Щоденник фестивалю. День восьмий, дев’ятий. Замальовки^{25 ноября 2015}

«Мама всегда защитит» Виталия Гавуры (Херсон)

Режиссер: Богдан Логвиновский

Фото Дмитрия Доричевского

Текст Елены Мигашко

Пьесой «Мама всегда защитит» начался последний день вечерних фестивальных читок. Виталий Гавура выбирает для себя, на первый взгляд, комичный и нарочито остросоциальный сюжет: в украинской глубинке, в «юго-восточном регионе страны», сын одной из традиционных семей оказывается геем. Для тамошних взглядов и привычек, это — болезнь, порча, уродство, практически печать дьявола, все, что угодно, но только не органическая часть самого человека, которую требуется принять. Поэтому мама главного героя ходит со своим Димой к бабке, чтобы та «поводила яйцом над его головой четыре раза» и «прочитала Отче наш», поэтому на Диму списывают изнасилование малолетней сестры, ведь он — извращенец, способный на все, у него «расстройство на сексуальной почве».

Поначалу выписывание автором двух линий кажется противоречивым: только что нам рассказывали историю о «неправильном» Диме, а теперь вдруг — об изнасилованной маленькой Маше. Но вскоре паззл складывается и становится ясно: главный герой здесь — мать. И вся пьеса — об испытаниях материнской любви.

Отчасти из-за режиссерского и «киношного» мышления автора «Мама всегда защитит» больше напоминает сценарий — с короткими, обрывистыми сценами, «монтажными склейками», отсутствием плавного и последовательного продвижения по истории. Отдельная драматургия каждого эпизода — понятны и предсказуемы для зрителя, как и общее течение сюжета. Но публика на читке продолжает следить за тем, как этот сюжет подается, реагирует на грубый, бытовой, не вызывающий чувства «искусственности» язык диалогов. Особая роль — у авторских ремарок. Виталий Гавура дает неожиданные, емкие и даже поэтические характеристики своим героям («Ольга — птица», «… лицо становится холодным и ржавым», «Не идут — тащатся. Она — как поезд, он — как драндулет с прицепом» и т.д.) Благодаря актерам, создающим чуть ли не готовые характеры, текст обретает звучание на сцене «Тижня».

Текст Анастасії Головненко

Дебютант цьогорічного фестивалю, Віталій Гавура презентував одну з найпомітніших п єс. «Мама всегда защитит» — це п’єса, яка говорить про те, що якраз мама не завжди прийде на поміч, зрозуміє, і можливо серед найрідніших людей, знайдеться найбільше тих, хто готовий встромити тобі ножа в спину. Історія, яку розказує драматург — універсальна, з одного боку її присвячено темі руйнування сучасної сім’ї як інституту, з іншої — цілому ряду актуальних проблем серед яких самоідентифікація підлітка серед однолітків, формування сексуальної самосвідомості, відсутність адекватного контакту на рівні батьки-діти та ін.

Дія відбувається в невеликому селі на південному сході України. Старшокласники Діма та Андрій — представники нетрадиційної сексуальної орієнтації, мріють про вступ до Миколаєва («головне — ЗНО здати нормально»), про свободу від батьків і необхідності ховатися від усіх в селі. Історія починає розкручуватися навколо одного з них — Діми, в той момент, коли його мама, зайшовши до хліва, помічає їх там разом. Мама намагається протидіяти «психічній хворобі на сексуальному підгрунті», відводить сина до знахарки і сподівається, що та допоможе. Однак, «біда не ходить сама», тому орієнтація сина, як виявляється — не найстрашніше, що відбувається під носом у жінки.

Структурно п єсу побудовано класично: із зав’язкою, кульмінацією і викривальним фіналом. Однак, мова, яку вживає драматург антропологічна, жива, вона розкриває побут, характери, інтелектуальний рівень і звички персонажів. Також автор створює особливо стилізовані, символічні ремарки, які стають окремим «персонажем» п єси, постійно присутнім автором у тексті, (його до нього ставленням). Хоча, найцікавішими у драматургії Віталія Гавури, є все ж не ремарки. Молодий автор виявився непересічним майстром діалогів — рушійної сили будь-якої драматургії. Його репліки, немов не вигадані, а підслухані й записані сцени створюють максимально живу й реалістичну картину дійсності сучасної української родини з села, віддаленого від світу. Така п’єса — це перш за все зріз людей, які живуть в цій місцині, їхніх моральних принципів, культурної консервації, спраглості до життя й ненависті до усіх навколо.

«Лесник в грибах» Алексея Доричевского

Режиссер: Валентина Еременко

Текст Галины джикаевой

Грибы — не животные и не растения. Грибы — это отдельное, нечто особенное. Особенность — обособленность. Герой пьесы «Лесник в грибах» — особенный человек, выглядывающий изредка из своего лесного микрокосма во внешнее суматошное и сумасшедшее, живет в согласии в мире грибов и ему там хорошо, в своем чистом мире.  Это очень личностный текст, за которым я вижу автора – человека, пытающегося осмыслить окружающую его объективную реальность и все больше уходящего в глубь собственной. Тотальное одиночество во время мрачноватого карнавала, убегание в комфортное субъективное. «Зачем леснику пьеса?». Люди и симулякры в одежках, любовь, пошлость, война, дружба, революция, преданность, творчество, тупик, героизм и жестокость — паутина тем, в которой дергаются запутавшиеся мухи смыслов и которую автор рассматривает через маленькое окошко лесничей сторожки. И это очень про автора – молодого киевского актера, режиссера и драматурга — интеллектуала Алексея Доричевского, — «И тут ты помидоры. Это смелость. Это игра с самим собой. Сверхцивилизация в ущерб цивилизации».

На обсуждении много говорилось о том, что в тексте слышны нотки Вырыпаева и Пряжко. Где-то читала, насколько отличаются эти авторы. Вырыпаев (драматург с режиссерским мышлением) создает пространственно-временной континуум, у Пряжко (драматург, создатель исключительно текстов) в пьесах – вакуум самодостаточности. Так вот: мне увиделось, как Алексей пытается объединить два взаимоисключающих физических явления. И на мой взгляд, у него это получилось. Ведь искусство не подчиняется законам физики.

Отмечу, что речь автора, простая и ясная, полна самоиронии. И это добавляет прелести в «игру». Актер, исполнивший текст Доричевского, Игорь Белиц, привнес в поток авторской суперрефлексии собственную иронию. В этом случае, на мой взгляд, не было ощущения «масла масляного», а видение теснейшего ансамбля одинаково ритмично дышащих. Актер в этом случае оказался идеальным проводником текста. И режиссеру, Валентине Еременко, нужно было выстроить синусоиду ритмов дыхания авторского текста и актерского исполнения. И вот здесь не хватило чуток рисунка. Пауз для того чтобы перевести дыхание и зафиксировать ощущение.

В пьесе Доричевского нет событийного действенного в классическом понимании ряда, нет душераздирающих конфликтов с потом, мясом и кровью, не заложен с трепетом ожидаемый зрителями катарсис. А текст держит и не отпускает. И я хочу посадить помидоры на подоконнике городской многоэтажки.

«Ичлом» Евгения Марковского

Режиссер: Аркадий Непыталюк

Текст Галины Джикаевой

Я помню, у меня дома, в Симферополе на самой верхней полке книжного шкафа лежат несколько тяжеленных альбомов со старыми фотографиями. Один в толстом кожаном переплете с картинкой московского Кремля на обложке. Другой – обтянутый розовым златотканым атласом. Мне, маленькой, тяжело было их поднять. Когда же фолианты извлекались маминой рукой и открывалась первая страница, я исчезала из сиюминутной цветной реальности и окуналась в черно-белый мир прекрасных сосредоточенных лиц, несколько искусственных поз, удивительно прекрасных поворотов головы, растерянных детских глаз. И мне казалось, я слышу неразборчивые голоса моих далеких во времени и пространстве родственников.

Так на читке пьесы «Ичлом» херсонского драматурга Евгения Марковского передо мной разверзлось пространство семейного эпоса, главным героем которого был парнишка, которому все время затыкали рот. Герой (читай: автор, т.к. пьеса автобиографична) не дает оценок своему окружению, терпеливо участвуя в жизни семьи и четко фиксируя малейшие детали бесхитростной коммуникации родственников. 

Читка началась и закончилась перечислением живших когда-то на одной улице: «…Павел и Августина, и их дети: Вислава, Владислав, Марчин, Тадеуш, Юзефа, Пётр, Анджей, и внуки: Юзеф, Пулёна…» Отсыл к библейскому: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его….» придает рассказу о семье бытийственный объем. И ты понимаешь, что этот мир — таинственный, мистериальный. И понимаешь, что настоящая, круто замешанная на муке грубого помола жизнь в провинции полна сложными иррациональными отношениями, необъяснимыми порывами, импульсами и поступками. И речь героев пьесы, состоящая на 48,7% из мата говорит не столько о маргинальности, сколько о высокой энергетической концентрации людей «совка», живущих в зловонных испарениях повседневного болота. Структура пьесы не фиксирована. По разрешению и настоянию автора тексты могут читаться и играться в произвольном порядке. Старые фотографии можно перекладывать как угодно, и каждый режиссер может рассказать историю этой семьи по-своему. Чем и воспользовался, и очень удачно, режиссер читки Аркадий Непыталюк. Простые гитарные аккорды отбивали границы сцен и вносили в атмосферу читки четкий ритмический рисунок. Актеры лихо и с видимой симпатией обжили тексты своих героев. Вообще в процессе действа чувствовалась грубоватая, но неподдельная нежность как автора, так и исполнителей к этому куску жизни. 

Первый и последний текст пьесы (после перечисления живших на улице соседей) гласит: «И все они живут и умирают там, пока не начинается война». Когда закончится война, идущая сегодня, я вернусь домой, заберусь на стул, сниму с самой верхней полки книжного шкафа тяжеленные альбомы моей семьи и вновь буду вглядываться в лица моих присных. Этой надеждой и живем.

«Гоголь-моголь» Ельвіна Рзаєва

Режисер: Дмитро Захоженко

Текст Анастасії Головненко

Другий текст молодого актора і драматурга Ельвіна Рзаєва — не менш провокативний, ніж перший («Молоко в легенях» презентували в рамках «Тижня» в минулому році). Обидва ці тексти підіймають гострі особистісні питання, розкриваючи їх через фізіологічні, майже молекулярні подробиці людського (біологічного) співіснування.

Сюжетно «Гоголь-моголь» розповідає про вивихнення у малого хлопця Макса сприйняття жіночого тіла (і характеру) й переформатування психіки й сексуальної поведінки. Гей-Макс переносить побачені в кіно сцени гетеро-кохання у стосунки із своїм братом, а фізично-психологічні вади своєї оголеної і бридкої бабці — на усіх жінок. Пізніше хлопці навіть прагнутимуть власної кастрації, заперечуючи й саму можливість продовження роду й злягання з жінкою. Врешті решт вирішивши народити дітей, Марк і Макс нарешті розуміють, що це не так вже і просто.

Важливо, що для більшості текстів української нової драми сюжетні подробиці й перипетії не є основними. Важливіше протягнути через події актуальну тему, вивівши її за рамки сюжету п'єси взагалі. Наприклад, текст Ельвіна Рзаєва, якщо оцінювати його сценічність або ж цілісність не є вибагливим, і ми можемо говорити про певну неповноцінність такого твору як драматургії (а не сценарію до короткометражної стрічки, наприклад). Однак, наш інтерес до нього полягає в його смислах. Драматург розкриває проблему морального виховання дітей, соціальної і сексуальної самоідентифікації людини, прийняття і поваги до геїв в середині родини, і навіть — можливість людини самостійно вирішувати свою долю. Усі ці теми бурхливо існують в невеликому за обсягом тексті, вибудовані у формат п'єси-вибуху, потужної «ін’єкції правди» від молодого театрального практика. І хоча текст художній, виглядає так, ніби події, описані у творі є документальними, адже емоційна складова діалогів і характерів настільки вражає глядача, що й по закінченню читань, він ще деякий час нерухомо зберігає тишу.