Влад Троицкий. Комплексный подход^{31 января 2008}

Интервью с Владом Троицким,

режиссером театра «ДАХ»

Разговаривала: Марыся Никитюк

Фотографировала: Ольга Закревская

«Ставить современную агрессивную пьесу мне интересно, но не ради эпатажа»

Влад Троицкий: Меня все время мучают вопросом, каким это образом я переехал из Бурятии в Украину? Или просят рассказать историю создания «ДАХа». Я могу, конечно. Но, может, о чем-нибудь новом поговорим?

Марыся Никитюк: О режиссуре?

В.Т: О, да, это я люблю. Режиссура — мой конек!

М.Н: Влад, ну зачем вы издеваетесь?

В.Т: Я не издеваюсь, я балуюсь.

Как я работаю

1. Когда я начинаю спектакль, то не знаю, по какой системе буду работать. Есть система реалистического бытового театра, который я почерпнул у Оглоблина, есть мистериальный театр и так далее.

Пример реалистического театра — это два первых акта «Женитьбы» и в какой-то степени «Анна». Эти два спектакля — бытовой реалистический театр. А поиск мистерий у меня начался через осознание украинского фольклора. Мне хотелось на основе украинской культуры создать спектакли-мистерии, которые были бы приняты без снисхождения урбанистическим сознанием. Насколько это удалось — думаю, что удалось.

2. Я специально ввожу себя в экстремальную ситуацию: создаю такие обстоятельства, при которых спектакль надо сделать быстро. Тогда скорее начинает работать бессознательное — только разумом построить практически ничего не возможно. Знание и ремесленная основа помогают делать технические вещи, но не создают сам спектакль.

3. Я прихожу на репетицию — у меня нет плана репетиции

4. Я исследую НЛП-технологии и в соответствии с этими методами пытаюсь спровоцировать актеров, разрушить стандартное восприятие мира и стереотипы их работы. Это происходит посредством разных вещей: тренингов, бесед, общения

Влад Троицкий создал ЦСМ «ДАХ» как открытую площадку в 1994 году. Сейчас является его единоличным режиссером

Трансформации как способ выживания

Есть такая гипотеза, что театр больше семи лет не живет. Постоянные кардинальные изменения — это один из способов выживания театра. Если не происходит изменения в направлении театра, то начинается стагнация: исчерпывание коллектива и художественных идей. «ДАХ» постоянно находился в движении, от открытой площадки и периода школ до репертуарного театра, от мистериального этапа к этапу «Идиотов» и к современной драматургии. И мне нравится, что сегодняшний поворот к социальной драме совпадает с реальной энергией времени. Я вижу, что публика начинает откликаться. Но я не преуменьшаю значимости моноспектаклей «Семь дней с Идиотом» по пьесам Клима, или мистериального цикла. Это так называемые сакральные территории, то, что держит дух театра. Священные коровы. Но в каждый период что-то должно быть локомотивом, источником энергии, сейчас это современная драматургия.

О современной драме в Украине

В Украине почти никто не занимается современной драматургией, в частности и русской «новой драмой». Есть что-то в Харькове, но этого мало для всей страны.

Сейчас опыты в этом направлении проводит Русская драма. Гете-институт регулярно проводит читки современной немецкой драматургии. А читки современной украинской драматургии проводит центр Леся Курбаса. Дмитрий Богомазов тоже ставит агрессивные современные пьесы («Роберто Зукко» Колтеса, «Женщина из прошлого» Шиммельпфеннига). Но всего этого недостаточно. Современная драматургия должна быть такой, чтобы о ней говорили, если это не так — значит, ее нет.

Коронация Слова проводит конкурс «Лучшая драматургия», Станислав Моисеев пытается ставить новую драматургию в Молодом театре. Но все эти попытки находятся на периферии сознания молодого зрителя. В Киеве среди молодежи ходить в театр не модно. Они не ходят в театр потому, что язык, на котором с ними говорят, не современен.

В декабре 2007 Троицкий выпустил две премьеры по современному агресивному материалу «Анну» Юрия Клвадиева и «Сексуальные неврозы…» Лукаса Берфуса

Украинский театр — театр скуки

Я театр никогда не любил, почти все, что я видел в Киеве, мне не нравилось. Пара походов в киевский театр в юности вызвали у меня жесткую аллергию, я не понимал, как нормальный человек может это выдержать.

Почему же вы тогда театром занялись? Это было безумие, не собирался я никогда театром заниматься. Мы пошли как-то учиться брейк-дансу по молодости, а попали к Черкову…

Черков вел брейк-данс? Нет, не он. В его актерской школе был Саша Токарчук, который давал уроки пантомимы, мы на них и попали вместо брейк-данса. А Черков там рассказывал, что весь театр, который нас окружает — это не театр. Говорил, что есть Ежи Гротовский, Анатолий Васильев, Тадеуш Кантор. И тогда уже появились ребята, которые у Васильева учились, тот же Юра Яценко, и Клим как явление возник. Я оказался в контексте другого театра, несвойственного Киеву и Украине.

Дора и Анна

Вопрос с маргинальной или брутальной пьесой стоит так: каким образом, при наличии ненормативной лексики, жестокости сюжета, выйти на метафизические смыслы? В «Сексуальных неврозах», мне кажется, нам это удалось, в «Анне» мы еще на пути к этому. «Анна» — метафизическая пьеса: когда ты перестаешь воспринимать ее как некий документальный срез из жизни шахтерского поселка, тогда начинаешь слышать и видеть ее как пьесу-размышление о жизни, о поступке, о женщине, о любви. Нужно добиться того, чтобы это просматривалось даже через слой брутальщины.

После серьезной драматургии Клима, я стал переборчивым и придирчивым. Но если говорить об «Анне», то, безусловно, Клавдиев талантлив, и энергия русской глубинки мне близка, я же человек из России. Поэтому, когда я прочитал сборник его пьес, то понял, что это можно поставить.

С Берфусом было иначе. «Сексуальные неврозы наших родителей» мне с самого начала по какому-то внутреннему импульсу показались схожими с фильмом Триера «Рассекая волны». Там нет прямых аналогий, но для меня и спектакль и фильм являются такой социальной драмой, которая переходит на метафизический уровень.

«Сейчас для пьесы „Бесхребетность“, над которой мы работаем, у меня еще совершенно нет формы. Это будет такой социальный трагифарс»

Культура зрелища

Долгое время я не мог решить, как сценографически выстроить «Неврозы». Потому, что сама пьеса — это скорее киносценарий, рассчитанный на жесткий монтаж: место действий меняется каждые две минуты. И в сценически едином пространстве очень сложно придумать лавку, гостиницу, квартиру, кабинет врача, и сделать так, чтобы это все не мелькало как бешеное. И чудом была придумана форма стеклянных коробок.

Сами понятия «культура зрелища», сценический дизайн в Украине очень слабо развиты. Пожалуй, серьезной сценографией занимаются только Андрей Жолдак и Дима Богомазов, а все остальное либо в формате псевдотрадиционного театра, либо бедного театра. Но бедный театр тоже обязан быть красивым, зрелище должно выглядеть стильно, и еще оно должно находиться в контексте мировой зрелищной культуры.

Проблема с современным материалом

Современной драматургии, интересной мне, мало. Я перечитал много русских пьес тех авторов, которых сейчас ставят в России: братьев Дуринковых, Пресняковых, Сигарева, Вырыпаева, Сорокина. Меня все это не задело. Это игры разума, очень талантливые, но в основном построены на стебе.

С западной драматургией тоже не все просто. Они апеллируют к тем энергиям и к тем смыслам, которые актуальны для западного общества. У них другое сознание, уровень культуры, культура восприятия, способ игры, другой театр. Ставить их современные пьесы все равно, что сейчас ставить по-настоящему «Чайку» или «Три сестры» Чехова, с психологизмом и бытовыми подробностями. Потому что героев, о которых писал Чехов, больше не существует, понять их без активной помощи режиссера нельзя.

Doc. драма

Документальную драму я не хочу ставить. Я могу играть в документ, но если он без художественной обработки, то мне не интересно. Брать интервью у бомжей, проституток, наркоманов и ментов, а потом из этого делать какой-то коллаж смыслов — я когда-нибудь, возможно, займусь этим, но пока меня это не привлекает.

Документальная драматургия в чистом виде Влада не прельщает, он хоть и находится в авангарде украинского театра, но предпочитает оставаться на территории поэтической эстетики, а не документальной

Маргиналы в центре

Повышенный интерес к маргиналам и жестоким сюжетам — это буржуазное явление, поскольку в театр на западе приходят люди с деньгами, это искусство для богатых. Они приходят посмотреть, как живут другие люди. У нас тоже уже произошло это социальное расслоение, но не так жестко, все равно многие люди попадают в метро и попадают в обойму разных социальных типов, Крещатик только чего стоит! В Европе все уже по-другому: люди из буржуазных кварталов никогда не видят низов общества, они не сталкиваются с ними нигде, но приходят посмотреть на них в театр.

Современная драматургия в Европе

Социальная драма была актуальной в Европе лет пятнадцать назад, когда буржуазная публика должна была посмотреть, как живет низ. В Англии натуралистический театр сейчас на пике, он составляет 90% репертуара лондонских театров, когда чуть ли не употребляют наркотики на сцене. Но уже в прошлом году одна из продюсеров театра Барбикан-центра говорила, что этот очень узкий жанр, который практически исчерпал себя. Другая волна, западные фестивали, сейчас ищут экзотику, красивости, с далекого Ирана, Афганистана, Африки. Европейские продюсеры пытаются привести нечто непонятное и этим как-то поразить, влить новую кровь. Классикой кто-то, конечно, занимается, но это скорее экзотика.

В Германии 70% репертуара составляет современная драматургия, завлит в театре — его называют драматургом — является очень важной персоной. Он фактически определяет политику театра, не режиссеры, а завлит ищет авторов, формирует репертуар.

Комплексный подход

Не думаю, что перепрофилирование нашего театра на современную драматургию, что-то изменит в киевской театральной жизни. Я же для них не существую. Но мы делаем комплексный подход. «Украина мистычна» уже срезонировала. Театрализация фольклора начиналась в «ДАХе», а потом это все разошлось по Украине. Думаю, что-то похожее может произойти и с социальной драмой.

Но серьезных изменений не произойдет до тех пор, пока не изменится система театрального образования. Должна появиться образовательная институция, связанная с Мыстецьким Арсеналом, с ГогольFest, с «ДАХом» в области современного театрально-визуального искусства. Тогда можно будет говорить об изменениях.

В театральном аспекте ГогольFestа важно то, что киевская публика за долгие годы «голодания» по качественному продукту сможет увидеть «новый театр» и сможет сравнить его с отечественным…

ГогольFest

Говоря о ГогольFest, нельзя рассматривать только его театральную часть. Этот фестиваль тем и уникален, что он мультикультурный и это его принципиальное отличие. Аналогов тому, что мы собираемся сделать, я не знаю даже в мире. Мы взяли такую форму потребления материальных благ, как «молл» — огромные магазины-города на выезде, куда ты погружаешься на целый день. А мы делаем культурный «молл» — человек приходит, потому что его заинтересовало одно, а получает полипродукт в одном месте, в одно время.

На фесте будут представлены качественным концентратом все фестивали Украины: Краина Мрий, Шешоры, Джаз-Коктебель, Крок, Молодость. Это будет Фестиваль фестивалей.

Театральная программа ГогольFest состоит из представителей «нового театра», которого Киев еще не видел. Это и театр «Дерево», и Петербургский театр «АХЕ», и Атила Виднянский из Венгрии, Владимир Панков из Москвы со своей SoundDrama, возможно Борис Юхананов с его проектом «Голем». Это будет образовательное событие для Киева и киевской публики, а если мы будем накапливать такой контент, то престиж фестиваля будет расти, и ГогольFest станет событием в мировом контексте.

Потребители

Мне нравятся лица публики, которая ходит в «ДАХ», она достаточно образованна, она готова размышлять. Но я редко вижу молодых людей, заряженных импульсом производить. Это — потребители. В Киеве культура потребления искусства находится на достаточно высоком уровне. Об этом говорят очереди на «Ночи короткого кино», на «Молодость», рынок артхаузного кино развивается. Но отечественная молодежь только потребляет западный или же русский продукт, она ничего не производит. И меня это поражает, потому что у молодежи должен быть главный тезис — взрослые все мудаки, все, что они делают — дерьмо. Они должны находиться в протестной форме, и в ней должен рождаться беспредел, от наивного до агрессивного, а я вижу какую-то вялотекущую с мягким темечком молодежь, грубо говоря, импотентов.

«Творческая молодежь обязана быть активной, а я в ней этого не вижу, они уже старички»

Украина vs. Россия

Нельзя сравнивать нас с Россией, потому что у них культура является предметом идеологии, это государственная политика, политика Империи. В империи культура должна быть мощной. Поэтому, как только возникает посыл от власти, сразу появляются люди, которые обрабатывают этот запрос, и в результате появляются такие живые проекты как тот жеNET, как «Новая драма», литературные чтения Любимовки. К тому же в Росси много культурных центров: Новосибирск, Екатеринбург, Питер, в конце концов — там жизнь идет. В Украине этого всего нет, власти плевать, что происходит в области культуры. К сожалению, деятельность в области культуры заключается только в обращении к историческому контексту. Например, надо восстановить Батурин. Это важно, но, делая прошлое, не занимаясь настоящим, ты делаешь мертворожденный продукт. Вектор развития должен быть направленным в будущее, ведь именно сейчас мы закладываем то, что сформирует лицо Украины через 7, 10, 20 лет.

P.S:

Можно ли сделать так, чтобы мат в театре звучал органично? Раньше я считал, что в Украине, где призрак духовности бегает по театрам, это нереально сделать. Но сформировалась молодая команда в «ДАХе», у которой выработался свой язык, и стало понятно, что можно не эпатируя, использовать тот же мат, как средство передачи информации, как выстрел.

На сегодняшний день «ДАХ» вместе с Владом Троицким являются единственным реальным жизнеспособным «двигателем» современной драматургии в пространстве Киева