Ченский Виталий. Прощание

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. 

 

КОСТЯ,

РОКСОЛАНА, его жена

МАРИЧКА, их маленькая дочь,

ИВАСИК, их маленький сын,

ДЯДЯ САША.

 

Вечер. Квартира Кости и Роксоланы. Роксолана сидит за ноутбуком, читает  френд-ленту фейсбука и новости. У Кости в руках книга, но он не может сосредоточиться. Дети играют. Ивасик возит по полу машинку, Маричка вышивает. Ивасик вскакивает и подбегает к папе.

 

 

ИВАСИК. Папа! Папа! Смотри, какая машинка.

КОСТЯ (рассеяно). Молодец, Ивасик. Ты молодец…

ИВАСИК. Папа, что «молодец»?! Я же тебе машинку показываю.

КОСТЯ. А, извини… Как там?… Уууу какая хорошая машинка!

 

Ивасик радостно смеётся. Ему нравится, что папа похвалил его машинку.

 

КОСТЯ (задумчиво). Какая хорошая у тебя машинка…

РОКСОЛАНА (читает вслух новость из интернета): «Майдан в центре Киева готовится к штурму… После утренней атаки «Беркута» на Грушевского, защитники ждут зачистки Майдана. В настоящее время спецназ остановился возле гостиницы «Днепр». Силовики с помощью БТР освобождают улицу от баррикад. На данный момент несколько сотен активистов с палками и в касках сконцентрировались на Крещатике со стороны Европейской площади. На сцене Майдана начался молебен…».

 

Роксолана отрывается от компьютера, пристально и многозначительно глядит на мужа. Костя морщит лоб, трёт его пальцами. Он не смотрит на жену. Во-первых, потому что ему неприятен её взгляд. Во-вторых, он давно знает его выражение. 

 

РОКСОЛАНА. Костя!

КОСТЯ. Да, Роксолана.

РОКСОЛАНА. Ты слышишь, что происходит?

КОСТЯ. Да, это печально.

РОКСОЛАНА. Печально?

КОСТЯ. Я считаю, что это очень нехорошо…

РОКСОЛАНА. Господи, Костя! Да ты понимаешь, вообще, что происходит?

КОСТЯ. Я не могу этого сказать.

РОКСОЛАНА. Только не надо опять выводить разговор в область софистики.

КОСТЯ. Я и не вывожу.

РОКСОЛАНА (читает из компьютера). «После событий в ночь на 23 января стало ясно: наша земля оккупирована чужими, плохими, злыми людьми, отморозками без чести и совести, гопниками, патологическими садистами-беркутовцами, которые стреляют в упор, избивают ногами лежачих людей, глумятся над беззащитными студентами, а также выродками-депутатами, оправдывающими их преступления. Даже самый наивный человек сегодня понимает, что пресловутое урегулирование конфликта путем компромисса невозможно!». Это если тебе надо мнение умного человека.

КОСТЯ. А кто это?

РОКСОЛАНА (не отвечая). А это, если тебе надо мнение женщины: «Мужчины, родные мои, вы должны быть там!!! Я призываю к этому стоя на коленях!!! Я стою перед вами на коленях, потому что на вас вся надежда!!! Все, у кого есть чувство собственного достоинства. Хотя бы капелька! Должны быть там!!! Все, кто считает себя мужчиной! Если вы сейчас сидите в интернете, смотрите зомбо-ящик, слушаете радио – вы никто! Вы мыши! Слышите?! Перепуганные подстенные мыши, которым там и место! Под плинтусом!!! Как?! Как?! Как вы будете смотреть в глаза своим детям?!!!...».

 

КОСТЯ. Рокси, я всё понимаю. Наверняка, это какой-то очень важный поворотный момент для истории страны. 

РОКСОЛАНА. Ну и?...

КОСТЯ. Что «ну»?

РОКСОЛАНА. И что дальше?

КОСТЯ. Дальше? Я не знаю… Я правда, не знаю… Я догадываюсь, чего ты от меня ждёшь. Мне это ясно, поверь…

 

Делает попытку обнять Роксолану. Та отстраняется. Нахмурившись, молчит.

 

КОСТЯ. Я знаю, что не оправдываю некоторые твои надежды… Я бы хотел их оправдать, потому что очень сильно тебя люблю…

РОКСОЛАНА. Не уверена.

КОСТЯ. Ну хорошо. Хорошо. Это сложный вопрос… Но можно хотя бы переспросить? Это, действительно, важно для тебя?

РОКСОЛАНА. Костя, очнись! Это не для меня!!! Не для меня! Это не про нашу с тобой частную лавочку, не про наш уютненький быт, который мы тут с тобой отстраиваем. С горем пополам, надо сказать.

КОСТЯ. Уж как получается…

РОКСОЛАНА. Опять ты!... 

КОСТЯ. Ну ладно.

РОКСОЛАНА. Это не про нас. Не про наш крошечный никчемный мирок. Это про наших детей! Про страну! Про её будущее! Про свободу, про честь! Я знаю, мы никогда не говорили об этом в этом доме до сих пор. Я знаю. Но, может быть, настала пора поговорить?! Может самое время, а?!

КОСТЯ. Может и время… У тебя есть ко мне вопросы?

РОКСОЛАНА. Да нет у меня к тебе вопросов. Я тебе просто хочу знаешь что сказать? Я сейчас просто не могу поверить, что выходила за тебя замуж! Что я выходила замуж за этого человека!

КОСТЯ. Угу.

РОКСОЛАНА. … В общем нет у меня к тебе вопросов. Мне впору самой себе сейчас вопросы ставить.

КОСТЯ. Ну не могу я туда пойти!

РОКСОЛАНА. Я это вижу.

КОСТЯ. Что мне тебе ещё сказать?! Не могу и всё! Я не знаю почему! Не потому что холодно. Не потому что страшно. Хотя и холодно и страшно, конечно.

РОКСОЛАНА (с издевкой). Конечно.

КОСТЯ. Я не знаю почему… Я отдаю себе отчёт в том, что происходит. Я отдаю, отдаю. Но это очень странно… Я ведь там был. На Майдане. Ты же знаешь.

РОКСОЛАНА. Да, ты ходил со мной вместе.

КОСТЯ. Я и сам был там пару раз. Специально. Один. Ты не знала об этих походах. А я ходил туда, чтобы постараться почувствовать. Я ведь тоже за Евроинтеграцию. Я ведь тоже справедливость, я тоже против коррупции… Против насилия. Я нормальный человек. Но я не понимаю, кто я в этом процессе на Майдане. Я был там. Я добросовестно облучал себя всеми этими потоками свободолюбия… Но меня не проняло. Это плохо?

РОКСОЛАНА. Равнодушие – самое страшное, что может случиться с человеком.

 

 Маричка побегает к маме.

 

МАРИЧКА. Мама, наш папа не мужчина?

РОКСОЛАНА. Да, доченька.

МАРИЧКА. Тогда можно я не буду доделывать ему подарочек на день рождения?

РОКСОЛАНА. Конечно, можно, доченька.

 

Маричка берёт ножницы и начинает разрезать рушничок, на котором только что вышивала крестиком.

 

РОКСОЛАНА. А вот это уже зря, доченька.

МАРИЧКА. Почему?

РОКСОЛАНА. Мы могли бы подарить её нашему соседу – дяде Саше. Вот он настоящий мужчина. Сильный, мужественный, бесстрашный. С первых дней революции – на Майдане. Записался в отряд самообороны. И даже получил ранение резиновой пулей от «Беркута».

 

Смотрит, какое впечатление эти слова производят на Костю.

 

МАРИЧКА. А я дяде Саше сделаю новую вышивку. 

РОКСОЛАНА. Умничка.

МАРИЧКА. Она будет в сто раз красивее, чем та, что я делала для папы.

РОКСОЛАНА. Правильно. Дядя Саша смелый, решительный и по-настоящему сексуальный.

МАРИЧКА. Мама, а что такое «сексуальный»?

РОКСОЛАНА. Я тебе обязательно расскажу, доченька. Да ты и сама это почувствуешь через несколько лет.

КОСТЯ. Слушай, ну не нравятся мне эти люди на Майдане. Ну не могу я с ними рядом! Мне с ними не весело. Петь эти песни, кричать «Героям слава!». Не могу я кричать «Героям слава!». Ну не могу. Это глупое что-то. Ну почему я должен отвечать на этот бессмысленный девиз, который вообще ничего для меня не значит?! Ну почему?!

РОКСОЛАНА. Знаешь, Костя… Давно тебе хотела сказать. С самого начала этих событий. Когда я случайно встречаю Сашу на лестничной клетке, то чувствую, что хочу его. Мне нравится его мягкая улыбка, спрятанная в складках грубой небритой кожи лица. Мне нравится запах кострового дыма, пропитавшего его старую потёртую куртку, в которой он сейчас ночует на Майдане. И я бы хотела, почувствовать, как его пальцы ласкают мою грудь…

КОСТЯ. Ты, пожалуйста, погоди, дослушай… Я ведь ходил между этими людьми. Я подходил довольно близко. Я читал листовки, пил чай. Я слушал их разговоры. Но, Роксолана, пожалуйста… Роксолана… Я не могу почувствовать к ним никакой симпатии. Они славные да. Они лучше всех, наверное, людей на свете. Они лучшие в Киеве. Интеллигентные, добрые, мужественные. Они поют песни, варят кашу. Они красивые, светлые. Но я не могу их полюбить, понимаешь? Я не могу даже долго находиться рядом с ними. Что-то выталкивает меня наружу. Я задыхаюсь во всём этом месиве. В этом народном празднике. В этом всенародном братании. Я не чувствую никакого единения, никакой истины. Это какое-то огромное безумие, в котором все кружатся, и в котором я не могу себя чувствовать хорошо. Это очень странно. И… я не знаю, поймёшь ли ты меня.

РОКСОЛАНА. Да ты просто трус, Костя.

 

Костя молчит.

 

РОКСОЛАНА. Просто трус и всё.

КОСТЯ. Я не могу с тобой об этом спорить. Да, я трусил в детстве. Но временами я был и смелым. Иногда я могу собраться и совершить довольно смелый поступок. Поэтому, не скажу так, чтобы совсем…

 

Ивасик, играя машинкой, больно врезается в ногу Косте. Костя вскрикивает. Он трёт ногу, затем  встаёт с кресла, начинает вынимать из штанов ремень.

 

РОКСОЛАНА. Не смей! А ну не смей бить ребёнка! Такие как ты только и могут, что трусливо прятаться по своим квартирам и бить беззащитных детей! А выйти против «Беркута» - для этого у тебя смелости не хватит!

 

Костя не слушает Роксолану. Он вообще не слышит её слов. Отворачивается к стене, снимает рубашку, становится на колени и начинает стегать себя по спине ремнём. Нанеся себе несколько ударов, останавливается. Сидит перед стеной, сгорбившись…

 

КОСТЯ. Больно.

РОКСОЛАНА. Что это было?

КОСТЯ. Просто эмоциональный порыв.

РОКСОЛАНА. И что ты хотел этим показать? Спасти семью?

КОСТЯ. Уже нет.

 

Костя встаёт, молча одевает рубашку, затем свитер.

 

РОКСОЛАНА. Конечно, нет.

КОСТЯ (помедлив): Ну что, всё?

РОКСОЛАНА. Мне сказать больше нечего.

КОСТЯ. Понятно.

 

Встаёт, одевает свитер. Выносит из соседней комнаты большую дорожную сумку на колёсиках. Видно, что там собраны все его вещи.

 

КОСТЯ. Присяду на дорожку, можно?

 

Роксолана пожимает плечами. Костя садится на диван, сгорбившись, положив локти на колени.

 

РОКСОЛАНА (Ивасику): Ивасик, можешь попрощаться с папой.

 

Ивасик подбегает к папе, сидящему, на диване и бьёт его по лбу пластмассовой лопаткой. Костя покорно выносит этот удар. Наверное, ему даже хочется заплакать, но он понимает, что, в принципе, не имеет право на эти слёзы.   

 

ИВАСИК. Мама! Когда я выросту, то стану активистом.

РОКСОЛАНА (Ивасику): Молодец, сынок! Будет кому маму защитить.

 

Костя встаёт, одевает куртку, берёт в руку сумку.

 

КОСТЯ. Прощай?

РОКСОЛАНА. Прощай.

КОСТЯ. Отфрендишь меня в фейсбуке?

РОКСОЛАНА. Зачем?

КОСТЯ. Ты права. какая разница.

РОКСОЛАНА. Просто не буду тебе «лайки» ставить.

КОСТЯ. Понял.

 

Костя уходит. Спустя некоторое время в комнату заходит дядя Саша. Большой, сильный и в камуфляжной куртке.

 

ДЯДЯ САША. Слава Украине!

РОКСОЛАНА. Героям слава!

ИВАСИК (подбегая к дяде Саше). Гелоям слава!

ДЯДЯ САША. Ох, какой у нас казак! Настоящий мужчина!

 

Дядя Саша треплет мальчика по голове.

 

ДЯДЯ САША. А во что ты играешься?

ИВАСИК. В Автомайдан.

ДЯДЯ САША. Ну, молодчинка!

ИВАСИК. Мне нужна пятая машинка, чтобы мы могли поехать в Межигорье. Купите мне машинку?

ДЯДЯ САША. Куплю, мой дорогой. Вот подолаем этих нелюдей. Будет у нас экономика здоровая, эффективная, обязательно куплю. Только вот упырей этих всех нам надо прогнать.

ИВАСИК (это новое для себя слово): Упылей.

ДЯДЯ САША. Да, упырей, малыш. Якуновича и Азирова.

РОКСОЛАНА. Ты с Майдана?

ДЯДЯ САША. С Майдана.

РОКСОЛАНА. Как там?

ДЯДЯ САША. Держимся. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. 

 

Дядя Саша снимает тяжёлую куртку цвета хаки, хочет её повесить на крючок в прихожей, но Роксолана перехватывает его руку.

 

РОКСОЛАНА. Подожди не вешай… Дай мне.

 

Саша отдаёт куртку Роксолане. Та зарывается в неё лицом и шумно вдыхает.

 

РОКСОЛАНА. Боже, как я люблю запах этого дыма!

ДЯДЯ САША. Это запах свободы. А этот твой где?

РОКСОЛАНА. Ушёл.

ДЯДЯ САША. Угу.

РОКСОЛАНА. Совсем ушёл.

ДЯДЯ САША. Ого.

РОКСОЛАНА. Ты знаешь, поняла вдруг, что терпеть его больше не могу. Нехорошо мне с ним. Он такой… как пятно мокрое. 

ДЯДЯ САША. Хочется вытереть?

РОКСОЛАНА. Точно. Сырой и холодный. Развёл тут соплей… Еле спровадила…

ДЯДЯ САША. Ну и слава богу.

РОКСОЛАНА. Саш, а ты ж, наверное, проголодался?

ДЯДЯ САША. Да, пожалуй.

РОКСОЛАНА. Так давай я тебя накормлю. Борща свежего сварила. Сальца сейчас подрежу, помидорчиков солёненьких достану.  

ДЯДЯ САША (тепло улыбаясь): Ну, пойдём, покормишь.   

 

Уходят на кухню. В комнате остаются играющие счастливые дети. Это новое поколение, которое вырастет, не отравленное совком.

 

Конец

Январь, апрель 2014