Ave тело!^{08 ноября 2015}

Текст Кати Лазанюк

Фото Татьяны Бербат

Ночь, улица, группа людей сидит на холодном пороге серого угрюмого дома. Одесситам хорошо знакомо это историческое место – Бунина 12, здание на пересечении Бунина и Польской. Некогда это был городской ломбард – место навсегда утраченных ценностей и надежд. Оно и сейчас продолжает стяжать – прямо у входа расположено окошко обмена валют, и ни о чем не подозревающие прохожие буднично несут туда свои деньги. Сочетание тяжелых каменных фронтонов и дешевого пластика, непрерывное движение по тротуару напоминают о текучести времени. Актеры разбрасывают камни, придавливают ими листки отрывного календаря у ног зрителей. Потом эти люди (без костюмов и грима) увлекают своих гостей в глубины здания, чтобы на равных открывать его секреты, нарушать тишину и величественность старых залов, смотреть на котят в обветшалом внутреннем дворике, дышать воздухом и искать тонкую грань взаимоотношений живых и неживых тел.

Перформер из Днепропетровска, основатель UviMkneni Performing Arts Association Марина Лымарь не зря выбрала этот дом местом проведения своего site-specific проекта. Она утверждает, что именно он стал источником ее вдохновения. «Это совсем не то, что вам показалось…» – предупредила Марина Лымарь, и была абсолютно права. Зритель еще долго будет осознавать, что же он такое увидел. Но обескуражить – не главная цель работы мастера, главное – войти в процесс коммуникации со своим телом, с пространством, попытаться выстроить новые коммуникации со зрителем. Потому что, старые во многом уже не работают. Об этих и других ключах к современному искусству мы поговорили с Мариной сразу после перформанса.

Марина, расскажите подробнее, что такое UviMkneni Performing Arts Association?

UviMkneni – это сообщество людей, которое сформировалось в Одессе пять лет назад, когда я сюда приехала со своими первыми мастер-классами, посвященными физическому театру, движению, импровизации и перформансу. На эти лаборатории пришли разные люди – профессиональные танцовщики и актеры, аматоры-одним словом, те, кто интересуется собственным творческим развитием. Я приезжала регулярно, и в течение полугода, мы провели пять полноценных лабораторий, наработали много материала. Ребята попросили вынести его на публику. Спектакль, который получился в результате, мы назвали «Милые люди или What does «деликатность» mean?». Это был первый проект. И наше сообщество образовалось по нашему общему обоюдному желанию, легко и спонтанно. Позже, так же неформально – без всяких протоколов, собраний и презентаций, а именно посредством совместной объединяющей работы к сообществу присоединились ребята из Днепропетровска, Херсона, Киева. Сообщество продолжает прирастать талантливыми наполненными людьми, которым интересны современные перформативные практики.

То есть, у вас нет постоянного коллектива, труппы?

Нет, мы ведь не репертуарный театр. Мы работаем проектами. В наш теперешний site-specific performance вошла часть старой команды и новые люди.

Сколько времени занимает постановка одного проекта?

К примеру, этот – результат четырех творческих резиденций. Я приезжала в Одессу в период с июля по сентябрь. И в течение пяти дней творческой резиденции мы интенсивно работали в разных локациях здания по пять-шесть часов в день. Потом я уезжала, но процесс не прекращался, потому что ребята получали большой объём информации и продолжали её осмысливать. На следующей встрече мы обменивались возникшими идеями  и прорабатывали их. И теперь, после первых премьерных показов, процесс не останавливается. Мы продолжаем исследовать тему, идём вглубь. Каждый последующий перформанс может существенно отличаться от предыдущего в зависимости от обстоятельств, нашего настроения. Придёт другой зритель, изменится время года, температура воздуха. К нам приходят новые идеи, которые могут изменить структуру перформанса. Так что в следующий раз зритель увидит нечто новое.

В этой команде кто Вы, прежде всего – режиссер, хореограф, идейный лидер?

Скорее режиссёр, художественный лидер. Сейчас мне уже не так интересно работать над постановкой хореографии. Поиск пластического решения идеи вовсе не означает, что перформеры должны заучивать вслед за тобой связки. Интересно разрабатывать идею с людьми, тело которых способно импровизировать, а ум открыт новому. С теми, кто не боится выйти из зоны комфорта, за рамки привычного опыта. Это нелегко, это вызов самому себе, требующий усилий, преодолений и дающий в результате мощный толчок в личностном и профессиональном развитии. Именно с такими ребятами, смелыми, ищущими, молодыми и талантливыми мне выпадает возможность работать. И это – счастье!

Кроме работы со взрослыми Вы также преподаете для детей. Каков Ваш собственный творческий метод?

В Днепропетровске у меня есть школа «Другие Танцы», которой в следующем году исполняется 20 лет. У нас есть филиал в Одессе и в этом сезоне в Киеве также сформировалось комьюнити родителей, которые хотят, чтобы дети занимались физическим театром и креативным движением систематически.  Когда-то «Другие Танцы» начинали с шоу-форматов. Подобную «детскую болезнь» проходят многие. Этим надо переболеть, как ветрянкой или корью. Сейчас в нашей учебной программе – не только танец, но и телесная импровизация, актёрское мастерство, работа с голосом и речью. Детская природа экспрессивна и театральна. Я стараюсь создать такой творческий процесс, в котором потенциал ребёнка смог бы проявиться максимально, и ребёнок при этом был счастлив.  

Ваш первый спектакль «Милые люди», рожденный в Одессе, уже увидели на многих европейских фестивалях. Есть ли какие-то достижения?

Достижения есть: о нас писала профессиональная театральная критика, участие в фестивалях принесло новые интересные коммуникации, предложения, контракты. Если Вы имеете в виду призы – то их нет.  В большинстве своём театральные фестивали в Европе и в мире проходят как встречи, коллаборации людей, которые занимаются этим профессионально. Это обмен опытом. Мы смотрим спектакли друг друга. Возникают новые идеи, формы сотрудничества и проекты. Здесь нет грамот и дипломов. Момент соревнования противоречит самой природе искусства. Как можно решать, чьё авторское высказывание лучше, правильнее? Искусство – территория субъективного.

Бытует мнение, что артисты тщеславны. Насколько для Вас важно признание публики?

Да, творческие люди достаточно эгоцентричны. Не могу сказать, что мне не интересно внимание зрителя к тому, чем я профессионально занимаюсь, но, безусловно, это не является определяющим. Мы не ждем оваций и похвалы. Нам интересен танец, театр, перформанс, как область художественного опыта, в которой мы можем исследовать выразительные возможности тела. Мы экспериментируем, и каждый раз невозможно точно предсказать результат этого эксперимента. Нам нравится помещать себя в зону «незнания», и мы приглашаем зрителя поучаствовать в этом путешествии. Безусловно, подобная художественная практика сопряжена с риском. Какая-то часть аудитории её не принимает. Нам небезразлична реакция зрителя на то, что мы делаем. Но признание не становится для нас более важным, чем постоянный поиск и нарушение чьих-либо ожиданий…

Марина Лымарь

В своих проектах вы выводите зрителя из зоны комфорта. Он не сидит в темном зале в удобном кресле, а вынужден двигаться, контактировать с незнакомыми людьми, живо реагировать, действовать в ситуациях, к которым он не готов. Бывали ли случаи непринятия и агрессии?

Случалось, но нечасто.Несколько лет назад наши французские и немецкие партнеры пригласили спектакль «Милые люди» в программу международного фестиваля, который проходил в тысячном зале Донецкой оперы. Я понимала, что сцена оперного театра – не наш формат, спектакль требует более камерной обстановки. Однако, поразмыслив, мы дали согласие на участие. Спектакль начинается тем, что два перформера достаточно долго двигаются без музыки на полутёмной сцене. Внимательный зритель уловит в этой движенческой медитации свои смыслы, позволит себе свободу интерпретации. Тогда терпения зала хватило минут на пять. Потом начались выкрикивания и активные призывы к началу представления. Я сидела в зале и понимала, насколько сложно девчонкам работать на сцене при таком напряжении, и, конечно, мне было интересно, чем это все закончится. К концу спектакля зритель совершенно преобразился. На дискуссию осталось много людей. Многие признались, что не могут чётко сформулировать – о чём спектакль и что конкретно их задело, но они точно не остались равнодушными и через время, наверное, вновь захотели бы прийти на спектакль, но смотрели бы его уже по-другому. Такая метаморфоза, такой акт преображения  дорогого стоит.

Кто ваш зритель – обыватель, интеллектуал, будда?

Мы открываем миру наш процесс и не можем спрогнозировать, кто откликнется на этот призыв. Человек читает анонс, что-то его цепляет. Чтобы зацепило, нужно быть открытым, уметь рождать в себе энергию интереса  к тому, чего раньше не видел, чего не знал и не пробовал. Осознанно на наши проекты, мне кажется, идут умные и сложные люди, которые отказываются жить в прошлом. Им важно разобраться в том, где же они живут: в каком времени, в каком мире? Это люди особого замеса. Мы выявляем людей одной группы крови. Это метафизический процесс.

Вы утверждаете, что в своих работах не пытаетесь посылать зрителю конкретные месседжи, но все же преследуете какую-то цель?

Мы предлагаем зрителю быть вовлеченным в процесс, который, прежде всего, интересует нас. Процесс коммуникации друг с другом, процесс телесного ощущения себя здесь и сейчас, в этом пространстве. К заявленной в сегодняшнем перформансе теме взаимодействия субъекта и объекта мы пришли не сразу, а через опыт работы с физикой собственного тела, ответить на вопросы «Каков объем моего тела?», «Как оно чувствует температуру?», «Как оно откликается на звук, и откликается ли?». Это история об энергии, об умении ее чувствовать, синтезировать, аккумулировать, цепляться за неё. И этот процесс вырастает в определённую трансляцию, материализацию.

Сегодня мы видели не только движения тела, но и слышали текст. Вам не кажется, что, использовав слово, вы воздействовали на разум и потеряли в чувственности?

Не исключено. Возможно, в следующий раз мы попробуем только двигаться. Мы не готовились к этому намеренно. Я просто сказала ребятам, что если вам вдруг захочется что-то сказать – говорите, откройте себе и эту возможность.

Вы много импровизируете. Бывают ли неудачные импровизации?

Да. Это зависит от опыта. Обычно мы структурируем нашу импровизацию, это не хаос. Но иногда ты сам понимаешь, что не был сегодня до конца искренним, не смог, свалился в штампы. Случается, зритель приходит на импровизационные перформансы и уходит разочарованным: не случается этого выхлопа энергии, не выстраивается коммуникация. Причин этому может быть множество, в том числе и отсутствие у участников профессионального опыта и знания этой художественной практики. Вообще современный театральный процесс – это зона риска. Очень точно об этом сказала известный театральный критик Марина Давыдова:"Сила театральной культуры определяется не количеством зданий, режиссёров, артистов на ставке и проданных билетов, а именно тем, насколько велика в ней зона риска. Ведь не только большая часть театральных провалов, но и все без исключения открытия случаются именно здесь".

Какой театр интересен Вам как зрителю?

В классический театр я вожу своих родителей. Я очень требовательный зритель: уж очень много всего видела. Если мне предложат посмотреть, предположим «Баядерку», то в Opéra de Paris или Мариинский театр пойду с удовольствием. Послушать прекрасную музыку и получить эстетическое удовольствие от класса танцовщиков. Мне очень интересен современный театральный процесс, то, что создается сегодня. Есть прекрасные современные прочтения классических опер и балетов, ошеломляющие режиссёрские трактовки.

Как Вы считаете, какова роль физического театра в системе координат современного украинского театра?

В программах наших театральных вузов не преподаются телесные техники и соматические практики для актеров, которые бы помогли им узнать и почувствовать своё тело. Очень жаль. Я вот думаю, когда  в репертуарных театрах или на театральных фестивалях происходят читки, почему бы на них не сделать лабораторию физического движения, а потом обсудить и понять, как это повлияло на основной процесс читки пьесы, насколько это помогло или наоборот. Таких исследовательских вещей очень не хватает. Из подобной художественной практики мог бы родиться интересный и захватывающий постановочный процесс.

Как Вы считаете, способны ли новые паратеатральные формы вытеснить классический репертуарный дидактичный театр?

Никто отменить классический театр не может. У этого театра есть свой зритель, который продолжает его преданно любить. Но рядом с классическим театром должны существовать другие возможности, для того чтобы дать зрителю вариативность восприятия. Должны быть другие театры. Маленькие, средние, камерные. Физические. Нефизические. И чем их будет больше, тем зрителю будет интересней. В этом и есть драйв современного культурного процесса – его потрясающее разнообразие.

Что касается дидактичности? (Марина улыбается). Театр назидающий, воспитывающий зрителя, манипулирующий им и предписывающий ему следовать определённым эстетическим канонам, театр, кормящий зрителя высокохудожественной скукой, к счастью, остался в прошлом. Правда, в Украине это прошлое немного подзатянулось, по моему ощущению.

Современный театр – это театр зрителя, зрителя-творца. Каждый спектакль происходит не для него, а внутри него. Зритель наделяет увиденное личными смыслами, он свободен в своих интерпретациях. Современный театр – интимный опыт неравнодушного зрителя, он тестирует его на способность слушать, чувствовать, вычленять главное, читать между строк. Это территория абсолютного доверия.