Андрей Май: «Люк Персеваль поблагодарил нас за честность»06 мая 2015

 

Беседовала Анастасия Головненко

Фото Дана Воронова, Игоря Хобта, а также из архива Андрея Май и Театра им. И. Франко

 

Документальные постановки Андрея Май посвящены самым свежим страницам нашей истории. Они очень эмоциональны и сложны для восприятия хотя бы потому, что события, происходившие на Майдане или в зоне АТО слишком знакомы и близки зрителю. Внутри каждого, кто смотрит такую работу, как правило, происходит свой спектакль. Мы решили узнать, чем интересны для режиссера подобные эксперименты и как воспринимают спектакли в Украине и на гастролях.

 

Другие страницы «Дневников»

Мы показывали не только «Дневники», в Вену мы возили и «ато», в частности. Я не считал, но «Дневники Майдана» уже побывали в России, Польше, Литве, Финляндии, Великобритании, Германии, Киргизии, в июне еще планируется Словакия. Это то, что касается пьесы, спектакль был показан только в Гамбурге и Вене.

Там восприятие другое. Я так понимаю, это связано с появлением некой природной театральной и языковой дистанции. У актера появляется иной диалог со сценой, с залом. Например, в Гамбурге у нас был достаточно большой зал, и по атмосфере это была площадь, «майдан». Мы со зрителями становились участниками событий, и где-то в глубине сцены было зеркало. Мы видели себя и находились на Майдане, зажатом в пространство сцены. В Вене, наоборот, площадка была камерной, и появилась атмосфера живого разговора.

То же примерно произошло и со спектаклем «ато». Впервые он был показан в Москве, в Театре.doc: облупленные кирпичные стены и заложенные окна формировали атмосферу бункера и состояния войны. В Вене состоялась совершенно другая история. Абсолютно белое, стерильное пространство, залитое светом, а на весь масштаб дальней стены проецировался перевод, в который был «вписан» актер. К нам подошел один австрийский критик и сказал, что это лучший моноспектакль в его жизни. Потому что он, вопреки всему, получился не о войне, а о великом гуманизме. Он говорил, что постарается сделать так, чтобы спектакль увидели в Австрии и Германии – странах, которые прошли войну и нацизм, и для которых сейчас важно говорить о гуманизме, а не о толерантности.

Спектакль «Дневники Майдана». Вена Спектакль «Дневники Майдана». Вена

Спектакль «для заграницы» и не только

В разных странах по-разному воспринимают эти темы. Я тоже склонен был думать, что может быть это спектакль «для заграницы». В нем есть некая экзотика для зарубежного зрителя, хоть это и неуместное слово, есть информация о стране, в которой непонятно что происходит. Правда, мне хочется верить, что наши спектакли не о том, что творится в нашей стране, а о том, что происходит с людьми, о том, как они меняются. Так, «Дневники Майдана» – о том, что мы, украинцы (и я лично) сейчас проходим. Через что я прохожу, живя своей жизнью? Меняюсь я или не меняюсь? Моя позиция состоит в том, чтобы задавать вопросы благополучному обществу: у нас прошел Майдан, мы изменились или нет? У нас сейчас идет война, а мы здесь сидим в кафе. Это же параллельные миры, в которых мы существуем. Как говорит герой «ато», «шесть часов проехать – и там руки-ноги отрывают», но здесь, на нас это не отражается. Здесь я – потребитель, и от меня ничего не зависит, а на Майдане все зависело от всех. Сейчас точно так же в Донецком регионе, а здесь мы уже давно ничего не делаем.

Спектакль «ато: интервью с военным психологом» Спектакль «ато: интервью с военным психологом»

Гуманно ли наступать зрителю на «больные мозоли»?

Возможно вопрос еще и в том, чем наши работы отличаются от того, что мы видим в новостях, почему это – театр. Я же подразумеваю определенную трансформацию зрителя во времени и пространстве спектакля, следом за трансформацией актера. Потому существует лишь один критерий: происходит это изменение или нет. Если нет – значит, я что-то недоработал, значит, зрителя это не задевает, он мне не верит и относится к спектаклю, как к информации, а не поводу для своих рефлексий.

Это же не только тема войны в Донецке, или тема Майдана. А гуманно ли поднимать тему наших внутренних трансформаций?Да. Для меня это важно. Спектакль «ато» – это тема противостояния одного человека и системы. Он, являясь частью этой системы, государственного министерства – части государства, делает свою работу не так, как обычно ее делают «люди в системе». О чем мы здесь говорим: о войне или все-таки, о человеке, который выполняет свой долг? Я хочу говорить об этом, и это не просто гуманно. Это необходимо.

Спектакль «Дневники Майдана». Киев Спектакль «Дневники Майдана». Киев

Режиссеры считают, что о Майдане и войне пока не стоит ничего ставить.

Ну да, это позиция людей, которые ничего такого и не ставят.

Я считаю, что это нужно делать, прямо сейчас. Не хочу, чтобы это стало общей историей, о которой мы будем вспоминать через несколько лет, или несколько десятков лет, как о Великой Отечественной войне. Она принесла что-то ужасное, но уже так далека для нас сегодняшних. Инструментарий документального театра, и мои желания как режиссера, состоят в том, чтобы разобраться в происходящих событиях. Звучит, конечно, слишком пафосно, но это так. Я ведь живу сейчас, когда же я должен об этом говорить?

Да я и сам после Майдана не хотел ставить этот материал. Я думал, что мы с Наташей Ворожбит все сделаем, расшифруем сообща, но ставить будем потом. Или не будем. А следом я поехал в Германию, на языковую и культурную стажировку, и там пересмотрел все наши записи. А после того, как текст был представлен в Лондоне, я понял, что появилась такая чисто режиссерская потребность в постановке. Иначе я никогда не смог бы работать с этой темой, она бы для меня не трансформировалась, я сам в ней не разобрался бы. Мне кажется, что любой режиссер в первую очередь разбирает то, что происходит в нем (и в мире) через свои спектакли.

Читка «Дневников Майдана». Гданск Читка «Дневников Майдана». Гданск

Мы конечно, можем не называть это коммунизмом, но чем тогда это называть?

Часто материал диктует идеи, а сами отобранные факты не идут сплошным потоком. «Дневники Майдана» – это результат и моего вмешательства, а не просто текст Ворожбит. Это перекроенный текст, и классическая модель композиционного построения там тоже присутствует. Есть вектор нашего движения и разговора, но, например, финал мы искали очень долго – до тех пор, пока я не понял, как хорошо само по себе парадоксальное заявление, которое звучит в финале. О том, что идеальная форма правления – это коммунизм, такая утопическая модель. И ведь действительно, то, что происходило на Майдане, где каждый отдавал себя, и все, что мог… мы, конечно, можем не называть это коммунизмом, но чем тогда это называть?

В спектакле присутствует сквозная идея, я ее чувствую и веду. Это не случайный набор средств и материала, собранного и представленного зрителю. Я всегда предполагаю, что происходит со зрителем во время спектакля. Думающим зрителем.

Спектакль «Кордони і відстані» Спектакль «Кордони і відстані»

Беженцы. Новая тема?

Недавно как раз говорили об этом, после премьеры «ато». У меня появилась знакомая, из тех людей в фейсбуке, которых мы не совсем и знаем, пенсионерка из Донецка. Она сделала пост, который меня страшно «накрыл». Ее текст – результат наших фобий и появившегося разделения общества на определенные сорта, которое было и раньше, а сейчас будто бы особенно материализовалось. В данном случае эта интеллигентная женщина попадает жить в Киев и сталкивается с тем, чтоее считают второсортной, и это страшно. Даже в «Дневниках Майдана» есть монолог о «людях из Енакиево».

Режиссер Андрей Май на лондонском Майдане (справа) Режиссер Андрей Май на лондонском Майдане (справа)

Как гражданин и режиссер

Наверное,я понимаю, почему меня так притягивают эти темы. Во время Майдана появилось две огромных реальности: одна, в которой я живу, хожу на работу, а вторая – в которой происходит Майдан. Год назад я не мог это принять, не мог понять, как так происходит. Как происходит то, что начинает убивать людей. Как это может быть в 21 веке в моей стране, в моем городе… тогда у меня появились эти две реальности. Может быть, это сейчас возможность этот огромный вакуум двух миров исследовать.

Как гражданин я заинтересован в том, чтобы моя страна была более открытой. В том, чтобы в мире, в частности,в Европе, знали о том, что здесь происходит. В том, чтобы мы об этом говорили честно. Чтобы было понимание, что эти спектакли – это не оды Майдану, не парад в честь АТО или возгласы «крымнаш». Это другие вопросы – более «некрасивые», и они должны быть такими, звучать в такой форме. Потому что только наша честность и может что-то сказать о нас.


Другие статьи из этого раздела
  • «Песочница» в Черниговском театре

    Режиссер Виктория Филончук, сделав в прошлом году в рамках фестиваля «Тиждень актуальної п’єси» читку текста польского драматурга Михала Вальчака «Песочница», предложила ее для постановки художественному руководителю Черниговского театра им. Шевченко Андрею Бакирову
  • Кордони та відстані: вистава для адекватних

    Я вважала себе порівняно адекватною, однак, коли на «ГогольFest 2015» показували виставу «Кордони та відстані» я розмахувала над головою російським триколором і кричала «Спасибо!»
  • Тургенев по Фрейду

    По традиции, название пьесы в Театре на левом берегу Днепра изменили. Был  «Месяц в деревне» господина Тургенева, а вышло… «Высшее благо на свете» господина Билоуса. В  «Месяце» была типичная тургеневская элегия, граничащая с наивной сладковатой сентиментальностью, а в  «Высшем благе» получилось море зловещей любви. Здесь все любят друг друга и все — не взаимно, а посему — воспламеняются, бьются в конвульсиях, сходят с ума, погибая от страсти.
  • Молоді в Молодому

    ХХ століття в театральному контексті пройшло під гаслом звільнення від «гніту драматурга», від букви і духу п’єси, — це епоха остаточного формування і становлення професії режисера. У ХХІ столітті стало зрозуміло, що яким би методом, технікою чи школою не володів режисер, цього замало без якісної драматургії. І нині в світі відбувається бум драматургії, переважно штучний, спровокований нестачею постановочних текстів і режисерським запитом на нову драму. Найбільш театральні Європа і Росія конвеєром продукують драматургічні твори, що випробовуються на сцені і одразу ж зникають, не затримуючись ніде надовго
  • Вне знаковой системы

    В театре Франко показали одноактные балеты Анны Герус и Раду Поклитару

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?