Под чужую будку^{20 апреля 2014}

ДАХ поставил «Эдипа» про Украину

Текст: Марыся Никитюк

Фото: freedownfall

Впервые опубликовано на Рlatfor.ma

После перерыва на революцию театр ДАХ возвращается в новом качестве и с обновленным спектаклем «Эдип. Собачья будка». Теперь постановка, получившая название «Собачья будка. Вид сверху. Вид снизу» превратилась в острое и безжалостное социальное высказывание о рабстве и безволии, поразительным образом перекликающееся с происходящим в Крыму и на Востоке.

Перебродив революцией, коллективной болью и шоком, в апреле театр ДАХ снова открыл свои двери для посетителей. Осенью 2013 Влад Троицкий, даховский основатель и режиссер, заявил в СМИ, что теперь театр будет существовать как проектный. Разница проектного и репертуарного театра заключается в том, что в проектном труппа играет постановку ровно столько, сколько посчитает нужным (так, например, существует театр в Англии). Но потом началась революция и всем как-то сразу стало не до театра, а «ДАХ» приостановил постановки.

Вдобавок ко всему, как и каждый организм, театр растет, развивается, видоизменяется, или, если не повезло, деградирует. На очередном витке изменений, когда труппу покинуло много актеров, остальные пребывали в легкой фрустрации, а в будущем Украины при президенте Януковиче мало кто мог себя разглядеть, ДАХ был вынужден либо исчезнуть, либо стать чем-то другим.

Майдан и все, произошедшее за эту зиму, в той или иной мере помогло многим людям и явлениям переродиться, найти новое качество смысла. Собственно, ребята снова запустили театр после длительной паузы с бывшим проектом «Эдип. Собачья будка» именно потому, что он, по их мнению, наиболее резонирует с нашими проблемами сейчас. «У нас были длительные разговоры: стоит „Эдипа" начинать или нет. Мы все пребывали в посттравматическом синдроме, но поняли, что единственное наше оружие — искусство, и с ним мы можем нести в мир свою мирную гранату», — говорит Соломия Мельник, актриса ДАХа.

В обновленной постановке «Собачья будка. Вид сверху. Вид снизу» («Эдип. Собачья будка») Влад Троицкий садит в клетку актеров, и мы наблюдаем за мелким, ничтожным и грязным копошением людишек, повторяющих обрывки фраз, которые можно услышать на улице от бабушек и вечно ноющих мужичков: раньше было лучше и колбаса дешевле. Поставленный еще в 2010-ом году, «Эдип. Собачья будка» был скорее сцепленным одной сценографией, одной клеткой публицистическим памфлетом на злобу дня и антиутопией об Эдипе, усиленной хоровым пением и басами виолончели. В прошлом первая часть — где в клетке живут и мечутся людишки, едят по расписанию, умываются по расписанию, поют по расписанию и бьют по расписанию — выглядела всем известным обобщением, от которого давно устали.

Но сегодня весь этот быдло-парад, культура паханов, диктат силы глупого является слепком, снятым с пророссийских волнений в восточной Украине. Портрет как диагноз, а заодно и приговор. Двадцать лет мы не замечали этих людей, мы снобски отворачивались от них, от заплеванных семечками улиц — и ехали кататься на велосипедах в Амстердам. Ответственность за этих, других людей лежит и на нас, нам нравилось быть на их фоне еще умнее, еще лучше, еще необычней. Так вся Украина и жила в разобщенных виртуальных мирах, и когда мыльный пузырь истории лопнул, мы вдруг рассмотрели самих себя, мы стали друг перед другом, фас в фас, глаза в глаза. И теперь конечно же поздно это исправлять, эти люди существуют, у них своя парадигма добра, своя правда, свои ценности — будто разные расы. Собственно, этот портрет и есть наш диагноз: они не хотят думать, мы — брать ответственность.

За годы независимости мы ничего не сделали, чтобы люди в Крыму или на Востоке полюбили Украину, потому что мы сами ее не любили. У нас не было страны, был завод, фирма, бизнес-компания неких людей, ставших политиками, но как-то мы это терпели и ждали. Ждали, что этот очень хилый баланс между реальностью и нашим представлением об этой реальности сохранится, что мы как-то славируем между чьими-то бизнес-интересами, и на фоне нечеловеческих условий работы в шахтах и под красным снегом Криворожья останемся вечными хипстерами.

Но вся эта империя зла, в борьбе с которой люди вдруг решили бороться и за свое представление Украины, была построена на чьих-то костях, сделав заложниками полстраны и превратив их в своих рабов. А рабство — не самое подходящее устройство общества для развития аналитических способностей у населения. И рабы в «Собачьей будке» — жестокие, глупые, безвольные — являются на самом деле срезом нашего общества. Пахан, его шестерки, женщины, деятели искусства, забитые страхом и безразличием, и некий человек в клетке, презирающий их всех, а они его. Этот человек — собирательный образ адекватного здорового украинца, который не согласен с быдло-порядком, не согласен, но продолжает сидеть в клетке. Во втором акте зритель и актеры меняются местами, и таким образом режиссер как бы говорит — чтобы там не произошло, но мы в клетке, мы все еще в клетке.

Первый акт заканчивается некой пророческой визией: паханы и орки вылезли в пространство зрителя и стали заколачивать оставшихся внизу людей досками. Ор и вой стонущих женщин буквально раздирает сердце. Они просят не закрывать их, они взывают к богу, ведь он милостивый и милосердный, он — может и да, а люди — нет. Под всеобщий рев изнасилованных, брошенных, потерявших самоуважение и надежду, их навсегда отрезает железным занавесом.

Вторая часть спектакля раньше собственно и была антиутопией по Софоклу «Царь Эдип». По причинам изменения состава театра этот акт был переформатирован в апокалиптический речитатив-концерт. Здесь ребята собрали части хоров от «Эдипа», вмонтировав в них этюды, песни, тревожные рваные басы виолончели и молитвы. В эту часть даховцы вложили всю свою приобретенную во время Майдана любовь и надежду, нарастающий струнный ритм тревоги перекликается с новостным рядом из Крыма, звучащим в контексте быдло-людей в первом акте. Перекликается — и в итоге звучит как набат.

ДАХ как театр вернулся в киевское пространство с «того, что болит». «Собачью будку» будут играть в апреле и в мае. А бурление новых идей, обмен опытом с молодым поколением театра, свежей кровью, будем надеяться, станут залогами новых постановок театра «ДАХ». Уже совсем на другую тему.