«Киев-Лисичанск». Звери в поезде04 июля 2016

 

Текст Анастасии Головненко

Фото Кристины Хоменко

 

Поезд до Северодонецка (он немного не доезжает) отправляется из Киева поздно ночью. В его вагонах мало детей и мало женщин. Я ехала одна, а со мной в купе бабушка Тася из Станицы Луганской, солдат с Волыни и еще один мужчина. Спать собрались почти сразу, хотя раззнакомившись, мы еще долго слушали рассказы бабушки Таси о том, как их бомбили, и как она с внуками, прячась в погребе, молились о том, чтобы если «попадет» – не ранило кого-то, а лучше убило сразу. В городе к тому времени не осталось «Скорой помощи», и уже не работали больницы. О том, как ее сын с семьей вскоре переехали под Черкассы, а она теперь вынуждена хоть иногда ездить к ним с тремя пересадками, ночуя на вокзалах – повидаться. О том, как полгода назад она пешком ходила к мужу в больницу и обратно: шла по дороге, потому что в лесу растяжки, и старалась вернуться домой засветло, ведь света в городе все еще не было. О том, как выжила их не прополотая с прошлого года клубника, и как она экономила воду для грядки, когда надо было сажать помидоры. Перед сном бабушка Тася сказала, что во всем виноват Майдан.

Поезд приезжает на станцию Рубежное перед вечером, отсюда до Северодонецка 15 километров – ездит маршрутка и можно взять такси. В городе и на вокзале много внедорожников с черными номерами, люди в форме и, как-то не очень много, по киевским меркам, простых прохожих. Однако, более ничего не говорит о том, что до настоящей войны всего 30-40 километров. Сегодня в Северодонецке премьера документального проекта Петера Шварца (VladOpera, Берлин) и Андрея Май (Национальный театр им. Ивана Франко, Киев) – «Байки Севера». Специально для этого спектакля в несколько этапов в северодонецкий театр приезжали драматурги из театрального движения «Украинской новой драмы»: Алексей Доричевский, Эльвин Рзаев, Елена Шумейко-Роман и Кристина Хоменко. Здесь авторы будущего спектакля знакомились с актерами, из документальных историй которых через два месяца и сплели канву пьесы.

Добравшись по узким служебным коридорам в зал, зрители рассаживаются на удобные места, буквально – при входе каждому выдают стул и предлагают сесть, где удобно. Пространство для показа – импровизированные кабаре-подмостки, оборудовали прямо на большой сцене ДК Строителей. Отсюда видны все театральные «внутренности»: колосники с софитами над головой, кулисы и машиннерия вокруг. Визуально зрителей как будто пускают в нутро театра, и, приоткрывая завесу тайного, рассказывают о судьбах актеров, как на интервью – от первого лица. Но, на сцене не люди-актеры, они переодеты в красочные костюмы зверей: белку, кота, поросенка и маму-зайчиху. Они визжат, кричат, топают ногами, заискивают перед зрителем и провоцируют его к диалогу. Начинаясь с кричащего фарса, спектакль все время предрасполагает зрителя к истерике и трагедии в финале. По крайней мере, в начале действа кажется именно так.

В звериных шкурках

Четыре истории, ставшие основой кабаре-спектакля – только растяжка, даже не совсем и пьеса, на которую авторы нанизывают темы и сюжеты из сегодняшней жизни. Актеры, читая монологи о себе, то и дело переспрашивают зрителя «Вам интересно?», будто бы сомневаясь, «неужели вам и вправду интересна МОЯ история?». Впрочем, в спектакль попали только выжимки из бесконечных интервью, записанных авторами – только самые яркие моменты: душераздирающие, трогательные, смешные. В сумбурных этюдах мы узнаем только немного о том, что произошло с героями после того, как был аннексирован Крым, разрушен родной Луганск и оборвались все невидимые нити, связывающие их с понятием «дом». Эти скетчи, как крики в толпе – всего лишь незаметные истории отдельных «маленьких», брошенных всеми людей.

Вот актриса Анна Живица в костюме белки смеясь, рассказывает о своих недоразумениях с сыном, бегает по залу, играет. Но вот она же, в следующем монологе, тихо-тихо напевая любимый псалом С. Рахманинова («Благослови душе моя Господа»), рассказывает, как пела его же в церковном хоре, не слыша себя, когда над храмом проносились салюты и ракеты. Следом «Кошачья» байка (актер Иван Шморгунов, раньше работал в «Театр 19») – о желании быть: понятым, услышанным, честным. В его истории вопросы об искусстве тесно сплетаются с экзистенциалистскими, дорастают до уровня Хайдеггеровской философии времени и бытия, и замирают, превратившись в морскую пену на большом экране, временно оставшись без ответов. А непосредственная на сцене и волевая в жизни Инна Амброзиева, в потешном розовом костюме зайца, проводит, по-моему, главную ось спектакля. Ее история – украиноязычной актрисы в «русском» городе – о желании устроиться в жизни, не подстраиваясь под очередных «красных» или «жовто-блакитных». О том, как не удалось провинциальной артистке стать примой на российской сцене, и как непросто было ей понять, что здесь, в Северодонецке, ты, оказывается, еще кому-то нужен. Обаяния социальному трешу придавали истории поросенка (в исполнении завлита луганского театра Татьяны Плис) о выдуманной детской стране, которая снится ее дочери. И вроде бы, речь в этих снах о несуществующих полумонстрах-полулюдях, а нет-нет, и вырисовывается аналогия с вооруженными людьми, нет-нет, и проскальзывает аллюзия на конфликт, маму-сепаратиску и всевидящее имперское око. А финальная утопическая часть постановки пытаясь назвать героев дня сегодняшнего своими именами, запинается, используя сильно зашифрованную аббревиатуру имен околовластных и огромное количество метафор.

Выстраиваясь пестрой чередой, истории актеров из перенесенного в Северодонецк и сохраненного, луганского театра перемешиваются и сливаются в единый вопль, крик о помощи. Здесь требуют оставаться собой и говорить правду, провоцируют действовать и реагировать. Смотреть такой спектакль – значит принимать участие в нем, быть здесь – знать политическую ситуацию в Украине и взять на себя часть ответственности, а может и даже постоять за себя. Существуя на грани сказочного кабаре и политической сатиры, спектакль и удивляет, и веселит, и ввергает в шок своего зрителя. Известный киевский провокатор, Андрей Май, заручившись поддержкой директора северодонецкого театра Сергея Дорофеева, идет на дерзкий эксперимент и по отношению к самим актерам. Столично-немецкая «группа поддержки» сразу после премьеры покинет город, оставив их лицом к лицу с местным зрителем, и вот тогда только станет понятным, что форма – игривая и очень смешная, избрана авторами из соображений безопасности, ослабления психологического давления и осторожности работы с хрупкой актуальной темой.

«Украина здесь начинается…»

Но, масштаб эксперимента не хотелось бы недооценивать. Теснясь в скромных возможностях документального театра, четыре «исконно драматических» актера существуют в новых амплуа. Вернее, антиамплуа. В процессе подготовки спектакля актеры вдруг понимают, что со сцены можно говорить о том, что волнует, вступая в диалог со зрителем, и даже выводя его на сцену. Игра здесь сводится к отстраненному изображению: «сейчас я белка, а сейчас актриса». И, как ни странно, такой поток непопулярных приемов просто завораживает сереродонецкого зрителя, воспитанного на «недорусском и недоукраинском» театре.

Проект спонсируется объединением VladOpera (куратор Петер Шварц) при поддержке Goethe-Institut в Украине, то есть – немцами, и примечательно это хотя бы потому, что во время Второй мировой войны весь город (тогда он назывался Лисхимстрой) был построен немецкими военнопленными. На улицах из-под асфальта до сих пор видна старая брусчатка «елочкой», город ровно разделен на 16, если я не ошибаюсь, кварталов – весь такой ровный, чистый, советский. Надо сказать, что в Северодонецке появляется такое ощущение, будто бы здесь какое-то время никто не жил, может быть, лет 15-20. Природа здесь явно имеет больше прав, чем архитектура, а последняя вряд ли похожа на современную. Первый храм, равно как и театр, в бывшем Лисхимстрое появился только в 1993 году.

Андрей Май и Петер Шварц во время премьеры спектакля Андрей Май и Петер Шварц во время премьеры спектакля

Что ж об ощущениях пространства на ином уровне – можно увидить много украинских флагов, лент, рисунков. Здесь, как будто, только начинается Украина – с вышиванок и символики, с первых, немного наивных патриотичных стихов и первых украиноязычных спектаклей. Здесь начинается новая жизнь, с новыми, еще не переосмысленными ценностями и ученическим страхом оступиться. И уезжать из Северодонецка несколько грустно. Светлый город завораживает нетронутостью и еще нераскрытыми возможностями. Проходя его улицами на прощанье понимаешь, насколько же был прав режиссер в финальной, да и, наверное, главной метафоре спектакля – снимая с актеров звериные шкурки, он в который раз настаивает на том, что на востоке Украины живут не звери, а люди. Нормальные, простые, достойные быть услышанными, и все еще, кому-то небезразличными.


Другие статьи из этого раздела
  • «Калигула»: Камю в картинках

    Накануне мы разговаривали с Явором Гырдевым и он сказал, что одна из его задач — создать «страшный спектакль», неуютный. Но «Калигула» не получился страшным. Слишком яркие краски постановки, персонажей, почти комиксовые герои, они появляются перед зрителем в тесном маленьком кругу мини-амфитеатра, специально созданного пространства на сцене центра им. Вс. Мейерхольда (восьмиугольник, завешанный красными шторами с красно-черной геометрической символикой). Каждый герой — типаж, у каждого своя ядерная краска, каждый новый входит в единственную дверь, восходит на постамент и говорит, что он не видел Калигулы.
  • Смысловой голод в  «Голоде Кнута Гамсуна»

    «Голод Кнута Гамсуна» создан по мотивам двух произведений писателя — «Голод» и  «По заросшим тропам». В первом — автор рассказывает, как некогда бродил полуголодный по улицам Христиании в поисках журналистского заработка, во втором — описывает свой послевоенный период жизни. Дабы оправдать тот факт, что Гамсун идейно поддерживал фашистскую Германию, его соотечественники пытались доказать ценной унизительных допросов, что старый писатель — безумен.
  • Любовь и магия в деревне

    В «Золотых Воротах» поставили «выброс из реальности» по А. Куприну
  • В вашем зале носорог

    Андрей Приходько поставил Эжена Ионеско в Театре Франка
  • Волчье танго. Дети-дикари

    Основная художественная задача DEREVO — передать телом любую сущность, любую эмоцию. Техника театра основана на танце «Буто», различных видах пантомимы, на клоунаде, акробатике, балетной технике и танцах народов мира. Вбирая мировой танцевальный опыт, DEREVO обрело свой собственный язык, и у себя на родине воспринималось как чудо и откровение.

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?