Андрей Май: «Люк Персеваль поблагодарил нас за честность»06 мая 2015

 

Беседовала Анастасия Головненко

Фото Дана Воронова, Игоря Хобта, а также из архива Андрея Май и Театра им. И. Франко

 

Документальные постановки Андрея Май посвящены самым свежим страницам нашей истории. Они очень эмоциональны и сложны для восприятия хотя бы потому, что события, происходившие на Майдане или в зоне АТО слишком знакомы и близки зрителю. Внутри каждого, кто смотрит такую работу, как правило, происходит свой спектакль. Мы решили узнать, чем интересны для режиссера подобные эксперименты и как воспринимают спектакли в Украине и на гастролях.

 

Другие страницы «Дневников»

Мы показывали не только «Дневники», в Вену мы возили и «ато», в частности. Я не считал, но «Дневники Майдана» уже побывали в России, Польше, Литве, Финляндии, Великобритании, Германии, Киргизии, в июне еще планируется Словакия. Это то, что касается пьесы, спектакль был показан только в Гамбурге и Вене.

Там восприятие другое. Я так понимаю, это связано с появлением некой природной театральной и языковой дистанции. У актера появляется иной диалог со сценой, с залом. Например, в Гамбурге у нас был достаточно большой зал, и по атмосфере это была площадь, «майдан». Мы со зрителями становились участниками событий, и где-то в глубине сцены было зеркало. Мы видели себя и находились на Майдане, зажатом в пространство сцены. В Вене, наоборот, площадка была камерной, и появилась атмосфера живого разговора.

То же примерно произошло и со спектаклем «ато». Впервые он был показан в Москве, в Театре.doc: облупленные кирпичные стены и заложенные окна формировали атмосферу бункера и состояния войны. В Вене состоялась совершенно другая история. Абсолютно белое, стерильное пространство, залитое светом, а на весь масштаб дальней стены проецировался перевод, в который был «вписан» актер. К нам подошел один австрийский критик и сказал, что это лучший моноспектакль в его жизни. Потому что он, вопреки всему, получился не о войне, а о великом гуманизме. Он говорил, что постарается сделать так, чтобы спектакль увидели в Австрии и Германии – странах, которые прошли войну и нацизм, и для которых сейчас важно говорить о гуманизме, а не о толерантности.

Спектакль «Дневники Майдана». Вена Спектакль «Дневники Майдана». Вена

Спектакль «для заграницы» и не только

В разных странах по-разному воспринимают эти темы. Я тоже склонен был думать, что может быть это спектакль «для заграницы». В нем есть некая экзотика для зарубежного зрителя, хоть это и неуместное слово, есть информация о стране, в которой непонятно что происходит. Правда, мне хочется верить, что наши спектакли не о том, что творится в нашей стране, а о том, что происходит с людьми, о том, как они меняются. Так, «Дневники Майдана» – о том, что мы, украинцы (и я лично) сейчас проходим. Через что я прохожу, живя своей жизнью? Меняюсь я или не меняюсь? Моя позиция состоит в том, чтобы задавать вопросы благополучному обществу: у нас прошел Майдан, мы изменились или нет? У нас сейчас идет война, а мы здесь сидим в кафе. Это же параллельные миры, в которых мы существуем. Как говорит герой «ато», «шесть часов проехать – и там руки-ноги отрывают», но здесь, на нас это не отражается. Здесь я – потребитель, и от меня ничего не зависит, а на Майдане все зависело от всех. Сейчас точно так же в Донецком регионе, а здесь мы уже давно ничего не делаем.

Спектакль «ато: интервью с военным психологом» Спектакль «ато: интервью с военным психологом»

Гуманно ли наступать зрителю на «больные мозоли»?

Возможно вопрос еще и в том, чем наши работы отличаются от того, что мы видим в новостях, почему это – театр. Я же подразумеваю определенную трансформацию зрителя во времени и пространстве спектакля, следом за трансформацией актера. Потому существует лишь один критерий: происходит это изменение или нет. Если нет – значит, я что-то недоработал, значит, зрителя это не задевает, он мне не верит и относится к спектаклю, как к информации, а не поводу для своих рефлексий.

Это же не только тема войны в Донецке, или тема Майдана. А гуманно ли поднимать тему наших внутренних трансформаций?Да. Для меня это важно. Спектакль «ато» – это тема противостояния одного человека и системы. Он, являясь частью этой системы, государственного министерства – части государства, делает свою работу не так, как обычно ее делают «люди в системе». О чем мы здесь говорим: о войне или все-таки, о человеке, который выполняет свой долг? Я хочу говорить об этом, и это не просто гуманно. Это необходимо.

Спектакль «Дневники Майдана». Киев Спектакль «Дневники Майдана». Киев

Режиссеры считают, что о Майдане и войне пока не стоит ничего ставить.

Ну да, это позиция людей, которые ничего такого и не ставят.

Я считаю, что это нужно делать, прямо сейчас. Не хочу, чтобы это стало общей историей, о которой мы будем вспоминать через несколько лет, или несколько десятков лет, как о Великой Отечественной войне. Она принесла что-то ужасное, но уже так далека для нас сегодняшних. Инструментарий документального театра, и мои желания как режиссера, состоят в том, чтобы разобраться в происходящих событиях. Звучит, конечно, слишком пафосно, но это так. Я ведь живу сейчас, когда же я должен об этом говорить?

Да я и сам после Майдана не хотел ставить этот материал. Я думал, что мы с Наташей Ворожбит все сделаем, расшифруем сообща, но ставить будем потом. Или не будем. А следом я поехал в Германию, на языковую и культурную стажировку, и там пересмотрел все наши записи. А после того, как текст был представлен в Лондоне, я понял, что появилась такая чисто режиссерская потребность в постановке. Иначе я никогда не смог бы работать с этой темой, она бы для меня не трансформировалась, я сам в ней не разобрался бы. Мне кажется, что любой режиссер в первую очередь разбирает то, что происходит в нем (и в мире) через свои спектакли.

Читка «Дневников Майдана». Гданск Читка «Дневников Майдана». Гданск

Мы конечно, можем не называть это коммунизмом, но чем тогда это называть?

Часто материал диктует идеи, а сами отобранные факты не идут сплошным потоком. «Дневники Майдана» – это результат и моего вмешательства, а не просто текст Ворожбит. Это перекроенный текст, и классическая модель композиционного построения там тоже присутствует. Есть вектор нашего движения и разговора, но, например, финал мы искали очень долго – до тех пор, пока я не понял, как хорошо само по себе парадоксальное заявление, которое звучит в финале. О том, что идеальная форма правления – это коммунизм, такая утопическая модель. И ведь действительно, то, что происходило на Майдане, где каждый отдавал себя, и все, что мог… мы, конечно, можем не называть это коммунизмом, но чем тогда это называть?

В спектакле присутствует сквозная идея, я ее чувствую и веду. Это не случайный набор средств и материала, собранного и представленного зрителю. Я всегда предполагаю, что происходит со зрителем во время спектакля. Думающим зрителем.

Спектакль «Кордони і відстані» Спектакль «Кордони і відстані»

Беженцы. Новая тема?

Недавно как раз говорили об этом, после премьеры «ато». У меня появилась знакомая, из тех людей в фейсбуке, которых мы не совсем и знаем, пенсионерка из Донецка. Она сделала пост, который меня страшно «накрыл». Ее текст – результат наших фобий и появившегося разделения общества на определенные сорта, которое было и раньше, а сейчас будто бы особенно материализовалось. В данном случае эта интеллигентная женщина попадает жить в Киев и сталкивается с тем, чтоее считают второсортной, и это страшно. Даже в «Дневниках Майдана» есть монолог о «людях из Енакиево».

Режиссер Андрей Май на лондонском Майдане (справа) Режиссер Андрей Май на лондонском Майдане (справа)

Как гражданин и режиссер

Наверное,я понимаю, почему меня так притягивают эти темы. Во время Майдана появилось две огромных реальности: одна, в которой я живу, хожу на работу, а вторая – в которой происходит Майдан. Год назад я не мог это принять, не мог понять, как так происходит. Как происходит то, что начинает убивать людей. Как это может быть в 21 веке в моей стране, в моем городе… тогда у меня появились эти две реальности. Может быть, это сейчас возможность этот огромный вакуум двух миров исследовать.

Как гражданин я заинтересован в том, чтобы моя страна была более открытой. В том, чтобы в мире, в частности,в Европе, знали о том, что здесь происходит. В том, чтобы мы об этом говорили честно. Чтобы было понимание, что эти спектакли – это не оды Майдану, не парад в честь АТО или возгласы «крымнаш». Это другие вопросы – более «некрасивые», и они должны быть такими, звучать в такой форме. Потому что только наша честность и может что-то сказать о нас.


Другие статьи из этого раздела
  • Выдался июль

    «Июль» как литературный текст, коим он все-таки не является (потому что написан для сцены), ни о чем новом не говорит, Сорокин может таких вот героев дедушек-маньяков, матерных людоедов, из замшелой глубинки пачками сочинять. Если «Июль» воспринимать буквально, то это не самая удачная помесь Достоевского с Ганнибалом Лектором. Но вначале текста есть пометка: предназначен исключительно для женского исполнения. Это важно
  • Рожеві сльози

    Спектакль «Рожевий міст» по роману Роберта Джеймса Уоллера «Мости округу Медісон» поставила дочка Роговцевої Катерина Степанкова на «замовлення» матері. Можна вважати, що це перша повноцінна масштабна постановка Степанкової. Дебютувала акторка-режисер мелодрамою про мрії і про історії, що можуть тривати всього 4 дні, а лишати по собі 20 років пам’яті і 20 років кохання. Офіційне святкування ювілею Ади Роговцевої пройде 2 листопада в Театрі ім. І. Франка виставою «Якість зірки» у постановці Олексія Лісовця.
  • «Зверь и добродетель» в Молодом театре: неитальянская комедия

    Идеально для любителей сальных шуток, ярких декораций и потерянного времени.
  • Радянська історія в іспанській драматургії

    Уся дія постановки відбувається в кабінеті Булгакова, поруч з письмовим столом лежать стоси книжок і телефон… Зловісний телефон, який назавжди змінив долю письменника. Один-єдиним дзвінком Сталін вселяє в Булгакова думку про те, що готовий до розмови з ним. Цим самим він робить письменника одержимим таємним бажанням зустрітися. Вождь ввижається йому повсюди, він з ним говорить і диктує тексти нових листів
  • «Киев-Лисичанск». Звери в поезде

    О том, как в Северодонецке поставили документальный спектакль об актерах с востока и Крыма

Нафаня

Досье

Нафаня: киевский театральный медведь, талисман, живая игрушка
Родители: редакция Teatre
Бесценная мать и друг: Марыся Никитюк
Полный возраст: шесть лет
Хобби: плохой, безвкусный, пошлый театр (в основном – киевский)
Характер: Любвеобилен, простоват, радушен
Любит: Бориса Юхананова, обниматься с актерами, втыкать, хлопать в ладоши на самых неудачных постановках, фотографироваться, жрать шоколадные торты, дрыхнуть в карманах, ездить в маршрутках, маму
Не любит: когда его спрашивают, почему он без штанов, Мальвину, интеллектуалов, Медведева, Жолдака, когда его называют медвед

Пока еще

Не написал ни одного критического материала

Уже

Колесил по туманным и мокрым дорогам Шотландии в поисках города Энбе (не знал, что это Эдинбург)

Терялся в подземке Москвы

Танцевал в Лондоне с пьяными уличными музыкантами

Научился аплодировать стоя на своих бескаркасных плюшевых ногах

Завел мужскую дружбу с известным киевским литературным критиком Юрием Володарским (бесцеремонно хвастается своими связями перед Марысей)

Однажды

Сел в маршрутку №7 и поехал кататься по Киеву

В лесу разделся и утонул в ржавых листьях, воображая, что он герой кинофильма «Красота по-американски»

Стал киевским буддистом

Из одного редакционного диалога

Редактор (строго): чей этот паршивый материал?
Марыся (хитро кивая на Нафаню): его
Редактор Портала (подозрительно): а почему эта сволочь плюшевая опять без штанов?
Марыся (задумчиво): всегда готов к редакторской порке

W00t?