Юрий Клавдиев. Фрагменты^{11 декабря 2008}

Беседовала Марыся Никитюк


Юрий Клавдиев — российский драматург, работающий в направлении «новая драма». Наряду с такими драматургами как Максим Курочкин, братья Пресняковы, братья Дурненковы, Наталия Ворожбит он является одним из самых интересных современных авторов.
Должно пройти время, чтобы оглянуться назад и с хирургическим беспристрастием аналитика дать оценку «новой драмы» как культурному феномену, но уже сейчас следует приобретать бесценный опыт общения с его представителями. Читая пьесы Клавдиева, соприкасаешься с жестким и некрасивым Урбаном. Мир не таков — хочется возразить Клавдиеву, но, возражая, понимаешь, что он именно таков, и поэтому возражаешь с удвоенной силой. В его пьесах магическим образом соединяется угарный садизм современного мира и крайняя лиричность мировосприятия. Его жестокие песни о городе ─ это новые мифы, где русалки, бомжи, робингуды, убийцы, подростки, наркоманы и менты ищут тепла, свободы и понимания.

«Мир действительно жесток, что тут поделаешь, но на 90% в этом виноваты мы сами…» ─ Юрий Клавдиев

Юрий Клавдиев

О том, как я начал писать пьесы

Сначала Миша Дурненков пригласил меня в театр к Вадиму Леванову «Голосова, 20» ─ была такая лаборатория в моем родном городе Тольятти, единственный театр который у нас занимался современной драматургией. Дело в том, что я кандидат в мастера спорта по фехтованию, а им нужен был фехтовальщик в спектакль по пьесе «Галка-Моталка», прекрасного украинского драматурга Натальи Ворожбит. Я в то время был журналистом, писал какие-то рассказы и полагал, что драматургия совершенно упадочный жанр. Я не очень любил театр в том виде, в котором тогда его видел, и в котором часто наблюдаю его сейчас.

А потом к нам приехал Вырыпаев в рамках программы «Культурная столица Поволжья», показав спектакль «Кислород». И я понял, что с этим направлением в театре я хочу иметь как можно больше общего, что это тот путь, с помощью которого можно повлиять на сознание зрителя, на себе прочувствовал, что такой театр воспринимается качественно иначе.

Актер с приклеенной бородой, завернутый в занавеску, говорящий стихами, даже, если он известный артист, а порой именно поэтому ─ это довольно скучно. Зритель привык воспринимать красивые музейные экспонаты. Он ходит посмотреть на живого Табакова, как мы с вами в зоопарк на бегемота. 90% процентов людей в зале смотрят на звезду безотносительно к качеству ее игры. А в «новой драме» качественно иной подход — люди, которых никто никогда не видел, берут исключительно тем, что разговаривают со зрителем о том, что ему интересно, больно, страшно. Именно с этим я хочу работать.

Об утопиях

Мне кажется, люди могли бы спокойно обходиться без власти. Я прекрасно буду чувствовать себя в любом безвластном утопическом строе. Я убежден в том, что если люди возьмутся за ум, буду больше читать, смотреть, развиваться, пользоваться мозгом хотя бы на 7%, то все будет гораздо лучше. Люди должны перестать смотреть телевизор, слушать ерунду, обогащать тех, кому на нас всех наплевать. Если все перестанут пить и начнут принимать психоделические наркотики, мир станет светлее, потому что человек попробовавший ЛСД или псилоцибиновых грибов, никогда не будет прежним, он слишком много сразу же узнает об этом мире, и этому человеку уже не нужен будет президент, милиция, он прекрасно поймет, что такое хорошо, что такое плохо и без нее.
О том, как театр может влиять на людей

Мы делали в Москве, втеатре «Практика», несколько специальных показов спектакля по моей пьесе «Собиратель пуль». Сначала показали его подросткам, учащимся в нескольких московских школах, потом провели обсуждение этого спектакля с ними и записали это на видео. На следующий день показали этот же спектакль учителям этих московских школ, после чего показали им видеообсуждение предыдущего дня. Учителя очень многое узнали о своих учениках, о том, как они на самом деле воспринимают мир. Некоторые из них были шокированы, этот шок был из-за лени. Учителя в какой-то момент поняли, что им было наплевать, о чем думают их ученики… им главное было отдежурить свои часы в школе и вложить в головы малышей какие-то определенные знания и только. Им важнее проявить свою власть над детьми, чем учить их жизни, потому что в учителя идут очень многие из тех, кого не взяли в милицию.

Но наш эксперимент имел серьезное мировоззренческое воздействие на обе стороны. Бывает, что зрители подходят после спектаклей и говорят: «спасибо, что вы вербализировали то, что было у меня в голове, то, что я не мог облечь в более-менее связные мысли. Теперь я знаю, что мне делать». Все оказывается так просто.

И потом слухи о таких спектаклях расходятся, как круги на воде, потому что мы даем людям то, что им на самом деле нужно — пищу для ума. Это и объясняет популярность театров «Практика», «Театр. Док». Для того, чтобы не отвлекать зрителя от главного нерва, мегасмылса, тот же «Театр. Док» отходит от принятого театрального минимума: не используется грим, декорации.

О моем герое

Мой герой ─ это подросток-бунтовщик, часть моей души. Люди подобного склада во все времена пытались сделать мир лучше, у некоторых это получалось. Это важно ─ не забывать о своих мечтах, о том, кем ты был, не смиряться с тем, что в силу обстоятельств ты превратился в говно, а помнить, что ты был богом.

«Я вырос с жесточайшим, твердым, как алмаз, убеждением, до сих пор живу с ним, что нужно убрать за ненадобностью три четверти человечества — и, наверное, наступит Золотой век»

В подростках — сила. Они, может, не очень зрелые, зато честные, на раз отличают фальшь от правды. Мне очень импонирует их основное желание — чтобы внешний мир оставил их в покое. На самом деле, это и наше желание, просто мы его почему-то стесняемся, а ведь нам больше всего на свете хочется, чтобы нам дали возможность заниматься тем, что нам нравится и не мешали.

Мой герой это одиночка. Я пытаюсь быть реалистичным — одиночка, каким бы сильным он не был, в конце концов, потерпит поражение. Брюс Уиллис побеждает только в «Крепком орешке», но это сказка, во всех остальных случаях он умирает на десятой минуте.

Мои герои неистово сражаются — это и есть та искорка очищения, ради которой стоит жить. Все мы умрем, важно, где и как.

О «новой драме» и славе

Мне нравится позиция Кирилла Серебренникова, который говорит, что эпоха андеграунда ─ хороша, но она закончилась. Нас начали пускать на большие площадки — и надо этим пользоваться. Хотя и не продаваться. Мне удается, моим друзьям тоже. Мы не участвуем в проектах, в которые нас зовут, только потому, что там деньги платят хорошие.

На российских фестивалях современной драматургии «Любимовка», «Новая драма» существуют те, кто целенаправленно создает конъюнктуру. Кто-то пытается сделать себе карьеру в нашем движении, написав пьесу а-ля Клавдиев-Дурненков-Вырыпаев ─ причём обязательно с матом и почернушней. Полагают, что так они сразу в струе. Но эти люди рано или поздно оказываются там, где им место — на помойке телевидения.

Я лично пришел в драматургию не для того, чтобы зарабатывать деньги или делать себе карьеру, я пришел для того, чтобы… нет, как-то пафосно получается, и так понятно для чего я пришел, для чего мы все, добрые люди, приходим на эту планету — чтобы сделать этот мир лучше.

О новом пути «новой драмы»

Раньше мы изо всех сил старались доказать, что мы не банда насильников и убийц, что мы не собираемся громить театры, избивать режиссеров и неугодных нам худруков. Сейчас философское затишье после драки ─ метафизическая философская фаза. Это очень хорошо видно в последних пьесах Вячеслава Дурненкова ─ «Экспонаты», «Ручейник», в пьесе Вадима Леванова «Ксения петербургская в бытии». Сейчас мы пытаемся постичь глубинные причины возникновения всемирного зла, причины той ямы, в которой мы все оказались. Понемногу прекращаем показывать людям, как все плохо, пытаясь постичь, почему все плохо.

Отказываетесь от насилия?
Нет. Потому что излечить болезнь гораздо быстрее путем жесткого хирургического вмешательства. Нам хочется сделать все побыстрее….

Неужели не осталось места для просветления?
Для меня это и есть просветление. Один мой друг говорит, что нужно воспитать смерть в голове, и, мне кажется, это наиболее подходящий вариант для сегодняшнего дня. Нужно воспитать в себе непрерывного воина, непрерывный воин никогда не обороняется, а всегда нападает. Этот мир таков, что система вынуждает нас непрерывно обороняться, потому что ей это выгодно, потому что система не готова к нападению.

О литературе и немного кино

В детстве это были фантастика, Жюль Верн, и Рей Брэдбери. Произведения, заставляющие человека думать и присматриваться к миру, в особенности книги Бредбери. С его бесконечными погружениями в море одуванчиковой поляны или с феноменом зайца, сидящего в траве, покрытого капельками росы — как он туда попал, ведь роса же кругом не тронутая?

Потом, спасибо перестройке, с 88 года у нас появились видео-салоны. На нас хлынулпоток американских фильмов категории Б. Это «Терминатор», «Рембо» ─ боевики, фантастика и фильмы ужасов. А мы ведь не имели ни малейшего представления об этом. Конан-варвар, Рембо говорил с нами на одном языке — нужно просто убить плохих людей и все будет хорошо — это было понятно.

«Но сейчас я пришел к толстовскому приятию: надо пробовать воспитывать людей, в моем случае ─ воспитывать драматургией»

О себе

Я не считаю себя Альбертом Эйнштейном или Иисусом Христом, у меня за спиной нет божественного провидения и прекрасной стены, в роли бога Яхве, моего отца. Я же обыкновенный человек, выросший в ужасном районе, в одном из наиболее жутких городов России, Тольятти. Но у меня получилось не стать таким, как мое окружение. Поэтому мне ужасно жалко тех людей, мне даже кажется, что их нужно убивать за ненадобностью, поскольку они — балласт. Но сейчас я пришел к толстовскому приятию: надо пробовать воспитывать людей, в моем случае ─ воспитывать драматургией.