилось?

Свідок: Уіцраори. Тема смачна для них. Вони збуджуються. Там у вас землетруси викликають, цунамі, а тут можуть прямо щупальцем по капсулі зачепити. Ви не бійтеся. Все нормально вже. Такі ризики у нас теж передбачені.

Анатолій Ульянов: Уицраоры? А это что за хуйня?

Анатолій Ульянов підходить до Свідка і теж дивиться у вікно.

Свідок: Ви Данііла Андреєва не читали? Це, типу, демонів. Не знаю як правильно їх назвати. Нехай будуть «хтонічні чудовиська». Ось там ще видно одного.

Анатолій: Ульянов: На Ктулху похож.

Свідок: Може вони і надихали Лавкрафта.

Анатолій Ульянов: Это не та хуита, которая типа кормится от патриотизма? Как бы пасут нации и подогревают в них национальную гордость? Читал об этом, но давно просто. Так вся эта возня из-за вышиванки? Ничего, блядь, поактуальней не нашлось?

Свідок: Я лише свою роботу виконую. Нам зробили замовлення, і відпрацьовую. Мені особисто всі ці проблеми із вишиванками, майданами до одного місця.

Анатолій Ульянов: Хули ж ты тогда со мной по-украински говоришь?

Свідок: Я взагалі-то говорю зараз із вами латиною. А хтозна чого ви мене так чуєте. Може це умови контракту.

Анатолій Ульянов: Блядь. Значит сейчас всё опять начнётся? С теми же долбодятлами?

Свідок: У нас ще інші є, але якщо хочете можемо старих повернути.

Анатолій Ульянов: Нет, давайте новых. Пиздёжь всё тот же, но хоть рожи свежие. Только до сих пор не пойму, зачем это. Меня что, машина сбить должна была? Или приступ аппендицита схватить?

Свідок: Я ніколи не цікавлюсь такими даними з життя клієнта.

Анатолій Ульянов: Ну, это что вообще – карма, сглаз, порча?

Свідок: Не знаю, і не цікаво знати. Ми з графіку вибиваємось. Запускаю нову порцію.

Анатолій Ульянов починає сміятися.

Свідок: Що таке?

Анатолій Ульянов: Мне это напомнило случай, когда я в библиотеке взял сборник рассказов Борхеса, а там на последней белой странице карандашом кто-то написал одноактовую пьесу. Значит, Борхес выходит за лекторскую трибуну и говорит студентам: «Ну, что, прочитали мою «Вавилонскую библиотеку»? И как вам? Понравилось?». А они отвечает: «Так это ты, мудило, эту чушь придумал? Сейчас покажем тебе, как нам понравилось». И начинают его пиздить. Последняя строчка была такая, что «Всё больше и больше студентов стремится приложиться к наглой роже Борхеса чем придётся – кто рукой, кто ногой, а кто сумкой с конспектами». Вот сейчас похожее что-то происходит.

Свідок: Один тут нещодавно порівнював все з «Різдвяною історією». У вас така казка є? Що ось він як той дідуган летить крізь час і долі ображених ним людей.

Анатолій Ульянов: Каждый представляет всё в меру своего образования.

На останніх словах Анатолія Ульянова в приміщення входять люди і займають вільні місця на лавках.

Свідок: Я говорив, щоб ти особливо не влазив у розмову, але зараз задай інтонацію. Потрібен якийсь поштовх.

Анатолій Ульянов: Тут люди не могут успокоиться, мол, если вышиванку носят только папуасы, то значит и шотландцы, японцы, немцы и все прочие народы, которые наряжаются в свои национальные костюмы – папуасы. Современное общество – это набор сервисов. Хочешь мужеложества? Вот тебе гей-клуб. Хочешь нажраться в национальном костюме? Добро пожаловать на Октоберфест. Любой каприз за ваши деньги, что говорится. И это здорово. Но кимоно не повседневная одежда современного японца. Ну не увидите вы в Берлине регулярной сплоши в шортиках и зелёных шапочках. Да, у любого народа хранится в чулане своё историческое барахло, но далеко не каждый народ выносит его на фасад своего настоящего. В современном украинском обществе вышиванка играет роль униформы, которая служит маркером «правильного украинца». Вы сами-то не устали от этого вечного борща и вареника?

Катя: Как раз таки для японцев это обычная одежда, вместо костюма или выходного платья, просто хорошая, «парадная одежда». И на улице японцев в кимоно можно видеть каждый день. Человек в кимоно – не обязательно консерватор-националист, он ничего своим видом не заявляет, поэтому отвращения не вызывает.

Анатолій Ульянов: Все эти кроткие женщины в кимоно не просто красота вакууме, а продукт женоненавистнической культуры. Интересно было бы узнать процентное соотношение мужчин и женщин, которые носят традиционную одежду в их современном обществе.

Ганна: Індія, Шрі-Ланка носить сарі кожен день на роботу.

Анатолій Ульянов: А ещё подтираются ладошкой и пьют воду из реки в которой стирают эти свои сари и хоронят родственников.

Архип: Еще скажи «а французы жаб едяд, фу-фу-фу, какая мерзость!». Всё же индивидуально. Для кого-то мерзость пить из речки, для кого-то мерзость жрать сало, длякого-то мерзость есть устрицы, а для кого-то это престижно.

Катя: В Индии ходят в сари, потому что очень красиво и женственно. Я за то что бы сохранять культурные традиции и делиться ими с остальным миром. Это так интересно, когда приезжаешь в другую страну попробовать их национальные блюда, другие здания, другая одежда, другие традиции.

Руслан: Для беложопого обеспеченного говна конечно красиво – как туристу приехать и поглазеть на дикарей – ах какая Индия! Какие традиции! Какая, блядь, загадочная восточная dukhovnost! Хуй там кто задумывается, как там люди вообще выживают. А многие просто дохнут на улице, целые касты бомжей.

Анатолій Ульянов: Вот людоедство, например, тоже чья-то традиция, между прочим. Уважать – сохранять – тащить в будущее?

Катя: А при чём здесь людоедство к одежде?

Руслан: Если-бы люди с украинской самоидентификацией занимались созидательным трудом на благо своей родной страны, им бы и слова не сказали по-поводу их увлечения этнической одеждой. Но они ничего не созидают, а только разрушают то, что было создано предыдущими поколениями.

Архип: Я сам россиянин и понимаю, что у жителей любой страны всегда намного больше информации о происходящем, чем у тех, кто наблюдает снаружи. И судить об украинцах могут только сами украинцы. Равно как и о россиянах – россияне, а о шотландцах – шотландцы. Нет, серьёзно, я не представляю, чтобы кто-то такой как ты пришёл и на полном серьёзе стал учить жизни людей в Британии. А в случае с украинцами – пожалуйста, тысячи диванных экспертов с непонятным синдромом величия.

Катя: В современном обществе никто не критикует выбор одежды других людей. Каждый человек имеет право одевать что хочет. Та хоть в паранже с вышиванкой летай!

Руслан: Ну, конечно же. Каждый имеет полное право стать и быть быдлом. Это его полное и личное дело. Требует понимания и уважения выбора.

Пьотр: Они и есть быдло. Озвирели уже в своей Уркаине. Нацики. Провышиванили Крым, довели страну до гражданской войны, мало говна натворили.

Алекс: Ага,  вышыванка – это страшный символ национализма, оказываецца! И именно из-за нее все наши беды – и Крым оккупировали из-за вышиванок, и 10 тысяч людей на Донбасе из-за них убили. Ты правда веришь, что кто-то кому-то запрещал говорить по русски и играть на балалайке, и поэтому «гражданская война»? Ты серьёзно?

Анатолій Ульянов: Я знаю, что начиная с 2004-го года мои друзья начали мне, вдруг, рассказывать, что я неправильный украинец. Я не знаю какой был опыт у других людей. Я тусил в литературной тусовке, и там каждый второй андрухович рассказывал про то, какое быдло живёт на Востоке, и почему мне с моим украинским литературным порталом на русском языке нужно, кацапу такому, чемодан-вокзал-Москва. Если ты будешь десять лет рассказывать части страны, что она говно, потому что как-то не так думает и не то говорит, то соседскому государству и напрягаться особенно не придётся, чтобы ввести туда свои танки.

Алекс: Ты сам выбирал своё окружение, значит мазохист, если позволял себе общаться с людьми, которые тебе что-то навязывали. Украинские литераторы еще не родились. Их где-то там сейчас зачинают в пьяном угаре на дискотеке в клубе Atlas парень в костюме Вытяжки и девушка в костюме Горностая. Вот где только начинают расти ноги свободной незашореной не вышиватной и не совковой не гопнической литературы, живописи, дизайна, музыки, а не на старпёрско-жлобских тусовках «литераторов», «фестивалях сучасного артхаусного кино выпускникив карпенка карого».

Ганна: Отак завжди: спаплюжить москаль усе, що тобі миле, а ти доказуй, на що маєш право у своїй хаті. Таке враження, що це ми по раздольях расєї у вишиванках гуляємо. Їм і мова наша селянська, і вишиванка теж. Та живіть у своєму паралельному україноненависницькому гетто, а яке вам діло до наших оберегів?

Руслан: А что это за хуйня про вышиванку-оберег? Люди, вы чё? Может вы ещё в фундамент дома живого петуха закапываете, чтобы долго стоял и не рушился? Дикие суеверия – это норма вашей жизни?

Елла: Про суеверие в самую точку. Неделю назад хоронили свекра, свекровь ему в карман костюма пару гривен положила и кепку в гроб. А вдруг там другая валюта ходит?

Сергей: Это неистребимо, к сожалению. Настоящие ответы на многие вопросы очень сложны, трудны для восприятия. А иногда и вовсе нет никаких ответов. А людям нужно что-то лёгкое, прямо сейчас, чтобы успокоиться. Вот и верят в разное...

Олена:  Кажется, только я одна вижу расизм и яд в этом посте? Двадцать первый век, вы, Анатолий, совсем охуели от национально-расовой нетерпимости? Папуас – это этническая принадлежность, а не ругательство. Ну, а козлить африканскую культуру – это вас очень возвышает и делает просто потрясающе современным! Куда «папуасам» Гогену и Фриде Кало до вашей продвинутости! Что эти «дикие зверьки» от живописи понимали в красоте!

Анатолій Ульянов: Все почему-то спешат из своих Мачупикчу в Нью-Йорк и прочие Вавилоны. Количество ацтеков на стенах отказывается оборачиваться количеством айфонов в руках. Так как-то получается. Либо ацтеки, либо цивилизация. Индейцы в космос летают только под грибами.

Алекс: Интересно, что Шон Коннери в килте – это прикольно, а украинский воин в шароварох – нет. Потому что то – Европа, цивилизация, а мы – дикари-шароварщики. Дай волю таким вот критикам от культуры, так они все стены зарисуют изображением бородатых парней в брюках-дудочках, чтобы в духе времени.

Ганна: Шароварщина – це ресторан козачок, хрещатик і майдан після реконструкції. І всілякі синтетичні вишиванки з квіточками. Український архетип – це селянин, і пласт цей надзвичайно глибокий. Всі наша творча еліта родом з села, на відміну від Росії. Це люди, які на шкурі своїх родин знали, що таке Голодомор, репресії, цькування за їхнє коріння.

Руслан: Про голодоморы песенка зашла – давно уже её не слышали. Я предлагаю нарисовать муралу большой живот. Сразу открывается масса смыслов: беременна героем, пухнет с голодомора, москальска инвазия.

Сергій: В любом случае, этот мурал уже прогресс. Ведь могли и просто в желто-голубой покрасить.

Елла: Нет просто национальной идеи, а чем-то ведь надо её компенсировать. Вот и выпячивают этот карнавал.

Руслан: «Пока наши дамы сидят на приеме с каменными лицами, потому что именно так они представляют себе высший свет – драматическим и высокомерно-напряженным, – герцогиня Кастро уже на танцполе».

Ганна: Ага, натягуючи в Брукліні дреди або футболку Нетс ти показуєш належність до цивілізаціі. Історія США така, що їх нацодягом стали спортивні джерсі. В Украіні історія значно довша і багатша, тому маємо вишиванку.

Руслан: Вот, правда, с какой стороны не подойди – брызжущий глупостью апокалипсис. Эти вездесущие «о вкусах не спорят», «нарисуй лучше» и венец творения «обидел вышиванку – кацап и ватник». Это не история об искусстве, а о болезни общества. Глухонемая непробиваемая жажда избавления от болезненного прошлого приводит к тому, что все погружаются в еще больший мрак, где просто нет будущего. В таком пространстве не остаётся никакой надежды на завтрашний день. Пусть вместо этого образчика наскальной живописи будет что-то о фантазиях и фантасмагориях человека будущего. Место истории – в музеях.

Світлана: Просто вы не того поколения чтобы судить о том, как земля кормит. Я знаю и могу судить. Украина, она моя всю мою жизнь. Потому что нужно прожить самому и седьмому колену до и после нас, чтоб сказать, что эта страна моя. Как говорила одна умная селянка: «Твои родители, деды, прадеды и прапра... где похоронены? Мои здесь. Тут моя родина. А ты только пришлый. Как пришел, так и уйдешь»

Сергій: Прав тот, кто говорил, что национальной идеи не хватает. Много ли раньше девиц в Киеве ходило в вышиванках? То-то и оно. Показуха. Как колорадские ленточки в Москве. Такая же глупость.

Алекс: Наша национальная идея – держи кацапьё подальше от своего дома.

Елла: Вот такие как вы – трагедия собственного народа! Разделение по национальному признаку – тормоз в развитии. В какую Европу вы собрались, пастухи и пастушки?

Алекс: Кацап это не национальность. Это хер, который зашел ко мне в дом и попросил сходить на толчек, не услышав мой ответ, и, сука, сел там, и сказал, что он теперь там жить будет. Это я про Крым. Потом пришла его жена и, выломав дверь с ноги, зашла на кухню и насрала в борщ, и возбудила этим тараканов, моих и соседских, которые полезли со всех щелей с криками: «Россия!, Россия!». Эт я про Домбассс. А по национальности, я хер знает кто, по маме больше русский, по папе больше украинец, а по дедушкам и бабушкам – жидо-монгол.

Катя: Никто ведь так и не сказал, что плохого в вышиванке. Я её люблю. Моя прабабушка вышивала, потом бабушка. Это пласт культуры.

Руслан: И что, это повод махать ею? Если, скажем, у моего пра-пра-пра-пра-дедушки была традиция носит на поясе скальпы – я тоже должен их носить ?

Алекс: У твоего пра-пра была традиция ханскому коню задницу мыть, а не скальпы носить.

Ганна: Коли я у звичайній сучасній сукні, то це сприймається буденно. А коли я у вишиванці, то люди посміхаються і сама я відчуваю себе молодшою і привабливою!

Сергій: Я, как дизайнер, безусловно поддерживаю массовость искусства, но может вместо «больше муралов» следует говорить «больше отремонтированных домов»? Вышиванка, наверное может творить чудеса в отдельно взятом сознании, но боюсь, что тепло и гидроизоляция домов, в них не входит. А то удобно так для некоторых получается. Зачем делать ремонт фасада, если можно картинку нарисовать и все будут счастливые бегать.

Руслан: В этом мире нет ничего идеального, за что он нам и нравится, без экономики, ВВП, бла-бла-бла не будет ничего, не то, что самоидентификации... Если я правильно понимаю смысл перемен, то мы хотим быть нормальными людьми в вышиванках по праздникам и в обычной одежде по будням с хорошим достатком и возможностью выбора... Девочка на 16-жке вроде бы смотрит в эту сторону.

Усі, окрім Анатолія Ульянова і Свідка встають та виходять.

Анатолій Ульянов: Всё? Все напизделись? Что теперь?

Свідок: Перевіримо тепер як все пройшло. Спочатку вам треба торкнутися голови Хаечі. Підходьте.

Анатолій Ульянов підходить до статуї Хаечі. Кладе їй долоню на голову.

Анатолій Ульянов: Так?

Свідок: Давайте ще раз.

Анатолій Ульянов ще раз торкається голови статуї.

Свідок: Начебто все нормально. Тепер перейдемо до другого індикатору.

Свідок бере ціпок з лапкою богла.

Анатолій Ульянов: А это что за хуйня?

Свідок: Лапка богла – шотландського гобліна. Вони завжди відчують винуватого. Тягнуться як магніт до убивць, порушників клятви, тих, хто обманює вдів і сиріт. Про цих істот мало хто за межами Британії чув. Була історія про бідну вдову у якої сусід вкрав кілька свічок. Одного разу цей злодій побачив у своєму саду темну фігуру. Взяв рушницю і вистрілив. А наступної ночі, коли працював в сінях з’явилася зя постать і говорить: «Я не плоть, не кістка і не кров, ти мені нічого не зробиш. Поверни свічки на місце; але я повинен що-небудь взяти в тебе». Тінь висмикнула у чоловіка вію і з тих пір він весь час кліпав одним оком. Ось так…

Анатолій Ульянов: Я не обманывал вдов и сирот. И не убивал никого!

Свідок: Спектр дії індикатора широкий. Він виявляє будь-яку провину, за яку мають понести покарання. Так ми перевіряємо чи виконали свою роботу.

Анатолій Ульянов: А у меня потом будет глаз моргать постоянно?

Свідок: Не переймайтеся.

Свідок проводить кілька разів навколо Анатолія Ульянова ціпком з лапкою богла.

Свідок: Ніби все нормально.

Анатолій Ульянов: Так я пошёл?

Свідок: Ще рейс не скінчився. (дивиться на годинник) Зачекаємо п’ять хвилин.

Свідок виходить на мить і повертається зі склянкою напою.

Свідок: Є динний смузі з вишневим лікером і текілою. Будете?

Анатлій Ульянов бере склянку, роздивляється її.

Анатолій Ульянов: В сказках часто есть такой момент, что если ты попадаешь в потусторонний мир, то там тебе будет предлагать разную еду, напитки, но если попробуешь, то всё – назад уже оттуда не вернешься.

Свідок: Це ж несправжній напій. Вважайте, що і не п’єте нічого.

Анатолій Ульянов: Там, в сказках, чтобы оставить кого-то тоже, наверное, что-то такое говорят.

Свідок забирає у Анатолія Ульянова склянку і сам п’є напій.

Свідок: Зараз вже підете. Може хочете щось спитати? Чи сподіваєтесь ще завітати сюди?

Анатолій Ульянов: Хуйовые шуточки.

Анатолій Ульянов підводиться і дивиться у вікно.

Анатолій Ульянов: Это что там?

Свідок: Печери відлюдників. Ви їх називаєте вампірами.

Анатолій Ульянов: Вампиры?! Охуеть! Слушай, а что тут ещё такого интересного есть? Снежный человек? Нет, хуйня. Обезьян сегодня уже вот так хватит (тицькає вказівним і середнім пальцями собі у горло). Может, русалки? Хочу русалок увидеть.

Свідок: Ще хвилина. Навіть менше.

Анатолій Ульянов: Вот это сон!  Сейчас проснусь, напишу про него. Подкину визжащей цибуле говна на вентилятор.

Свідок: Нічого не забули? Погана прикмета.

Анатолій Ульнов йде. Свідок кілька секунд дивиться йому услід. Потім увозить зі сцени статую Хаечі.

Олесь Барліг, 2015